Однажды я вместе с Доном Доллом и Альдо Форте возвращался в лагерь из любимого бара тренеров после партии в покер. Мои попутчики обсуждали журнальную статью, смысл которой сводился к тому, что в НФЛ играет мало суперзвезд. В «Грин-Бэй» их была целая россыпь, возможно сразу пять человек, в то время как во многих командах не было ни одного игрока звездного статуса. Оба тренера склонялись к тому, чтобы согласиться с этим утверждением, но когда я спросил их о суперзвездах в составе «Детройта», они не долго думая с гордостью выдали список, который затмил собой количество звёзд «Пэкерс». Итак, за «Лайонс» играли Джо Шмидт, Роджер Браун, Терри Барр, Алекс Каррас (если не принимать в расчет его дисквалификацию), Джон Горди, конечно же, а ещё Гэйл Когдилл и Найт -Трэйн Лэйн. Возможно, сюда стоит добавить несколько человек, например Уэйна Уокера и Йеля Лэри, но первые семь игроков, без сомнения, возглавят этот список.
«Чемпионство в кармане», — сказал я.
По их словам, у команды есть и слабости, ведь в составе двадцать две позиции, а ещё нужны сильные игроки спецкоманд и скамейка. Они не стали обсуждать слабые места «Детройта», а предпочли рассказать о суперзвездах, с удовольствием пройдясь по составленному ими списку. О двух последних игроках, Когдилле и Лэйне, говорить было проще всего, так как их навыки бросались в глаза. Когдилл был удивительным спортсменом, быстрым, невероятно координированным, настоящим атлетом, которому почти все давалось слишком легко.
Он был олицетворением нападения. Игрока всегда можно оценить, представив, сколько проблем он может создать вашей команде; мысли о Когдилле, который выбегает из построения соперника и оказывается в вашей линии секондери, достаточно, чтобы вызвать приступ гнева.
«А Найт-Трэйн?»
«Не хотел бы я играть против него», — ответил Альдо. «Он самый жесткий корнербек лиги. У него ноги как соломинки, сам он кожа да кости, но стоит ему оказаться рядом, и шутки заканчиваются: захватывает он сурово».
Альдо покачал головой, вспоминая некоторые из захватов. Он рассказал мне, как Найт-Трэйн Лэйн ударил квотербека «Нью-Йорк Джайентс» Уай Эй Титтла (это произошло морозным днём 1962 года) — удар был такой силы, что комбинации «Джайентс» просто вылетели у него из головы. Титтл поднялся с земли и пошатываясь отправился в хаддл, где его ждали товарищи по команде. Они наклонились к нему в ожидании следующей комбинации, выдыхая клубы пара сквозь маски, но слышали только своё тяжелое дыхание. Тогда Титтл сказал: «Боже, я не… я не могу вспомнить ни одной комбинации».
Его отправили на скамейку. Перед квотербеком появился доктор Суини, врач команды, и спросил:
«Как тебя зовут?»
«Уай Эй Титтл».
Он знал всё остальное — имя доктора, сегодняшнюю дату, знал, что «Джайентс» играют против «Лайонс», но комбинации и формации испарились. Он помнил несколько старых школьных розыгрышей и несколько комбинаций «Сан-Франциско» (он играл там до перехода в «Нью-Йорк»), и ничего больше. Только во время перерыва после первой половины Титтл пришёл в норму и вспомнил все комбинации.
Вдруг Дон Долл предложил мне: «Почему бы тебе не попробовать сыграть на позиции Найт-Трэйна, корнербеком — увидишь, насколько это сложнее, чем игра в нападении». Он улыбнулся Альдо Форте, который тренировал линию нападения. Между защитой и нападением всегда существовало противостояние.
Форте покачал головой и заворчал.
«Нам нельзя терять квотербека», — сказал он. «Большой скримидж в Понтиаке уже на следующей неделе».
«А завтра будет скримидж?» — спросил я, запинаясь.
«Нападение будет отрабатывать комбинации против защиты», — ответил Долл. «Мы наденем на тебя красную майку и дадим провести несколько розыгрышей».
«Хорошо, я так и думал», — сказал я.
Долл предложил мне поговорить с Найт-Трэйном вечером и попросить у него подсказки. Я нашёл его в столовой, взял поднос, сел к нему и спросил, найдётся ли у него время для разговора сегодня вечером.
