Глава 1

Глава 2. Начало

Глава 2. Продолжение

Фрайди пришел в 18:30 и разбудил меня. Скинув ноги с постели, я встал и почувствовал, как шипы бутс впились в линолеум.

«Уснул в них», ‑ проговорил я тихо и начал переобуваться в уличные ботинки.

Мы прошли по террасе Пэдж-Холл и оказались в столовой. Она работала по принципу самообслуживания, у кухни мы набрали еды на пластиковые подносы и прошли в сводчатый зал с высоким потолком. Помещение напоминало старинный английский зал с проходом посередине, по обе стороны от которого располагались длинные столы. Эффект усиливали епископы, которые рядами сидели в дальнем конце столовой, многие из них были в церковной одежде. Пустые столы и стулья в центре зала отделяли их от игроков «Лайонс», которые сидели ближе к кухне. Их было немного, и в основном они сидели по одному, склонившись над подносами.

«Новички», ‑ сказал Фрайди. «Они все сидят справа от прохода. Ветераны слева. Такая вот сегрегация. Тренеры могут садиться, где захотят».

Крупный мужчина в сером деловом костюме жестом пригласил нас присоединиться к нему.

«Это Джил Мэйнс, был отличным тэклом, пока не травмировался в игре против «Сан-Франциско». Теперь он страховщик, работает в этом районе, наверное, поэтому заехал к нам. В прошлом году продал полисов общей стоимостью больше миллиона долларов».

Джил Мэйнс

Мы сели за стол, Фрайди представил нас, и немного погодя Мэйнс наклонился к нему с вопросом:

«Фрайди, что с новичками в этом году?»

«Ну», ‑ начал Фрайди, сверкнув глазами в предвкушении заготовленной фразы, ‑ «Хочу сказать, что это лучший урожай новичков, который у нас когда-либо был – сплошь игроки сборной Олл-Американ».

«Отлично, а сколько из них останется в команде?», — спросил Мэйнс.

«Ни одного, конечно же, но всё равно это лучший урожай новичков за всё время, каждый из них – игрок уровня Олл-Американ, даже не знаю, как наши скауты умудряются делать это год за годом», ‑ ответил Фрайди.

«А знаешь, что этот парень будет делать следующие несколько недель, на большом скриммидже в Понтиаке и 10 августа против «Кливленд Браунс»?», ‑ спросил он, указав на меня.

«Нет, и что же», ‑ взглянул на меня Мэйнс.

«В общем, он будет на поле, а кем знаешь?»

«Главным лайнсменом?»

«Ещё попытка».

«Не знаю… Может, он какой-то промоутер или ведущий?»

«Не говори глупости!»

«Какого чёрта…», ‑ в сердцах произнес Мэйнс. «Может, он будет управлять оркестром в перерыве между половинами? Или ты хочешь сказать, он выйдет на поле во время игры?»

«Правильно», ‑ ответил Фрайди.

«Он рефери».

«Нет. Это наш квотербек, новичок, только что из кампуса. Только посмотри, какую отличную работу проделали наши скауты – Нуссбаумер и остальные», ‑ сказал Фрайди, ударив вилкой по подносу. Он был в восторге.

Мэйнс уставился на меня.

«Отчасти это правда», ‑ сказал я ему, объяснив свою ситуацию. «Не рассказывайте остальным. Если будут спрашивать, то я из полупрофессиональной команды «Ньюфаундленд Ньюфс». Не выдавайте меня».

«Покажи ему своё колено, Джил. Покажи, что может случиться», ‑ сказал Фрайди.

Мэйнс нагнулся вниз, закатал штанину и вытянул свою ногу, развернувшись ко мне.

«Смотри», ‑ произнес он.

Два длинных шрама, похожих на полумесяц, шли по обе стороны его колена, которое больше не имело очертаний коленной чашечки, а казалось огромным и бесформенным, как будто туда зашили две-три пары носков.

«Черт возьми», ‑ сказал я.

Он вытащил карандаш и нарисовал на салфетке, что произошло – хрящ был удален, что само по себе не так плохо, но по обе стороны колена произошел разрыв связок (его заблокировали со слепой стороны на начальном ударе в Сан-Франциско), и, так как они уже не срастутся, были проведены сложные операции. Он никогда не сможет ходить нормально. Было тяжело смотреть на это колено, не говоря уже о салфетке, на которой произошедшее с ним было нарисовано в разрезе.

«По-моему, этим Джил пытается тебе что-то сказать», ‑ произнес Фрайди.

«Наверняка», ‑ отозвался я.

«Когда это случилось, у меня шипы застряли в газоне», ‑ сказал Мэйнс.

«Возможно, мне стоит надевать кроссовки. Могу съездить за ними в город».

«Так не честно. Придешь завтра в зал, и мы тебя оденем», – ответил Фрайди.

Мэйнс рассказал о своих травмах. Ему не везло с «Сан-Франциско»: играя против остальных команд, он не получал ни малейших повреждений, зато в матчах против «Фотинайнерс» ломал челюсть, руку, правую ногу и, наконец, порвал левое колено, навсегда оставшись вне игры.

