Наконец, я решил взять с собой мяч. Это был слегка потертый дорогой «Сполдинг», на котором стояла спонсорская подпись Нормана ван Броклина, бывшего квотербека «Филадельфии Иглс». Мяч был слегка спущен, я прижал им свои рубашки и смог застегнуть чемодан. Помимо мяча, который был самой громоздкой вещью, внутри лежали два спортивных костюма, пара бутс, носки, книга о футбольных формациях за авторством одного школьного тренера, пиджак, брюки и немного других вещей.

Я не знал, что понадобится мне в тренировочном лагере. Представители «Детройт Лайонс» не прислали мне ничего, что напоминало бы знакомый по детскому лагерю список, в котором указано, что каждый должен взять с собой наволочку, простыню, фонарь, мешок для белья и так далее. Тогда я предположил, что смогу докупить необходимые вещи в ближайшем городе. Спустившись с чемоданом на улицу, я отправился в аэропорт «Кеннеди» на самолет до Детройта. Оттуда я должен был прибыть в частную школу для мальчиков «Крэнбрук», которая располагалась рядом с Блумфилд Хиллс, в часе езды от Детройта, и использовалась «Лайонс» для предсезонных тренировок. Я ехал туда в качестве «квотербека последнего состава», как называли это мои друзья, чтобы присоединиться к команде в качестве любителя, на своей шкуре опробовать жизнь профессионального игрока и описать это в своей книге.

Я уже написал одну такую – в ней я рассказал о своем опыте игры питчером на «Янки Стэдиум» в ходе Матча всех звезд МЛБ. Книга называется «Не в моей лиге», и в ней показано то, что случилось с парнем, который безрассудно вылез с трибуны на поле, чтобы сыграть самому и посмотреть, что из этого выйдет.

В основу книги легло желание осуществить фантазии и мечты многих людей – кто-то видит себя на корте «Уимблдона», кто-то мечтает о длинных ударах на US Open или о том, как он прорывается через секондери «Грин-Бэй». Мне удалось договориться с бейсбольными промоутерами о своем участии в игре. Эрнест Хемингуэй считал это странным и интересным экспериментом и описал его как «темную сторону луны Уолтера Митти». Остальные друзья были настроены более критично.

«Зачем тебе так позориться?», — спрашивали они. «Либо ты самый недооцененный спортсмен, либо сошел с ума».

«Идея заключается в том, чтобы получить опыт профессионального спортсмена из первых рук, став одним из них, в смысле, став их товарищем по команде», ‑ отвечал я.

«Товарищем по команде, значит. Ладно, что у тебя на очереди?»

«Детройт Лайонс» позволили мне принять участие в их тренировочном лагере, они намерены выпустить меня на поле в нескольких матчах», ‑ смог ответить я, договорившись с «Детройтом».

«Конечно-конечно», ‑ говорили мои по-прежнему скептически настроенные друзья.

В начале июля я усиленно упражнялся с футбольным мячом. По будням, пока друзья сидели в офисах, было трудно найти кого-нибудь, чтобы потренировать бросок. Я брал мяч с собой в нью-йоркский Центральный парк, бегал по тропинкам высоко поднимая колени, а потом совершал спринт, вытягивая руку перед собой, чтобы убрать с дороги воображаемого защитника. Оказавшись на поляне, где старики помогали детям запустить воздушного змея, я резко тормозил и бросал мяч, который затем скакал по полю и останавливался в траве. Я подбирал его и снова бросал. Без напарника тренировка превращалась в меланхолическое занятие – я бросал мяч на поляне, бежал за ним и бросал снова. Это выглядело настолько уныло и скучно, что со стороны могло показаться, будто мне просто нечем заняться в ожидании игры в тач-футбол с друзьями, которые, очевидно, застряли в пробке. Иногда я пробивал пант, и однажды мяч срезался у меня с ноги, упав на поле посреди бейсбольного матча. Игроки махали руками и кричали «Кыш! Кыш!», будто среди них приземлился огромный ястреб. Июль не лучший месяц для футбола в Центральном парке, поэтому я нечасто выбирался туда. Я бросал мяч в своей квартире, которая была достаточно просторной, чтобы совершить бросок на 20-25 футов, и делал это при любой возможности, лишь бы привыкнуть к мячу.

