Зимой я думал, что смогу поиграть за «Балтимор Кольтс». Меня представили владельцу команды Кэрроллу Розенблуму на вечеринке, которую Роберт Кеннеди (брат президента Кеннеди, на тот момент генеральный прокурор США – Прим. пер.) устроил на катке в городке Чеви Чейз рядом с Вашингтоном. Несмотря на моросящий холодный дождь, на льду проходила яростная хоккейная битва. По двадцать человек с каждой стороны, включая Этель, жену Кеннеди, которая была на седьмом месяце беременности, швабрами гоняли по полю пляжный мячик. В какой-то момент я оказался вне игры. Мои голеностопы были плохо приспособлены для катания на льду, поэтому я сел на скамейку, снял коньки и начал разминать ноги. До этого мы провели ледовую эстафету, передавая друг другу воздушные шарики. Я пробежал свой этап и упал у борта, вручив шарик девушке в черной ушанке. Она неплохо шла, оставив позади оппонента, но на середине дистанции нитка выскользнула из её рукавицы, и наполненный гелием шарик размером с тыкву начал медленно подниматься в туманное небо. Девушка остановилась, запрокинула голову, наблюдая за шариком, и попыталась достать его, подпрыгнув на дюйм, будто одного её желания хватило бы для того, чтобы подняться и вернуть шарик, который медленно плыл в сорока футах над землей в сторону замерзших теннисных кортов. Вообще, девушки на той вечеринке соревновались всерьез. Время от времени одна из них, тяжело дыша, уходила с катка и садилась на лавку, прислонившись лбом к ручке швабры. Во время передышки мы успевали перекинуться парой слов, а затем она затягивала шарф потуже и убегала на лёд, возвращаясь к толпе, которая гоняла мячик.
Внезапно игра остановилась. Кто-то лежал на льду, и все сгрудились вокруг него. Это был Эд Гатмен, пресс-секретарь Кеннеди. Выяснилось, что он сломал ключицу после неудачного падения на лед. Несомненно, это был Гатмен, человек странным образом склонный к такого рода происшествиям: у него был короткий плоский нос, который он сломал, сняв маску во время бейсбольного матча, чтобы сказать что-то своему питчеру. К несчастью, тот уже бросил мяч, который прилетел прямо в нос Гатмена как только он снял маску. Гатмен постоянно откуда-нибудь падал или с чем-нибудь сталкивался, в него постоянно прилетали разные предметы, так что когда коньки выскользнули из-под него, он успел подумать «Ну вот опять», прежде чем опуститься на лед и почувствовать боль. Спустя некоторое время ему помогли подняться и вынесли с катка. Лицо Гатмена было сковано болью, рядом с ним ехал генеральный прокурор.
«Всё в порядке!», ‑ крикнул Кеннеди, когда они добрались до скамейки. «Давайте поддержим Эда».
Мы встали и начали аплодировать, пока пресс-секретарю помогали добраться до раздевалки.
Хоккейный матч возобновился под дождем. Я принялся надевать коньки и увидел через окно раздевалки Гатмена, который ожидал доставки в больницу, прижав руку к груди. Тогда же на вечеринку прибыл Розенблум, сразу направившись в раздевалку. Сидевший рядом приятель показал на него.
«Это Розенблум из «Кольтс», может стоит обратиться к нему по поводу твоего футбольного проекта».
Он взял коньки, с беспокойством взглянув на Гатмена, вышел из раздевалки и сел на скамейку рядом с нами. После того как нас представили друг другу, Розенблум слегка улыбнулся и бросил взгляд на каток.
«Что за черт? Это же не керлинг? К чему эти швабры?»
«Это хоккей», ‑ ответили мы.
«Конечно, если бы Кеннеди захотел сыграть в керлинг, именно так это и выглядело бы».
Он наклонился вперед, игра к тому времени переместилась на дальний конец площадки.
«Господи, Этель бегает посреди этой бойни?»
Он кивнул в сторону раздевалки.
«А что случилось с тем парнем?».
«Это Эд Гатмен, говорят, он сломал ключицу», ‑ ответил я.
«Нужно немного времени, чтобы привыкнуть к этому. В том смысле, что я как раз вернулся с ужина в Джорджтауне, обычное дело – коктейли, приятные разговоры, свечи, немного бренди в небольшой комнате, обшитой деревом. И вот теперь это. Хуже того, еще и под дождем», ‑ он снял ботинки и поставил их под лавку.
