Как только появлялась возможность, я тренировал то, чему научился на поле и в классе. Гуляя по территории школы или около озера, пока никто не видит, я упражнялся в правильном отбегании после получения снэпа от центра. У себя в комнате я соединял кисти рук вместе и прикладывал их к выдвижному ящику стола, имитируя получение снэпа, и тренировал отсчет перед розыгрышем. Просыпаясь по утрам, я вытаскивал мяч из гардероба и отрабатывал вкладки, проводя отсчет перед розыгрышем, разворачиваясь и вытягивая руку навстречу воображаемому фуллбеку.
Однажды за этим занятием меня поймала Берта, одна из уборщиц.
«Не хотела вас потревожить, продолжайте», ‑ сказала она.
«Тренируюсь тайком от остальных», ‑ ответил я, сев на край кровати.
Тогда она начала протирать пол шваброй. Берта писала стихи для местной газеты – неизменно о цветах. Я убеждал её рассказать немного о своей работе, о беспорядке, который ей приходилось разгребать в комнатах, возможно, сравнить, чем отличается уборка в комнатах игроков и школьников. Я говорил ей, что читателям это может быть интересно.
«Какая разница, и там, и там бардак», ‑ отвечала она.
Но разница, конечно, была. Из комнат игроков обычно выметали окурки, сигары и недоеденные фрукты. Школьники не раскидывали по комнате персиковые косточки, но если у кого-то из них появлялось домашнее животное, это было хуже любых косточек.
«Берта, а футболисты когда-нибудь привозили питомцев?», ‑ спросил я.
Она в ужасе отшатнулась.
«Надеюсь, этот день не наступит никогда. Только представьте, кого им может прийти в голову кормить и выращивать».
«А это стало бы неплохой темой для стихов», ‑ сказал я.
«Бросьте», ‑ ответила Берта, прищурив глаза.
На самом деле, она любила игроков «Детройта» и рассказывала о них с энтузиазмом в голосе. Больше всех её выводил из себя Джил Мейнс, тэкл с изуродованным коленом.
«Сейчас он не с командой, но раньше… господи! Вообще-то я нервный человек, и по утрам, когда я приходила убираться, он стоял в коридоре и кричал, что если бы я пораньше возвращалась из баров, то работала бы лучше», ‑ Берта покачала головой. «А я ведь ни разу в жизни не выпивала. «Идет Берта Пьянчуга, открывайте окна, а то задохнемся от перегара!» Вот так он кричал, слышно было на 50 миль вокруг. Можете себе представить, что думала администрация школы. Он был настоящим дьяволом, подхватывал меня на руки, поднимал к самому потолку и носил, а я на него ужасно злилась. Никогда не знаешь, что ему взбредет в голову. Однажды он бросил мне под ноги петарду, напугал до смерти».
«Поняла! Я должна написать стихотворение – сонет или что-нибудь ещё – о мистере Мейнсе», ‑ сказала Берта, засмеявшись.
«Это точно», ‑ ответил я.
Она закончила уборку.
«Смотрите», ‑ Берта заглянула в карман на фартуке и вытащила газетную вырезку. «Ещё одно».
«Лучшие нарциссы желтые», ‑ прочитал я. «Ветер уносит…» и так далее.
«Очень хороший стих», ‑ сказал я.
Когда Берта ушла, я вернулся к тренировке, она была мне нужна. Я редко работал в ротации с квотербеками Пламом и Моррэллом. На тренировочном поле я отрабатывал розыгрыши на бровке или за воротами с помощниками Фрайди Мэклема и тренера Милларда Келли – пятью ребятами, старшие из которых работали за гроши, чтобы скопить денег на карманные расходы перед учебным годом. Наши тренировки были достаточно оживленными, и зрители иногда поворачивались посмотреть на нас. Благодаря форме я был неотличим от остальных игроков «Лайонс», и наблюдатели недоумевали, почему я отрабатываю комбинации с группой мальчишек. Однажды я услышал, как кто-то сказал: «Тот парень травмирован. Бедняга».
Самым младшим среди моей «бровочной команды» был Арти Моранте, парень лет десяти. Он был сыном заведующего женским отделением школы «Крэнбрук» и участвовал в тренировочном лагере второй год подряд. В июле он проходил по школьной территории через поля для хоккея на траве и, услышав голоса, пересекал образованную деревьями границу, оказываясь на футбольном поле, где стояли слэды для блокировщиков и груша для отработки захватов, висевшая на стальной балке как закованный в цепи пират. Повсюду летали мячи, игроки бегали за ними в легком темпе, и тогда кто-нибудь из них обязательно замечал Арти. «Эй, малыш Арти! Смотрите, кто пришел. Сколько весишь в этом году, Арти?»
