Предыдущие главы: 1, 2, 3, 4, 5 (начало), 5 (продолжение), 6, 7 и 8, 9, 10 (начало), 10 (продолжение),11,12, 13 и 14, 15, 16, 17, 18 (начало), 18 (продолжение), 19

20

В 1967 году противостояние между черными и белыми игроками «Кардиналс», которое медленно нарастало на протяжении последних лет, достигло точки кипения. То, что я видел в раздевалке, наводило на мысли о том, что в любой момент может разгореться расовая война.

Мое первое знакомство с расизмом в команде произошло, как я уже говорил, в 1962 году: комнаты и корпуса общежития, места в столовой – всё было раздельным для черных и белых. Полчаса, которые разделяли тренировку и обед, белые игроки проводили в единственном местном баре «Фонарь». За первые 5 лет в команде я ни разу не видел, чтобы туда заходили черные футболисты. В «Кардиналс» была сильная группа игроков из южных штатов, самых настоящих реднеков, которые являлись лидерами команды. Это были Сонни Рэндл, Билл Коман, Ирв Гуд, Джо Робб, Дон Оуэнс и Кен Грей. Главными острословами были Коман и Робб. Задолго до того, как всё вскрылось в 1967 году, Коман постоянно говорил мне и любому, кто его слушал, что ниггеры слишком тупы, чтобы играть в футбол, и что профессиональные клубы дают ниггерам поблажку, принимая в команду и т.д.

Расизм не был причудами отдельных личностей, он был частью порядка, установленного в «Сент-Луисе». Например, в первые 6 лет, которые я провел в команде, пивоваренная компания «Фальстафф» устраивала вечеринки для игроков в «Фальстафф Инн». Это заведение представляло собой две большие комнаты, разделенные проходом в виде арки. К моему удивлению, туда не приходил никто из черных игроков, хотя еда и пиво были бесплатными. Когда черные всё же стали там появляться, команда обычно разделялась: белые были в одной комнате, а черные в другой.

Во время перелета на игру в Даллас в 1964 году новичок Уиллис Креншоу сидел в хвосте самолета, а рядом с ним было свободное место. Одна из стюардесс подсела к нему, и они начали разговаривать. Через 4 ряда от них сидели Джо Робб и Билл Коман. Последний повернулся назад и посмотрел на Уиллиса, толкнув Робба, чтобы тот тоже обратил внимание на происходящее. После посадки вся команда и тренеры стояли в здании аэропорта, ожидая автобусы. Робб поставил Уиллиса перед всем коллективом и принялся отчитывать за то, что он пытается клеить белых девушек. Я стоял в другом конце зала, услышал шум и подошел ближе.

«На твоем месте я бы не связывался с белыми девушками на глазах у всей команды. Теперь ты в Техасе», ‑ срывался на крик Робб. Он ругал Уиллиса еще несколько минут и в конце концов отошел. На протяжении речи Робба весь тренерский штаб, включая Уолли Лемма, никак не реагировал.

До черных, которые «знали свое место», обычно не докапывались. Эту группу называли «достойные ниггеры». Однажды Билл Коман сказал мне:

«Прентис Готт единственный достойный ниггер в «Кардиналс», я даже позову его на обед к себе домой».

Прентис Готт — первый чернокожий футболист в истории Университета Оклахомы

Несмотря на это, набожный католик Коман не верил в искренность религиозных убеждений Готта. Коман прозвал Готта, активного члена «Братства спортсменов-христиан», «Элмером Гантри» (герой одноименного фильма, который наживался на религиозной вере окружающих – прим. пер.).

Черные игроки проходят ещё более жесткий отбор на предмет «правильной жизненной позиции», чем белые. Они находятся в тяжелой ситуации: если черные ведут себя, как «дядя Том», то быстро оказываются под белыми и теряют уважение к себе и друг другу; если же они слишком «воинственно» отстаивают свое мужское достоинство и пытаются выйти за рамки стереотипа о тупом бесчувственном спортсмене, то тут же попадают под подозрение и обычно бывают отчислены из команды.