«Конечно», — ответил Найт-Трэйн.
Мы встретились в его комнате перед вечерним собранием. Проигрыватель крутил песни Дины Вашингтон, Трэйн сделал потише, но не выключил его. Пластинки переворачивались и падали на уже прослушанные, игла опускалась, и голос жены Трэйна звучал снова, едва слышно. Иногда кажется, что каждый разговор в тренировочном лагере проходил на фоне работающего радио или проигрывателей.
«Должно быть, здорово слышать этот голос», — спросил я.
Трэйн улыбнулся и ответил, что так и есть. Его шкаф был увешан большими глянцевыми фотографиями жены, на некоторых она стояла с двумя детьми от предыдущего брака. Найт-Трэйн был ее восьмым мужем. На каждой фотографии был автограф и подпись. Одна из них была подписана «Мамочка», а надпись гласила: «Я слежу за всеми поездами».
Слушать Трэйна было легко — у него был высокий, располагающий к себе голос; если он говорил о чём-то серьезном, то его тон становился мягким и живым. У него была странная привычка растягивать односложные слова на три — слово «нет» превращалось у него в «нет-те-а» — он предпочитал сложные слова простым и любил добавлять суффиксы в конце слов — «капитанство», например — так что его язык был богатым, и требовалось определенное усилие, чтобы понять смысл некоторых его фраз. Трэйн предложил мне стул, а сам уселся на кровать. На нем был сиреневый костюм, и я заметил маленькую монограмму на нагрудном кармане.
Он начал с рассказа об изменениях, свидетелем которых стал с момента своего прихода в профессиональный футбол, своего «начинательства», как он его назвал.
«Футболисты теперь не такие сильные, как раньше», — сказал Трэйн. «Когда наступает воскресенье, начинается эта болтовня, которую нужно оставить в спальне или ещё где-нибудь, чтобы в день игры этого и близко не было».
«Болтовня..?» — переспросил я.
«Несерьёзное поведение. Неспособность собраться на игру — вот, что я имею в виду. Мы здесь ненадолго, и это угнетает меня. От игроков требуется совершить самопожертвование. Я знаю, что происходит, когда они этого не делают: последние одиннадцать лет я хочу играть в команде, которая способна выиграть чемпионат, и шесть лет, подумать только, я играл за «Чикаго», где было то самое несерьёзное отношение, и мы выигрывали от силы два матча за сезон. А времени осталось не так много. Каждый сезон я пытаюсь понять, осталось ли во мне хотя бы 90% того, что было год назад. Возможно, нет. Но я не сильно хочу этого. Не хочу узнавать, так это или нет. Кажется, что этот старый поезд-экспресс несется слишком быстро».
Я попросил Трэйн рассказать всё с самого начала — вернуться к его «начинательству».
Трэйн устроился поудобнее.
«Я был усыновлён», — начал он. «В моей жизни была куча тяжелых дней. Я вырос в Остине, Техас — там я начал играть в футбол и немного в баскетбол, но всегда слышал насмешки, потому что весил всего 60 килограмм. Вширь я начал расти в армии. Тогда меня прорвало. После тринадцати недель обучения я почувствовал себя взрослым мужчиной. Потом меня перевели в армейскую языковую школу в Монтерее и обучали в разведке. Оттуда меня отправили через Залив в Форт-Орд».
Трэйн перемялся на кровати.
«Там мы играли в бадминтон, много играли», — продолжил он. «Каждую среду мы собирали боксерский ринг. Тогда на моих костях начало появляться мясо, не то чтобы много, но уже что-то. У нас всё было здорово. В то время я играл эндом нападения за команду «Форт-Орд» — результаты были неплохими, и мы сыграли в трёх боулах. По выходным мы ходили смотреть матчи «Фотинанйерс» на Казу («Кезар Стэдиум»), где я и влюбился в футбол. Как-то раз сидя там я увидел, что игрок «Нью-Йорк Янкс» сделал кучу мистэклов. Я вернулся с игры и написал короткое письмо тренеру «Фотинайнерс» Баку Шоу. Тогда я работал в администрации Форт-Орд, и секретарь полковника помог мне его оформить. Все, что я сделал, так это сказал Баку Шоу, что у меня есть пара хороших рук, так почему бы не попробовать? От этого никто ничего не потеряет. Шоу, которого звали Седой Лис, ответил мне, но я не воспользовался его письмом. После этого я получил футбольную стипендию, но стоило мне собрать вещи, как этот колледж забил на футбол. В итоге я играл в баскетбол за Североамеркианский университет. Играл против «Кирби Шуз» (вероятно, имеется в виду команда Национальной Индустриальной Баскетбольной Лиги — прим. пер.). Мне там не очень нравилось, так что однажды, катаясь по Лос-Анджелесу, я решил навестить Джо Стидахара, тренера «Рэмс». Гэбби Симс, который играл за «Форт-Орд», был в «Рэмс», так что я решил, что было бы неплохо заехать к ним в офис. Я сказал: «Если вы не против, я хотел бы увидеть главного тренера». Меня впустили. Стидахар был крепко сложен, здоровый парень с внешностью поляка. Джамбо Джо. Невероятный парень.
