Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Часть четвертая

Часть пятая (начало)

Часть пятая (продолжение)

Часть шестая

7

К игре против «Нотр-Дам» — моему предпоследнему матчу на третьем курсе – травмированный локоть, наконец, зажил. Это был важный матч, так как мы шли с результатом 6-2 и в случае победы над «Нотр-Дам» и «Бостоном» в двух последних встречах могли рассчитывать на приглашение в один из крупных боулов. Мы гоняли их весь день, но из-за нескольких нарушений и неудачных розыгрышей вели к концу матча лишь 15-14. Главный линейный судья осложнял нам жизнь на протяжении всей игры. Он отказывался говорить с Бобом Стемом, нашим капитаном защиты, и пригрозил нам штрафом в 15 ярдов, когда Стем в начале игры попросил его объяснить спорное решение. Мы думали, что все наши проблемы от того, что судья был со Среднего Запада, а мы были командой с Востока.

Meggyesy vs Notre Dame

Дэйв Мэггиси захватывает бегущего «Нотр-Дам»

«Нотр-Дам» получил мяч в последние минуты матча, и мы должны были защитить наше минимальное преимущество. Мы без проблем сдерживали их, и за 3 секунды до конца они выстроились для отчаянной попытки забить филд-гол. Мяч был установлен на нашей 39-ярдовой линии, и, если добавить 10 ярдов зачетки и 7 ярдов от центра до холдера, получалось, что их кикеру нужно было забить с расстояния более 55 ярдов. У них не было ни единого шанса, и сейчас, вспоминая тот случай, я понимаю, что нам нужно было просто стоять и смотреть на попытку «Нотр-Дам». Вместо этого в типичной для «Сиракьюз» манере тренеры дали указание заблокировать удар. Наш ди-энд Уолт Суини прорвался через своего блокировщика в бэкфилд и врезался в кикера после того, как мяч уже оказался в воздухе. Главный линейный судья подбежал и выбросил флаг, наказав Суини персональным фолом. Время вышло, но «Нотр-Дам» было позволено провести ещё один розыгрыш с наших 24 ярдов. Они снова выстроились для пробития филд-гола. Их кикер забил, пожалуй, самый длинный удар в своей жизни, и «Нотр-Дам» выиграл со счётом 17-15. Стадион разразился диким шумом и криками, а мы стояли на поле, шокированные произошедшим. Тренерский штаб не сказал и слова критики в адрес Суини, хотя его действие стоило нам победы. Они не хотели, чтобы он потерял уверенность в своем агрессивном игровом стиле.

На следующее утро газеты сообщили, что судья признал ошибочным своё решение дать «Нотр-Дам» право на последний розыгрыш. Тогда по правилам NCAA атакующая команда не получала лишний розыгрыш, если защита совершала нарушение, а время заканчивалось. На собрании команды в понедельник Бен сказал, что «Нотр-Дам» согласен отдать нам победу со счётом 15-14. Но неделя проходила, а официального заявления никто не делал. Отец Хесбург, ректор «Нотр-Дам» и видный сторонник гражданских свобод, был единственным человеком, уполномоченным отдать нам победу, но он не предоставил никаких комментариев. В итоге один из младших сотрудников администрации «Нотр-Дам» заявил, что они не признают поражение. Это не стало сюрпризом для тех из нас, кто уже знал, что обычная этика не применима на футбольном поле.

При подготовке к игре против Бостонского Колледжа особый акцент Бен сделал на том, что «Бостон», как и «Нотр-Дам», являлся иезуитским учебным заведением, а значит, мы должны были на нём отыграться. Во время одной из мотивационных речей перед матчем Бен сказал:

«Ребята, Бостонский Колледж это тот же «Нотр-Дам», только находится на Востоке, давайте выложимся против них по полной».

Но многие парни были разочарованы и возмущены поступком «Нотр-Дам», и, несмотря на нехитрые попытки Бена завести нас, мы не смогли собраться на эту игру. В тот момент мы хотели лишь одного – чтобы сезон поскорее закончился.