Эд МакКвотерс

Эд МакКвотерс, ди-тэкл из «Оклахомы», был, возможно, лучшей иллюстрацией этой дилеммы. Эд был одним из самых быстрых линейных защиты, которых я когда-либо видел в футболе. Однако Чарли Виннер заявил, что МакКвотерс не показывает правильный настрой на поле. На самом деле, настрой Эда был прекрасным: он отказывался мириться с дерьмовым отношением белых. Он вел себя с большим достоинством и определенно заслужил уважение своих черных товарищей. Эд отказывался смеяться над шутками о черных игроках, которые были обычным делом в тренировочном лагере – белые говорили о присущих черным скорости и низкой чувствительности к боли. По моему мнению, а также по мнению многих других ветеранов, МакКвотерс стал бы отличным ди-тэклом уровня НФЛ. Но он отказался унижаться и был отчислен Виннером. Жалобы тренеров на Эда никогда не касались его игровых качеств, все они сводились к тому, что он был себе на уме и «не смеялся и не шутил вместе с остальными игроками».

Другой черный футболист, Бобби Уильямс, пришел в «Кардиналс» неприметным студентом. Он думал, что сделает себе имя, если будет играть корнербеком и избивать основных принимающих команды, прежде всего Сонни Рэндла, который был лидером шайки реднеков. На протяжении первых дней лагеря Рэндл раза 3 потерял шлем: он спокойно принимал мяч, в то время как Бобби подбегал и бил его в затылок, вынося за пределы поля. Как я уже говорил, в лагере существует неписаное правило, которое запрещает драться или орать на того, кто сильно ударил тебя в игровом моменте, поэтому всё, что Сонни мог сделать, поднявшись с земли, это бросать злобные взгляды в сторону Уильямса. Это не смущало Бобби, как не смущали его и насмешки: когда он стал регулярно создавать Рэндлу проблемы, друзья Сонни кричали:

«Эй ты, Кассиус, как дела?», ‑ намекая на Кассиуса Клея, который сменил имя и стал Мухаммедом Али.

Уильямс просто продолжал исправно лупить ветеранов. Он знал, что единственный способ попасть в команду – это показать себя настоящим бойцом.

Однажды весной 1967 года я вернулся домой после выступления с речью для «Фальстафф», и Стэйси сказала мне, что звонил некто Джек Олсен из Sports Illustrated и попросил набрать ему, как только у меня появится возможность. Я позвонил в отель в Сент-Луисе, в котором он остановился, и Олсен спросил, смогу ли я поговорить с ним.

Мы встретились около 10 вечера. Тогда он проводил исследование для серии репортажей о черных спортсменах и хотел взять интервью у игроков «Кардиналс» о расизме в команде, информация о котором просочилась в прессу в конце прошлого сезона. Мы быстро нашли общий язык. Он рассказал мне о телефонном разговоре с Биллом Команом. Он оказался наихудшим расистом, с которым только приходилось общаться Олсену.

Джек Олсен

«Ты не поверишь в то, что он мне рассказал. Я был в Эль-Пасо в Техасе, так вот Коман превзошел даже местных тренеров и горожан», ‑ сказал Джек.

Мы проговорили под запись более 2 часов о ситуации с расизмом в «Кардиналс». Я рассказал ему о подсознательном расизме тренеров и о распространенной в НФЛ практике, когда черным разрешают играть только на определенных позициях. (Очень небольшое число черных футболистов играют лайнбекерами, квотербеками и гардами нападения, то есть на позициях, которые, по общему мнению, требуют больше интеллекта, нежели силы.) В ходе нашей беседы я помог Олсену сформулировать его тезис о преобладании расизма в НФЛ. Я был рад, когда увидел, что в последних двух репортажах его серии было много информации, которую я собирал с последнего курса «Сиракьюз».