«Семьдесят один фунт».
Во время тренировок он держался рядом с Фрайди Мэклемом и как мог помогал ему. Он наполнял водой пластиковые бутылки, а потом относил их игрокам во время тайм-аутов и наблюдал, как они, запрокинув голову, заливали в рот теплую подсоленную воду, а потом сплевывали её на траву. Арти был безумно рад поучаствовать в происходящем, разнося бутылки с водой и скрученные полотенца со льдом, которые игроки обматывали вокруг шеи. Во время отработки филд-гола он вставал под воротами и бегал за улетавшими мячами. Арти с удовольствием присоединялся к моей команде, когда мы уходили за ворота отрабатывать комбинации.
«Давай попробуем «23 roll», ‑ просил он, и я назначал этот розыгрыш в хадле.
Лучшим временем для нас был конец тренировки, тогда на поле оставались только квотербеки. Когда они заканчивали отрабатывать комбинации с фланкерами и эндами, то бросали пасы всем желающим пробежать маршрут. На бровке к тому времени собиралась толпа детей, и ждать им приходилось долго. Сначала с поля уходили центры, которые некоторое время отрабатывали снэп. После этого квотербеки хлопком ладони по мячу давали ресиверам команду стартовать, отбегали на семь ярдов, останавливались, делая почти танцевальное движение, чтобы занять позицию для броска, и посылали мяч в цель. Один за другим ресиверы – Барр, Когдилл, Гиббонс, Стадстилл и другие – отправлялись в сторону раздевалки. Казалось, что квотербекам постоянно не хватает бросковой практики. Иногда они даже бросали мяч друг другу, заодно упражняясь в беге и ловле. Дон Долл, который оставался со мной, чтобы помочь с комбинациями, однажды сказал: «Смотри, квотербек никогда не поймает пас от другого квотербека». Моррэлл бросил длинный пас Пламу, и тот действительно его не поймал. У Плама нашлось оправдание: «Мяч вылетел прямо из тех деревьев. Не увидел его на фоне деревьев, Эрл».
«Это получается инстинктивно. Квотербеки боятся за свои пальцы, боятся их выбить, так что уверенной ловли от них можно не ждать».
Потом мы увидели, как Моррэлл не поймал пас Плама. Он весело чертыхнулся. «Точно в цель Милт, но для меня это слишком смачный бросок!» ‑ крикнул Моррэлл.
«Часто квотербеки оказываются теми ещё чудаками, как питчеры в бейсболе», ‑ сказал Долл. «Квотербек «Кливленда» Фрэнк Райан говорил, что у него так плохо с координацией, что когда во время игры в дартс он брал дротик и начинал целиться в мишень, окружающие разбегались в разные стороны».
«Спасибо, теперь у меня будут отмазки», ‑ ответил я.
Часто я практиковался с центром Бобом Уитлоу, получал от него снэп и бросал ресиверам. Если мяч пролетал рядом с Когдиллом, Барром или кем-либо ещё, они его вылавливали. Это было всё равно что бросать в сетку.
Последним всегда уходил Эрл Моррэлл. Он оставался, чтобы дать детям возможность половить, и ставил Арти Моранте фланкером на воображаемую линию скримиджа. «Давай малыш Арти… отличные руки, парень», ‑ подбадривал его Морралл. Квотербек ударял рукой по мячу, сигнализируя о начале розыгрыша, а потом подкидывал его в воздух как воздушный шарик. Арти подсаживался и принимал мяч как человек, который ловит выброшенный из окна чемодан, прижимал его к груди и продолжал бежать вперед, наслаждаясь своим успехом, прежде чем развернуться и отправиться назад.
Моррэлл никогда не уставал бросать, и не важно, кто был его ресивером. Он наступал Пламу на пятки в борьбе за место стартового квотербека. Игроки говорили, что он бросает «адские мячи». Над Моррэллом подшучивали после того как весной он потерял часть большого пальца на ноге, подстригая траву газонокосилкой (сам он шутил, что ему нужно было сбросить пару фунтов, и он выбрал слишком суровый способ). Это странно, но после травмы его бросок улучшился – возможно, из-за того, что он был вынужден немного изменить стойку. Траектория броска стала более ровной, а виляние мяча во время полета, всегда отличавшее броски Моррэлла, исчезло. Он считал, что это происходит благодаря более раннему или позднему релизу, а подробности его не интересовали: он просто хотел бросать мяч, чтобы отточить вновь обретенный навык.