«Возможно, сейчас подходящий момент, чтобы сообщить тебе, что Джордж хочет сыграть за «Кольтс», ‑ сказал мой друг.
Розенблум внимательно посмотрел на меня.
«Вы меня с ума сведете. Это шутка, да?»
Я ответил, что нет, и пока он надевал коньки, расслабляя шнурки, я в очередной раз объяснил свой план. Он внимательно меня выслушал, и, перешагнув через борт, мы осторожно вышли на лед.
«Не вижу причин, по которым нельзя всё устроить. Осталось только пережить это», ‑ сказал Розенблум, указывая на схватку, из которой доносились крики. «Не вижу смысла лезть туда без швабры».
Я хотел было предложить ему свою, но подумал, что он откажется.
Так я на некоторое время стал страстным болельщиком «Балтимора». Я изучал их футболистов, сообщая окружающим, что буду играть с ними. С наступлением весны я купил мяч и бросал его в квартире, иногда выбираясь на улицу с другом. Время от времени я с волнением думал о том, что мне предстоит, и чтобы отвлечься от этих мыслей мне приходилось идти в галерею или кино.
В итоге оказалось, что с людьми из «Кольтс» так же сложно о чем-либо договориться, как и с Гарри Уисмером и его «Тайтенс», к тому же мне приходилось платить за звонки в Балтимор, только чтобы услышать, что там никто ничего не знает. Розенблума никогда не было на месте. Наконец, я отправил туда несколько писем и однажды получил ответ от Розенблума. Он написал, что проект придется отложить на год. В «Балтимор» пришел новый тренерский штаб во главе с Доном Шулой, и нужно было максимально упростить им работу. Отнесся ли я к этому с пониманием? Конечно. В ответном письме я пожелал «Кольтс» удачи в предстоящем сезоне, прекратил бросать мяч и бегать по вечерам. Тогда я думал, что смогу подождать еще год.
Джордж Уилсон
Тем не менее, вскоре я встретился с одним из директоров «Детройт Лайонс». Он сказал, что замолвит за меня словечко перед руководством клуба, а также посоветовал написать главному тренеру Джорджу Уилсону, чтобы узнать его мнение. Он сказал, что существует два типа команд, и каждый из них отражает позицию тренера. Одни представляют собой жесткие организации, которые не терпят никаких глупостей, и отвергают идеи, подобные моей. Другие, находящиеся в относительном меньшинстве, открыты для того, что покажется им интересным – «свободные», как он их назвал.
«Лайонс» оправдывали былую славу, по-прежнему являясь сборищем хулиганов. Нельзя сказать, что это была недисциплинированная команда, скорее команда, в которой на первых ролях были игроки. Такой она стала благодаря дебоширам вроде квотербека Бобби Лейна. Годом ранее их поведение спровоцировало публичный скандал: шестеро «львов» были серьезно оштрафованы комиссионером за ставки. На самом деле, они ставили не на свой матч, а на финальную игру «Грин-Бэй» — «Нью-Йорк». В любом случае, это было запрещено правилами лиги, и комиссионер обязал их заплатить штраф. За несколько небольших ставок по ходу регулярного сезона ди-тэкл Алекс Каррас был дисквалифицирован на неопределенное время. Мой друг из Детройта поспешил сообщить, что эти нарушения не связаны с тренерскими принципами Джорджа Уилсона. Суперзвезда «Грин-Бэй» Пол Хорнунг был отстранен от игр вместе с Каррасом, хотя его команду возглавлял Винс Ломбарди, жесткий тренер с замашками диктатора.
Пол Хорнунг на обложке SI спустя месяц после дисквалификации
Я написал Джорджу Уилсону, и во многом это было то же письмо, что я рассылал в другие клубы. Я обещал держаться в стороне и никому не мешать, просто пытаясь на себе почувствовать атмосферу профессионального клуба, которая была скрыта от широкой публики, но, тем не менее, интересовала её.
К моему удивлению Уилсон ответил, написав, что идея кажется ему интересной. Он пригласил меня в тренировочный лагерь в середине июля на трехнедельную сессию. По его словам, в начале августа команда должна была провести скримидж, большую игру, в которой я смогу принять участие. Спустя неделю пройдет первый выставочный матч против «Кливленд Браунс». Письмо было коротким, и в конце Уилсон выразил надежду на то, что я нахожусь в хорошей форме.
В тот же день я снова начал бросать мяч по квартире, а также купил жесткие кожаные бутсы.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.