В мой первый сезон Билл Коман пытался подружиться и взять меня под свое крыло, как он делал с другими новичками, когда боялся, что они могут отнять у него работу. Он говорил мне, что Чак Друлис обратил на меня внимание или о том, что тренеры видят во мне хорошего лайнбекера, или о том, что, по мнению Друлиса, я легко попаду в состав. Я думал, что Коман имеет влияние в команде, поэтому не спорил с ним ни по одному вопросу, и когда он начал одну из своих расистских речей, я не стал ему перечить. Но даже если бы я выступил против, это не имело бы никакого смысла, потому что расизм и сегрегация были санкционированы и благословлены руководством и тренерским штабом «Кардиналс». В конце концов, именно руководство команды распределяло номера в отелях по расовому принципу, именно руководство разделило общежитие в тренировочном лагере на два крыла. Именно руководство «Кардиналс» видело то, как увеличивалась пропасть между черными и белыми игроками, и не попыталось вмешаться в эту ситуацию. То же самое происходило на более высоком уровне. Пит Розелл нанимал детективов, чтобы следить за игроками по ходу сезона, но не считал нужным расследовать расизм и эксплуатацию, с которыми сталкивались черные игроки. Он никогда не нанимал психологов, например, для того, чтобы определить, как сделать общение черных и белых футболистов более человечным, хотя отдельные клубы, включая «Кардиналс», брали на работу психологов, чтобы те помогали отбирать персонал и измерять уровень агрессии игроков.

К концу сезона 1967 года напряжение достигло такого уровня, что между черными и белыми игроками почти прекратилось всякое общение. Каким-то чудом мы всё ещё выходили на матчи одной командой. По завершении сезона черные игроки провели тайную встречу и составили список жалоб, который представили Чарли Виннеру. Весной тот назначил собрание всей команды, чтобы обсудить расовые проблемы. Я боялся, что он просто хочет услышать мнение разных игроков, поэтому отказался идти туда. Я был на множестве подобных фальшивых сеансов самокопания и знал, что в присутствии тренеров мало кто отважится сказать правду, потому что за любую не к месту произнесенную фразу можно попасть в немилость к руководству.

Новости о действиях черных игроков «Кардиналс» были скупо освещены в местных газетах. Клуб не выпустил официального заявления, однако слухи множились, особенно о том, что черные игроки обвинили в расизме одного из тренеров. В то межсезонье команду один за другим покинули 3 ассистента, и всякий раз проходил слух о том, что это был тот самый тренер-расист. Тем не менее, статья Джека Олсена расставила всё по своим местам. Тем самым тренером-расистом оказался Чак Друлис. Несмотря на это главный тренер Виннер – единственный тренер, уполномоченный исправить эту ситуацию – не делал ничего до тех пор, пока процветавший в «Кардиналс» расизм не стал достоянием общественности.

Хотя жизнь черного в НФЛ – как и в американском обществе в принципе – является ужасным опытом, я часто замечал, что черные игроки «Кардиналс» не пользовались плодами «черной революции» и никак не помогали ей. Это трудно понять, особенно учитывая их собственный опыт. В самом деле, черные профессионалы грубо игнорировали трудности, с которыми сталкивались черные игроки-студенты в кампусах. Насколько мне известно, никто из черных футболистов не протестовал, когда Ллойд Итон, тренер университета Вайоминга, выгнал из команды дюжину черных игроков, которые хотели надеть на игру против расистского университета Бригама Янга черные нарукавные повязки. Конечно, черные игроки ограничены в своих действиях. Система квот, которая действует в НФЛ, приводит к тому, что черные, которым удалось попасть в лигу, сильнее держатся за своё место, чем белые.

Когда я пытался поговорить с черными игроками «Кардиналс» о протестных выступлениях черных студентов-спортсменов, то в ответ получал каменное молчание. Но при этом, когда в дороге я читал журнал Ramparts или другие издания, некоторые черные подходили и просили посмотреть их. Я давал им журнал, они пролистывали его и просили одолжить на несколько часов. В сезоне 1969 года я постоянно приносил на тренировки газеты «Черная пантера» и раскладывал их по шкафчикам черных игроков. Когда они приходили, то смотрели на меня и молча кивали, однако мне не удавалось завязать с ними разговор о том, что происходит с черными в Америке, хотя время от времени случались проблески надежды на это. Одни раз Джон Роланд пришел ко мне и сказал, что он купил пластинку с записью речи Элдриджа Кливера (борец за права чернокожих и один из лидеров «Черных пантер» — прим. пер.), которую он произнес в университете Сиракьюз. Он был взволнован.