Когда я приземлился, в Детройте стояла жара. Многие встречающие носили шорты и солнечные очки, у некоторых на голове красовались ковбойские шляпы с эмблемой «Форда». Люди прохаживались по новому просторному терминалу мимо стеклянных витрин, в которых на бархатных подставках вращались детали машин. На нижнем этаже я взял напрокат красный кабриолет и отправился на север по главной магистрали города, названной Телеграф Роуд, следуя указателям на Блумфилд Хиллс. Запутаться здесь сложно, путь пролегает по равнине, на которой среди строящихся зданий возвышаются краны, а пересекающие шоссе дороги названы по количеству миль, которые отделяют их от Детройта – «Седьмая миля», «Восьмая миля», «Девятая миля». Примерно через час на указателях появляются названия проселочных дорог, а шоссе погружается в тень деревьев. Я свернул на Блумфилд Хиллс, и грунтовая дорога побежала через лес, сквозь листву которого можно было разглядеть пруд.

Я въехал на школьную парковку и пошел с чемоданом к зданию администрации. Это была спокойная прогулка по вымощенным кирпичом дорожкам. Здания школы были увиты плющом, и повсюду на клумбах и газонах работали спринклеры.

В административном здании на первый взгляд никого не было, тишину нарушал только стук печатной машинки. Взяв вещи, я последовал за звуком в офис, постучал в дверь и вошел. Сидевшая там женщина отвлеклась от машинки и внимательно на меня посмотрела.

«Вы из… Из какой вы страны?» ‑ спросила она.

Я поставил чемодан на пол. На столе рядом с ней лежал ряд бейджиков, которые обычно надевают на конференциях. На одной из карточек было крупными буквами написано «ГАНА», на второй «ИРАК», а на третьей «БЕРЕГ СЛОНОВОЙ КОСТИ».

«В общем, я из Нью-Йорка», ‑ ответил я, разведя руками.

Она озадаченно посмотрела на меня и спросила.

«Вы приехали на съезд? К епископам, да?»

«Епископам?»

«О, должно быть я ошиблась. К нам на съезд собирается шестьдесят епископов и других церковников со всего мира. А вы приехали ..?»

«… к футболистам», ‑ ответил я.

«Футболисты расположились в Пэйдж Холл».

Надев пенсне, она внимательно посмотрела на меня и объяснила, как пройти в офис «Лайонс», где обо мне должны были позаботиться. Я поблагодарил женщину, подхватил чемодан и поспешил удалиться от её пристального взгляда. После короткой прогулки по территории школы я нашел офис команды. Внутри я встретил ассистента генерального менеджера Бада Эриксона и Фрайди Мэклема, менеджера по экипировке. Фрайди выглядел старше Бада, это был худой блондин в мешковатых штанах, которые можно увидеть на комиках. Свое прозвище Фрайди («Пятница» — прим. пер.) получил во время работы с прошлым менеджером по экипировке, для которого он был как Пятница для Робинзона Крузо. Представляя нас, Эриксон назвал Фрайди «главным юмористом команды, который отвечает не только за снаряжение, форму и шлемы, но и за моральное состояние команды».

«Именно», ‑ подтвердил Фрайди. Его тон был язвительным. «И ваше моральное состояние может доставить мне проблем», ‑ продолжил он, внезапно улыбнувшись. «Бад рассказывал о вас. Говорят, вы писатель, который превратился в футболиста и собрался играть за нас».

«Верно»,‑ ответил я.

Он покачал головой.

«Я в «Детройте» уже 27 лет, и всё это время выдаю игрокам форму, но если бы когда-нибудь сам захотел влезть в неё, то точно не стал бы рассказывать об этом».

«Вы получили страховку?», ‑ поинтересовался Эриксон. Неделю назад мы обсуждали этот вопрос по телефону.