Ред Хикки, тренер эндов, смотрел-смотрел на меня, а потом спросил: «Сколько ты весишь?» Тогда во мне было 83 килограмма, слишком мало для профессионала, так что они распрашивали меня о других игроках из «Форт-Орд», Бернисе Картере, Джоне ЛаГордии, Джоне Хоке, Хеллвиге и других. На следующий день я принёс альбом, чтобы показать им Берниса Картера, Джона ЛаГордию, Джона Хока, Хеллвига… В общем, Хок — единственный, кто оказался в клубе».
«И ты», — сказал я.
«Джо Стидахар говорит: «Лэйн, как насчёт $4 500?» Я отвечаю ему: «Джо, прежде чем я подпишу контракт и потрачу твоё время, скажи, я получу настоящий шанс пробиться в команду на своей позиции?» Он говорит: «Да, если выиграешь конкуренцию у Элроя «Бешеные Ноги» Хирша и Тома Фирса». Это было что-то! «Бешеные Ноги» должен войти в Зал славы, но и Фирс в футболе явно был на своём месте».
Трэйн внезапно усмехнулся.
«Тем летом, когда начался тренировочный лагерь, я заболел. Сначала я упал в обморок на поле, а потом снова вырубился, когда отрабатывал удары на тренажере, просто вырубился и всё. Тогда Джамбо Джо сказал: «Положите тело сюда». Они просто оттащили меня за ноги и положили. Спать по ночам не получалось. Изучение системы, схем и терминологии давалось тяжело. Мне кричали: «Двадцать семь фейк тосс!» и я не знал, куда мне бежать. Так что когда в одиннадцать вечера выключался свет, я включал фонарик и читал плейбук. Мне помогал Том Фирс. У него в комнате был граммофон. Как-то вечером я пришёл к нему за советом, а у него играл Night Train Бадди Морроу. Кто-то сказал: «А вот и он, Ночной Поезд!»
«И прозвище закрепилось», — сказал я.
«Верно», — ответил Трэйн. «На протяжении всего лагеря я слушал проклятия от Реда Хикки: «Упустишь ещё один пас — и можешь собирать вещи, Лэйн!» И я упустил ещё один пас, но меня не выгнали. Они с Джо, наверное, видели во мне что-то — может быть, то, что я никогда не ленился. Как-то вечером мы проводили большой внутрикомандный скримидж, вроде скримидж в Понтиаке, на который ты попадёшь. Они называют это «скримидж новичков», туда приходит толпа народа, и газетчики тоже, ясное дело. «Играешь ди-эндом», — сказал мне Хикки — а я вешу 80 килограмм, и то если воды напьюсь. В общем, я вышел и окопался там. Стидахар кричит: «Не бей квотербека!» На первом розыгрыше он пробежал прямо мимо меня — это был Боб Уотерфилд, отличный игрок — но я его отпустил, как мне и было сказано. Дальше они сыграли дро, а во время третьего розыгрыша, будучи легким и подвижным, я обдурил тэкла и толкнул его в квотербека, старину Уотерфилда, и тот упал. Это разозлило Реда Хикки, я разозлился в ответ и бросил шлем. Тогда Хикки выгнал меня на поле ди-беком. Я об этой позиции ничего не знал, и поначалу суетился, но немного погодя освоился. В одном из моментов я бежал навстречу фулбеку и получил удар со слепой стороны от фланкера. Он опрокинул меня, я сделал кувырок и приземлился на ноги с фулбеком Диконом Таулером в руках. Тогда откуда ни возьмись появился Джо Стидахар и сказал: «Вот такие мне нужны футболисты». Я выложился в том розыгрыше, что ночью у меня опухли и воспалились глаза и челюсть, поэтому утром, когда мой сосед Вилли Дэвис начал шуршать газетами и звать меня «Эй, Звезда, просыпайся! Эй, Звезда, почитай это», я сказал ему «Прочитай сам, мне читать больно».