«Ты должен услышать Элдриджа! Он назвал того парня расистским ублюдком», ‑ рассказал Джон.

Этот разговор, конечно же, не слышал никто из тренеров или других белых игроков, и из него ничего не вышло.

Во время моих последних сезонов некоторые черные игроки собирались и устраивали так называемые «сэты». Они представляли собой групповой секс в доме одного из игроков, в котором участвовало несколько проституток. Всё начиналось сразу после тренировки и продолжалось до глубокой ночи. Эти сцены мало чем отличались от тех, которые организовывал один белый игрок каждый год после того, как заканчивался тренировочный лагерь. Он тоже снимал проституток и приглашал игроков «Кардиналс» «потренироваться» на глазах у его партнеров по бизнесу, которых возбуждало такое зрелище.

Даже во время оргий «Кардиналс» делились по расовому принципу.

21

Кроме того, что в команде произошел раскол между черными и белыми, сезон 1967 запомнился тем, что стал худшим в моей профессиональной карьере. Всю неделю я тренировался с первым составом защиты, но на выходные из армии возвращался Ларри Столлингс и выходил в старте на игры. Я начал сомневаться в своих способностях и думал о том, почему после 5 лет в лиге я всё ещё бегаю как сумасшедший в подрывных отрядах.

Теряя уверенность в ценности игры в футбол, я всё больше втягивался в антивоенное движение. В конце сентября Терри Кох, один из лидеров «Студентов за демократическое общество» в Университете Вашингтона, Марти Лебовитц, аспирант-социолог, и я сформировали «Мобилизационный комитет Сент-Луиса», чтобы организовать и профинансировать отправку автобусов с активистами на марш на Пентагон, который был назначен  на 21 октября. Я стал своего рода казначеем – открыл счет на имя комитета и подписывал все чеки. Нам удалось собрать 3 больших автобуса и 4 машины с участниками марша. Я был лишь слегка удивлен, когда во время погрузки в автобусы на стоянке университета ко мне подошли два копа в штатском и спросили: «Привет, Дэйв, как дела?»

Во время перелета в Вашингтон на игру против «Редскинс» Пэт Фишер, сидевший через проход от меня, наклонился в мою сторону и спросил с сарказмом:

«Эй, как твоя антивоенная деятельность?»

Я знал, что Пэт придерживался консервативных взглядов, и спросил, что он имеет в виду.

«Ну знаешь, те автобусы до Вашингтона».

Я улыбнулся:

«Как ты об этом узнал?»

Он посадил меня на пустое место рядом с собой и сменил тон на серьезный:

«Ты не знаешь, что за тобой следит ФБР?»

Когда я спросил, с чего он это взял, Пэт рассказал, что был приглашен своим другом на вечеринку к агенту ФБР. Они обсуждали недавние события в Пентагоне и агент сказал Пэту:

«Эй, а ты знаешь, что один игрок «Кардиналс» является леваком и участвует в движении за мир в Сент-Луисе? У нас на него обширное досье и он находится под нашим наблюдением».

Когда Пэт рассказал мне это, по моей спине пробежал холодок.

7 декабря 3 активистов арестовали за демонстрацию во время выступления Хьюберта Хамфри (кандидат в президенты США на выборах 1968 года от демократов – прим. пер.).

Тем вечером около 50 человек, включая меня, пришли к центральному полицейскому участку Сент-Луиса, чтобы договориться о залоге. Мы провели в участке полчаса, и я заметил, что все копы начали нервничать. Тогда один из высокопоставленных офицеров приказал очистить здание. Около 10 человек остались сидеть там, а остальные вышли. Так как мы со Стэйси разговаривали с полицейским в штатском, который посещал курсы по социологии в Университете Вашингтона, нас не арестовали. Всех задержанных утащили в камеру. Один парень по имени Пол Тэксмен пытался выбраться, но к нему тут же подскочило с десяток копов и принялись жестоко избивать его дубинками. Ночью Пола, наконец, доставили в городской госпиталь. Его лицо было так сильно разбито, что в газете  St. Louis Post-Dispatch, которая обычно оправдывала все действия полиции, вышла редакторская колонка под названием «Головорезы в голубой форме». По окончании сезона я организовал «Комитет по обеспечению конституционных прав», чтобы собрать деньги для Пола. Полицейские не только сломали ему лицо, но и лишили зрения на один глаз. Операция стоила $800, и нам удалось собрать эту сумму.