Первый пас на Арти был сигналом для других ребят, и они выстраивались в очередь друг за другом, многие из них волновались при виде огромного квотербека, ожидая его команды. «Иди сюда, Слим. Попробуй пробежать флэер», ‑ говорил Морралл, показывая на ладони маршрут.
Мальчики следовали указаниям с большим усердием и благоговением, ведь им бросал мяч профессиональный квотербек. Это была разношерстная группа принимающих, к которой присоединялся и я. Один из ресиверов, помощник Фрайди, носил тяжелые очки, которые иногда сползали при поворотах на маршруте. Очки улетали в сторону, и на полпути к мячу парень закрывал лицо руками; он продолжал бежать, спотыкаясь и пригибаясь, как будто мяч был роем пчел. Другой мальчишка умудрился потерять ботинок в месте поворота и продолжил свой странный, но целеустремленный забег навстречу мячу.
Однажды я увидел взрослого мужчину, одетого в пиджак и соломенную шляпу, который робко встал в очередь, немного погодя отошел в сторону, а затем передумал и вернулся. С выражением смущения на лице он дождался своей возможности, пробежал маршрут и поймал пас, и тогда застенчивая улыбка превратилась в улыбку победителя. Возвращаясь к Морраллу, мужчина смотрел на мяч и посмеивался, удивляясь собственной смелости. Отдав мяч, он вернулся на бровку, качая головой.
Как-то раз в очередь встал парень в черных брюках. Он был очень быстрым и свои первые пасы поймал на маршрутах хук и флэер; он принимал мяч уверенно, а возвращал его Морраллу небрежным и в то же время профессиональным движением. Казалось, что он не хочет разделить с остальными легкую и веселую атмосферу товарищества, которая сопровождала наши «тренировки» с Морраллом. Когда у одного ресивера слетел ботинок, а другой потерял очки, я слышал, как он бурчит под нос: «Да ладно…», вставая на линию. Морралл не обращался к нему с обычными словами поддержки. Мне казалось, что он специально бросает ему сильно, чтобы опозорить перед остальными или сбить с него спесь, но парень продолжал ловить и возвращать мяч Морраллу. Думаю, ему было около 17 лет. Наверняка он был звездой школьной команды.
Когда снова пришла его очередь, парень сказал: «Эй, брось мне длинный пас».
Морралл отбежал на 7 ярдов, подпрыгнул на мысках пару раз, подождав, пока принимающий убежит подальше, и бросил мяч на 60 или 70 ярдов по идеальной дуге, похожей на траекторию панта. Мы смотрели на парня в брюках, который метнулся на ловлю как спринтер, активно работая руками, а потом увидели, как мяч опустился в его ладони. Принимающий продолжал бежать, высоко поднимая ноги, пока не нырнул в живую изгородь, как хорек в кусты. С собой он прихватил почти новый «Дюк» стоимостью $22.
Мы стояли в растерянности. Угнаться за ним не было ни единого шанса, ведь никто из нас не мог сравниться с ним в скорости, тем более что к тому моменту у него уже была фора в 100 ярдов. Помощник Фрайди моргал, глядя на происходящее через очки. Теперь ему придется объяснять, почему в синем мешке на один мяч меньше. Но главным поводом для беспокойства была реакция Моррэлла – что он скажет? Дети смотрели на него с немым вопросом, как будто поступок парня в черных брюках был на их совести. Будет ли он расценен как предательство – плевок в лицо в ответ на доброту Моррэлла, который согласился побросать им мяч? Они смотрели на квотербека, который наклонился вперед, сорвал травинку и начал жевать её, глядя на живую изгородь. Моррэлл пожал плечами.
«Офигенная ловля», ‑ сказал он. «Парень бежал так быстро, что с трудом остановился».
Он одобрительно кивал головой.
«А руки у него что надо. Ладно, Арти, иди сюда», ‑ Моррэлл взял новый мяч, сильно хлопнув по нему ладонью. «Флэер, Арти, на счет «три». Подвигайся, парень».
Он начал выкрикивать сигналы.
«Хат раз! Хат два! Хат три!»
И когда Арти стартовал, остальные быстро собрались в колонну. Воровство мяча было выброшено из головы, и можно было буквально услышать вздох облегчения, раздавшийся в толпе детей.
Наконец, Моррэлл сказал: «На сегодня все, ребята. Пробегите шесть кругов и идите по домам». Его слова были встречены недовольным гулом.
«Они бы тут до ночи остались – играли бы при свете луны», ‑ сказал Моррэлл, пока мы шли в раздевалку через поле. Он обернулся. «Я бы, может, и сам остался. Всё равно в лагере особо дурака не поваляешь».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.