«Тяжело жить без футбола. Поэтому когда есть возможность, я всегда навещаю «Лайонс», ‑ сообщил он.

Тем временем наш конец столовой начал заполняться. Зашла толпа ветеранов, некоторых я узнал по фотографиям из книги с фактами о «Лайонс». Они оживленно беседовали. Внимание ветеранов было сконцентрировано на новичках, в которых они тыкали пальцами, как будто разглядывали скот. Новички понимали, что находятся под пристальным вниманием, и угрюмо ели, склонившись над подносами.

Внезапно один из ветеранов указал рукой через проход.

«Встать, новичок!» ‑ крикнул он. «А теперь пой!»

«Что происходит?» ‑ спросил я у Фрайди.

«Сейчас увидишь. Они просят новичков исполнить песни своих университетов», – ответил он.

Побледневший новичок с трудом залез на стул, всё ещё прожевывая остатки еды. Он положил руку на сердце и смущенно запел низким монотонным голосом.

Мы «Кабаны», гордость Арканзаса,

Всегда готовы к бою, не привыкли сдаваться.

Команда наша побеждает, посмотри, как на солнце сверкают

Красный и белый цвета, лучше всех они будут … эм… всегда.

Выступление новичка не было встречено аплодисментами. Он слез со стула и воткнул в яблочный пирог ложку, которую сжимал в руке, пока пел.

Фрайди объяснил мне, что дедовщина – прежде всего исполнение университетских песен – традиция, изначально придуманная Бобби Лейном, квотербеком и лидером «Лайонс» 50-х годов. Во время еды в столовой распоряжался он. Новички старались расправиться с едой до его прихода. Если Лейн уже сидел за столом, то опоздавшие собирались у дверей, пытаясь понять, на какой стадии он находится – либо он только приступил к обеду, и тогда новички могли сесть и быстро поесть, либо уже закончил и откинулся в кресле, похлопывая себя по животу и оглядываясь по сторонам в поисках развлечения. В таком случае новичок закидывал свою еду – стейк, картошку, хлеб и кусок пирога – в бумажный пакет и уходил есть под дерево. Новички ели в лесу, потому что часто после ужина Лейн ходил по коридорам и выгонял их на концерты, которые проходили во дворе Пейдж-Холл.

«Пошли на улицу, почирикаете!» ‑ кричал он.

Также новичкам приходилось выполнять различные поручения. Лайнбекер Уэйн Уокер, сидевший напротив, услышал наш разговор и рассказал о случае, который произошел с ним в первый год в тренировочном лагере. Однажды поздно ночью Лейн остановил в коридоре Уокера, который шел чистить зубы, и приказал принести ему пиццу. «Я хочу пиццу, парень, она нужна мне горячей и как можно быстрее», ‑ говорил он, тыкая Уокера пальцем в грудь. Уэйн прибыл в лагерь день назад и не до конца освоился. Он понятия не имел, где находится ближайший город, как туда добраться и есть ли там пиццерия. Тем не менее, он сделал, что от него требовалось.

«Для этого парня ты найдешь даже стейк из буйвола», ‑ сказал Уокер.

Группа ветеранов начала кричать из-за своего стола.

«Фрайди! Фрайди!»

Он отвлекся от мороженного.

«Это новичок с тобой сидит?»

Фрайди взглянул на меня.

«Новичок? Конечно. Вы что, парни, не узнали наш лучший выбор на драфте?»

«Залезай на стул новичок!» ‑ кричали они.

«Поднимайся», ‑ прошептал Фрайди.

«Господи, Фрайди», ‑ ответил я тихо. «Я не знаю песню своего университета, забыл её много лет назад».

«Просто покричи что-нибудь. Никто не заметит разницы».

«Спой хоть что-нибудь!», ‑ сказал Мейнс, широко улыбнувшись.

Я забрался на стул, пытаясь сохранить равновесие. Отсюда я увидел епископов, собравшихся в дальнем конце зала, двое из них повернули свои головы. Я положил руку на сердце и начал петь.

Алый цвет триумфально сияет,

Пока не пройдена последняя белая линия.

Эм… Мы будем биться за Гарвард,

Пока… не пройдем последнюю линию.

Я еле слышно произнес последние слова, так как выступление всё равно получилось провальным, слез со стула и опустил глаза на свой поднос.

«Это самая короткая университетская… даже песней это не назовешь», ‑ сказал Фрайди.

«Они застали меня врасплох».

Кажется, никто особо не расстроился. Все продолжали есть, хотя несколько человек подняли головы, услышав название университета, который не ассоциировался с профессиональным футболом. Никто не отложил вилки, чтобы послушать. Стало очевидно, что само пение находится на втором месте, главное – унижение, которому подвергается новичок; оно необходимо, чтобы поддерживать в его голове представление о жесткой кастовой системе. После меня на стул поднялся Люсьен Риберг, 300-фунтовый черный новичок из Бронкса. Без всякого стеснения, но с большим артистизмом он громко исполнил гимн своей альма-матер, Хэмптонского института. Однако когда Риберг сел, весьма довольный своим выступлением, тишину нарушал только тихий стук столовых приборов о подносы и тарелки, никто не обратил на него внимания, за исключением пары епископов, которые привстали со своих мест и повернулись, чтобы лучше расслышать песню.