В конце декабря Стэйси получила звонок от Дэйл Друлис, жены Чака. На протяжении первых лет в Сент-Луисе Стэйси работала у Дэйл, которая была художником и дизайнером интерьеров. Тем вечером она посетила наш дом под покровом почти шпионской секретности. В 11:30 вечера она ушла, а я забежал на второй этаж в свой кабинет и напечатал этот отчет о встрече:

«Дэйл Друлис, жена тренера защиты «Сент-Луис Кардиналс» Чака Друлиса позвонила и спросила мою жену Стэйси о том, собираюсь ли я играть в футбол в следующем (1968 года) сезоне. Она заявила, что причиной для такого вопроса стала важная информация, которой она обладает и которая касается моего будущего в профессиональном футболе и в «Сент-Луис Кардиналс», и попросила о встрече, чтобы передать эту информацию мне.

Она пришла сегодня вечером и рассказала о причине беспокойства. Суть разговора в следующем: Чак Друлис должен позвонить мне от лица Бидвиллов и обсудить мою политическую деятельность, а именно организацию и сбор средств на отправку 3 автобусов в Вашингтон 21 октября 1967 года.

Он сообщила о том, что ФБР связалось с руководством «Кардиналс», передав ему  информацию о том, что я финансировал поездку и по этой причине их беспокоит мое участие в политике.

Чак Друлис должен проинформировать меня о том, что если я собираюсь играть за «Кардиналс» в следующем сезоне, то должен отказаться от политической деятельности. Короче говоря, мне предложат выбор. Она сказала, что Чак в курсе её визита и доверил ей предупредить меня о предстоящем разговоре с ним. По её словам, они хотели заранее меня проинформировать, чтобы дать время на размышление.

Бидвиллы не в курсе её участия в этой истории, поэтому она попросила не связываться с ними прежде, чем со мной поговорит Чак.

Она также сообщила о том, что я нахожусь под наблюдением ФБР и, возможно, мой телефон прослушивается, а значит, мне нужно быть осторожным в дальнейших действиях».

Я был обеспокоен тем, что рассказала Дэйл, и приготовился к борьбе с руководством «Кардиналс», для чего написал письмо, которое собирался опубликовать, если бы меня выгнали из команды. В середине января я договорился о встрече с Чаком Друлисом у него дома. Когда Чак узнал, по какому поводу я хотел его видеть, он решил, что нам лучше не встречаться в офисе «Кардиналс». В 9 вечера я приехал к нему домой, и мы начали говорить. Было видно, что ему не по себе. Я пересказал содержание разговора с его женой, однако, к моему удивлению, он отрицал большую часть из того, что рассказала Дэйл.

«Что насчёт того, что за мной следит ФБР?» — спросил я.

Он покачал головой и сказал, что не знает ничего про ФБР, только то, что какие-то «люди из военно-морской разведки» вынюхивали что-то о моих связях с футбольными «Кардиналс». Я не мог понять, что у него на уме. После того, как он несколько раз отказался говорить о решении менеджмента «Кардиналс» выступить против моего участия в политике, мы начали обсуждать список жалоб черных игроков. Он заверил меня, что наиболее откровенно на встрече с Чарли Виннером высказывались игроки второго состава, которые просто отбывали номер в команде. Однако он признал, что руководство команды попросило главного расиста Билла Комана уйти на пенсию.

Поначалу я был введен в заблуждение двумя противоречащими друг другу историями, но потом понял, почему в тот момент «Кардиналс» решили не продавливать вопрос моего участия в политической жизни. Ситуация с расизмом в «Кардиналс» неизбежно должна была стать достоянием публики, и когда руководство команды узнало о том, что я планирую сопротивляться их попыткам заткнуть меня, они решили сдать назад, понимая, что клуб не может позволить себе два скандала в течение одного сезона.