«Я получил кое-какую защиту, это было нелегко сделать», ‑ сказал я.

«Что это за полис?».

«Страховка на $25 000 на случай смерти, слепоты и потери конечностей. Она стоила мне $75 и будет действовать всего 30 дней – теперь вы видите, как страховщики оценивают мои шансы в предстоящие недели».

«Кажется, этим они пытались вам что-то сказать», ‑ сказал Фрайди, и оба менеджера рассмеялись.

«Не выдавайте меня игрокам. Пусть думают, что я очередной новичок, пускай и странно выглядящий. Не нужно никакого специального отношения, суть в том, чтобы испытать всё на себе и написать об этом», ‑ сказал я.

Эриксон спросил, легким ли был мой путь из Нью-Йорка.

«Да, пока я не попал сюда. В школе меня приняли за епископа – не лучшее начало», ‑ ответил я.

«Будем надеяться, этот случай – худшее, что с вами здесь произойдет», — сказал Фрайди.

Эриксон выдал номер моей комнаты, а Фрайди вызвался проводить меня. Мы прошли по темному и длинному коридору общежития, в конце которого висели часы и доска для объявлений. Большинство пронумерованных дверей было распахнуто настежь. Заглянув внутрь можно было увидеть маленькую комнату с узкой кроватью, дешевым комодом и лакированным столом с отверстием для чернильницы, рядом с которым на полу стояла большая металлическая корзина для мусора. Запах общежития был мне знаком – едва уловимый аромат антисептика, который исходил от мешков с постельным бельем или от мокрого линолеума, скрипевшего под ногами. Все комнаты казались пустыми. По словам Фрайди, уже прибыло несколько ветеранов, но они, вероятно, ушли играть в гольф, тренеры играли точно, а что касается новичков, то они все в сборе, их около пятнадцати, и большинство из них спит на втором этаже.

Моя комната под номером 122 располагалась на первом этаже. Я бросил чемодан на кровать, которая оказалась настолько жесткой, что мои вещи подпрыгнули на её пружинах. Фрайди открыл решетчатое окно, и в комнату сквозь стебли плюща задул полуденный ветерок. На карнизе ворковало несколько голубей.

«По крайней мере, ты будешь в комнате один. Большинство живут по двое. Это школа для мальчиков, и тут всё такое маленькое, а тебя селят со 130-килограммовым соседом, который того гляди заполнит собой всю комнату», ‑ сказал Фрайди.

И правда, для взрослого человека здесь всё было слишком маленьким. Гидравлические доводчики дверей были обернуты поролоном, чтобы футболисты не разбили себе головы. Им приходилось нагибаться, чтобы дотянуться до дверной ручки. Стулья были низкими и скрипели под их весом. Раковины были на 2-3 дюйма ниже, чем обычно. Зеркала тоже висели низко, поэтому футболисты, которым во время бритья приходилось сгибаться пополам, чтобы разглядеть свое отражение, казались еще более огромными.

Фрайди закрыл за собой дверь, сказав, что зайдет ближе к обеду и проводит меня в столовую. Я начал распаковывать чемодан и достал мяч. Поставив подушку в изголовье кровати, я отошел к закрытой двери и совершил бросок. Однако дистанция был слишком короткой, чтобы эта тренировка представляла какую-то ценность – всего 6 футов.

Я достал оставшиеся вещи. На дне чемодана лежали бутсы, которые я купил в армейском магазине на Таймс-сквер. Сняв уличные ботинки, я помял бутсы в руках и надел их. После покупки они были жесткими, и тренировки в Центральном парке добавили мне болезненных мозолей. Я продолжал носить бутсы, чтобы размягчить их кожу и закалить свои ноги. Когда я встал и прошелся по комнате, шипы оставили на линолеуме следы, так что я запрыгнул обратно на кровать.

Устав с дороги, я уснул, хотя собирался почитать книгу школьного тренера о базовых формациях.

Главы книги «Бумажный лев» выходят по понедельникам.