«Так ты понял, что останешься в «Рэмс»?» — спросил я.
«Однажды мы играли благотворительный матч против «Вашингтона», и на меня навели прожектор во время представления команд перед игрой. Я бежал через темноту в конусе света, с трибун доносился шум, в «Колизее» никогда не собиралось столько народа. Тогда я понял, что останусь здесь. Потом все огни погасли, и диктор объявил: «А теперь зажгите ваш спички» — и бог мой! Весь стадион озарился тысячами маленьких огоньков, так что можно было рассмотреть отдельные травинки у себя под ногами, к этому добавился общий крик, прекрасное зрелище. Потом огоньки начали гаснуть, а голоса умолкать, пока, наконец, не осталась пара огней, мне казалось, что мы стоим посреди темной спокойной долины, и они светят нам с холмов».
Он рассказывал это достаточно медленно, представляя себе эту картину. Я сказал, что он хорошо подмечает детали. Трэйн улыбнулся и сообщил, что подумывает о том, чтобы «черкнуть книжку» и собирается поступить на заочное обучение «авторству», как он это называл.
«Трэйн, к слову о профессиях — завтра я хочу попробовать свои силы на твоей позиции», — сказал я.
«Отлично», — сказал он с улыбкой.
«В смысле, я хочу сыграть корнербеком, а не против него», — уточнил я, подумав, что он меня неправильно понял.
Трэйн кивнул.
«Возможно, ты сможешь мне помочь на поле — всего пара подсказок на завтрашней тренировке, чтобы я знал, что должен делать, даже если у меня не получится».
«Конечно», — ответил Трэйн серьезным тоном. «При игре ди-беком главное — не пустить игрока себе за спину. Нужно правильно выбирать углы и общаться с другими игроками, чтобы они знали, где ты находишься и что происходит — это нужно, чтобы не подвести остальных защитников».
«Как ты готовишься к игре?» — спросил я. «Как готовишься защищаться против таких эндов и фланкеров, как Терри Барр и Когдилл».
«Я внимательно просматриваю записи игр, чтобы подобрать ключи. Каждый ресивер имеет определённый шаблон действий, и посмотрев на него какое-то время, я могу его расшифровать и сказать, что ему нравится делать. У всех игроков, даже великих, есть любимые движения, и хотя нельзя назвать это привычкой, но с определённой вероятностью это может сработать в твою пользу. Я делаю следующий шаг и думаю, как бы я сыграл эту комбинацию, если бы был принимающим. А потом я работаю с ним, обманываю его. Он думает, что обманывает меня, но на самом деле это я обманываю его».
Трэйн говорил это с азартом. Объясняя, кто кого «обманывает», он приподнялся на кровати и тыкал в мою сторону пальцем, акцентируя внимание на этих словах.
«Смотри, как это работает».
Он откинулся назад и сложил руки. Голос Трэйна стал тише и приобрёл заговорщицкий тон.
«Я обманываю ресивера, давая ему небольшую приманку», — сказал он. «Например, оставляю ему побольше пространства снаружи при «красном» прикрытии, пока этот парень не вернётся в хаддл и не скажет квотербеку: «Боже мой, я могу обыграть Найт-Трэйна снаружи, его легко развести». И он умоляет квотербека бросить туда, он буквально на колени встаёт, выпрашивая мяч. Возможно, квотербек уже поиграл какое-то время и чует подвох, особенно если речь идёт о зоне Найт-Трэйна, но потом он решает, что ничего плохого не случится, если он попробует бросить туда пас. И он даёт добро, назначает комбинацию. А я смотрю на своего игрока, когда он встаёт на линию. Он пытается выглядеть как обычно, но у него не получается — что-то в нем меняется, я могу это прочитать, пока он выбегает из хаддла и занимает свою позицию, может быть, он по-другому разминает пальцы, может быть ведёт себя немного небрежно, а может быть это то, чего нельзя увидеть, но можно почувствовать. Джо Шмидт назначает «синее» прикрытие, чего я и ожидал от него, и теперь я появляюсь там, где меня раньше не было. Этот паренёк бежит туда же, предвкушая легкий тачдаун, поэтому попадает в неприятности. Например, происходит перехват Найт-Трэйна. Предположим, так и получилось. Тогда по возвращении на свою бровку его ждут ещё большие неприятности. Тот квотербек сурово посмотрит на него и скажет с презрением: «Ну, спасибо, больше никакой самодеятельности, придерживаемся плана на игру».