Следующим был высокий тощий парень, сидевший один на краю стола. Он залез на стул, и сразу можно было заметить, что у него проблемы. Мышцы его лица сжались, демонстрируя концентрацию, а затем расслабились, и он уныло посмотрел в сторону епископов. Время от времени его рука поднималась к сердцу, но тут же падала, и мы поняли, что он ни слова не скажет. Тогда его лицо расплылось в огромной улыбке, которая мгновенно исчезла, он поднял голову и уставился на темный свод потолка. Мы услышали, как он сказал «Боже», а потом, переминаясь с ноги на ногу, добавил «Вот дерьмо…», слез со стула и сел на место. Однако никто из ветеранов не пожаловался на его плохую память, новичок отдал должное системе, просто поднявшись на стул. Фрайди шепнул мне, что его зовут Джейк Грир, и он приехал из маленького юго-западного колледжа.

Также Фрайди рассказал, что Бобби Лейн в свое время был гораздо жестче по отношению к новичкам, у которых возникали сложности с исполнением песен.

«Напой её, парень», ‑ сказал бы он Гриру с презрением. «Тихо все, сейчас мы послушаем, как новичок будет напевать гимн своего университета».

Или он мог сказать «Ну, раз ты не знаешь песню своего университета, давай послушаем вашу кричалку… кричалку, пожалуйста».

«Вы имеете в виду… что кричат чирлидеры..?»

«Точно».

Новичок начал бы переминаться на стуле.

«Ра!» ‑ крикнул бы он неуверенно. «Ра! Ра! Ра! Ра!»

Его глаза замерли на погрустневшем лице, руки неестественно дергаются, будто ими управляет невидимый кукловод.

«Подожди». – крикнул бы Лейн. «Что это?»

«Это была кричалка «локомотив»… сэр»

«Чего?»

«Они её так называют…»

«Сколько «ра» в этой кричалке?»

Новичок посмотрел бы на потолок.

«К концу она ускоряется, я думаю всего там около пятидесяти «ра».

«Пятидесяти!»

«Около того, мне так кажется»

«Ладно, какие ещё кричалки у вас были?»

Тогда смущенный новичок вспоминал другой текст.

«Благодаря Лейну мы услышали кучу отличных кричалок».

После обмена Лейна в «Стилерс» его методы продолжали использоваться, хотя и не так строго. Когда Алекс Каррас вернулся в клуб после своего первого сезона, по ходу которого и слово боялся сказать, он стал неофициальным мастером дедовщины.

Новичок Алекс Каррас исполняет песню во время обеда

Но в основном он использовал столовую не для унижения новичков, а для демонстрации собственных актерских талантов. Он стучал по стеклянному стакану, требуя тишины, чтобы произнести речь или рассказать шутку. Даже просьба подать шоколадный сироп для мороженого, которая могла ограничиться жестом проходящей мимо официантке, становилась представлением.

«Мисс Пэйдж!» ‑ закричал бы он. «Мисс Пэйдж, съев салат, ваш салат с креветками, много ли я требую, как настоящий американец, избиратель, которого дома ждет жена, собака которого лежит у камина, а попугай живет в клетке, много ли я требую, когда прошу у вас стакан шоколадного сиропа для своего мороженого? Мисс Пэйдж, дайте мне сироп или подарите мне смерть!»

«Он большая потеря», ‑ сказал Фрайди. «Тяжело представить столовую без него, вытворяющего сумасшедшие вещи». Он печально покачал головой. «Верно, Уэйн?»

«Другого такого не будет», ‑ отозвался Уэйн Уокер.

Пение продолжалось, пока не выступили все новички, их было около пятнадцати человек. Один за другим они поднимались на стулья, держа руку на сердце. Все помнили слова, свою песню забыл только Джейк Грир.

После ужина Грир стоял на террасе рядом с обеденным залом, держа во рту зубочистку. Когда я подошел, он отвернулся в сторону школьного двора.

«С песней у тебя вышла небольшая заминка», ‑ сказал я с улыбкой, пытаясь подбодрить его.

Он обернулся, застигнутый врасплох, но взял себя в руки и начал петь, внезапно вспомнив гимн своего университета. Отойдя от такого сюрприза, я наклонился к нему и сказал «Нет-нет, мне петь не надо».

«В столовой она вылетела у меня из головы», ‑ сказал он в спешке. «Стояла у двери и стучалась, но так и не вернулась», ‑ в гневе он тряс головой. «А я ведь знаю песню своего колледжа – да как так! – мы же поем её на поле после каждой победы, и в этом сезоне проиграли лишь раз».

«Ну, я тоже плохо выступил», ‑ сказал я, подсознательно проявив уважение к его проблемам. «Я облажался».

«Ты пел?» ‑ отозвался он, удивившись. «Чёрт. Ведь она стояла у двери», ‑ сказал он, вспомнив о своем провале. «Но так и не вошла», ‑ он снова покачал головой.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.