Найт-Трэйн улыбнулся. Очевидно, этот рассказ доставлял ему удовольствие.
Я спросил его, насколько сильно отличался стиль фланкеров и эндов, против которых он играл.
«О, некоторые играют просто. Они подбегают к тебе и осторожно перемещаются в твоей зоне, поэтому можно понять, когда они сделают следующее движение. Куда бы эти ребята ни побежали, я всегда могу догнать их, сделав пару шагов. Другие заставят тебя попотеть — Джимми Орр, Ленни Мур, Джонни Моррис из «Чикаго», Бойд Даулер, Кейси из «Фотинайнерс», все эти здоровые длинноногие парни. У них есть хорошие комбинации, и они не дадут тебе знать, куда собираются повернуть, сделав очередной широкий шаг. С ними у меня бывают проблемы, ведь они могут меня обыграть. С помощью хорошего фейка они обязательно меня обыграют, главное в этом случае — не сдаваться. Ты должен уметь восстанавливать положение — как можно быстрее добраться до парня, чтобы сократить то время, пока он открыт».
«Дик ЛеБо рассказал мне, что любит защищаться против парней с широким шагом», — сказал я. «Перед поворотами и фейками им приходится укорачивать шаг, что позволяет ему лучше их читать».
«Ну, это Дикки. Он всё усложняет, думает о том, чтобы читать ресивера».
«А что делаешь ты, когда они приближаются?» — спросил я.
«Я смотрю на пряжку его ремня, на поясницу, которая всегда остаётся неподвижной, какие бы фейки он ни вытворял ногами и руками. Очень редко я смотрю на его голову или глаза, потому что в этом случае даже просто неплохой ресивер оставит тебя без бутс своим фейком. Я стараюсь выходить на него под таким углом, чтобы видеть и ресивера, и квотербека, при этом оставаясь шире, особенно если могу рассчитывать на помощь из центра. Важно оказаться в правильной позиции в момент броска квотербека, и для этого ты работаешь с ресивером под таким углом, чтобы краем глаза видеть, расстался квотербек с мячом или нет. Единственное исключение — розыгрыши, во время которых ваши лайнбекеры блицуют. В этом случае смотреть на квотербека нельзя, потому что он бросит мяч как можно быстрее, так что тебе нужно бежать с ресивером и не спускать с него глаз. Если отвлечешься, он раскачает тебя и разрушит вашу защиту».
«Это сложно», — сказал я. «Что я должен запомнить в первую очередь?»
«Главное — способность восстанавливаться. Они обыграют тебя, кем бы ты ни был — хороший фейк обманет любую защиту, как я и говорил. Но ты должен восстановиться после этого. Никогда нельзя сдаваться».
«Как насчёт перехвата?» — спросил я. «Что делать в этом случае?»
Найт-Трэйн удивленно посмотрел на меня. По всей видимости, он не рассматривал такую возможность.
«Мне нужно мыслить позитивно», — объяснил я.
«Ну… после перехвата я просто бегу», — сказал Трэйн. «Бегу в зачетку».
«Мне не нужно подождать блоков или ещё чего-то?»
«Я бы просто сматывался оттуда на всех парах», — сказа Найт-Трэйн. «Я предпочитаю уйти к бровке и держаться подальше от больших парней, которые тусуются на линии скримиджа».
«Трэйн, если я сделаю перехват, и ты будешь рядом, то я первым делом откину мяч тебе».
«Ты будешь играть», — ответил Трэйн, улыбнувшись. «Я буду стоять на бровке и смотреть».
«Я брошу тебе мяч, а если не захочешь его брать, то он перейдёт бабушке с детской коляской рядом с тобой».
Найт-Трэйн захохотал, раскачиваясь взад-вперёд на кровати. «Завтра я тебе об это напомню», — сказал он.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.