Хотя нас считали бесспорными фаворитами, мы еле обыграли Бостонский Колледж. После матча мы праздновали не столько победу, сколько то, что давление достаточно тяжелого сезона осталось позади, а впереди нас ждало возвращение к нормальной жизни. Не так быстро: через несколько дней спортивный отдел «Сиракьюз» и администрация университета сообщили о том, что команда приняла предложение об участии в Либерти-Боул.

george-mira

Джордж Майра

Моей первой реакцией было: «Если тренеры и администрация приняли приглашение, то пусть сами и играют». Этот матч, проводившийся в Филадельфии в середине декабря, был в лучшем случае второсортным событием и для большинства игроков означал лишних две недели тренировок. Но для спортивного отдела матч был довольно прибыльным предприятием. Игра транслировалась на всю страну, и хотя в ней встречались две средние команды – «Сиракьюз» и «Майами» — в каждой из них был игрок, входивший в число лучших футболистов страны – наш Эрни Дэвис и квотербек «Майами» Джордж Майра. Спортивный отдел «Сиракьюз» должен был получить за Либерти-Боул значительную сумму денег и не желал упускать такой шанс только потому, что игроки устали.

Многие из нас считали, что раз уж мы должны играть, то неплохо было бы что-то за это получить. После разговора с Беном один из наших капитанов, Дик Истерли, рассказал нам, что никакого вознаграждения для игроков не предполагается. Это разозлило нас ещё больше, так как мы знали, что футболисты за участие в крупных боулах получают наручные часы, набор чемоданов или что-то вроде этого. Мы организовали специальное собрание без тренеров, чтобы обсудить дальнейшие действия. Некоторые четверокурсники предложили бойкотировать игру, если спортивный отдел не даст нам часы, и мы решили отправить капитанов к спортивному директору Лью Андреасу, чтобы сообщить ему об этом.

Спортивный отдел никогда раньше не сталкивался с подобным единодушием среди игроков, и оно, вместе с разговорами о бойкоте, заставило их быстро согласиться и дать нам часы до матча, как мы и требовали. Это стало хорошим уроком: одним из наиболее абсурдных футбольных мифов является утверждение о том, что интересы игроков совпадают с интересами тренеров и администрации.

1961-liberty-bowl

Либерти-Боул. С мячом Эрни Дэвис

Я плохо помню сам матч за Либерти-Боул, кроме того, что в тот день было холодно и ветрено, и мне не очень-то хотелось биться с игроками соперника. Эрни Дэвис провел великолепный матч и выиграл его почти в одиночку. После игры футболистам обеих команд выдали маленькие копии Колокола Свободы, но они для нас мало что значили. Нашей единственной победой были часы. По дороге в Сиракьюз все игроки говорили о том, как умно мы поступили, что организовались и выдвинули свои требования перед матчем.

8

По окончании сезона я начал серьезно задумываться о том, что собой представляет футбольная программа «Сиракьюз». Ситуация с Либерти-Боул заставила меня осознать сугубо коммерческую природу студенческого футбола и увидеть то, как игроки приняли эти мелочные, ограниченные ценности. Стало ясно, что я был просто наемным работником из Огайо и если начну слишком громко подвергать сомнению ценности, лежащие в основе игры, то очень быстро снова окажусь в Солоне. Мы были полупрофессионалами, и единственной причиной, по которой NCAA регулировала размер наших стипендий, было стремление минимизировать наш заработок. Мы были дешевой рабочей силой, которая приносила университету огромные прибыли, в то время как нам объясняли, что мы должны быть благодарны за возможность, которую получили. Как горшок с золотом на конце радуги, нас мотивировал шанс попасть в профессиональный футбол.

Вы часто слышите о том, что футбольные стипендии помогают бедным детям попасть в колледж. Может и так, но здесь нечем гордиться. Очевидно, что эта страна может, если захочет, дать шанс на поступление в колледж каждому. На самом деле, люди должны испытывать чувство вины, а не удовлетворения, когда видят, что стипендию получает ученик, который умеет бросать мяч на 60 ярдов, пока его одноклассник, который имеет отличные оценки и искренне хочет попасть в колледж, не может этого сделать по финансовым причинам.

Неудивительно, что по всей стране огромное число бедных детей, черных и белых, тратят на занятие спортом слишком много времени и сил. Тысячи и тысячи из них каждый год приходят в школьный футбол, они преисполнены мечтами о славе, надеждами на университетскую стипендию и бессмертие в качестве профессионального игрока. Вместо того, чтобы честно им всё объяснить, школьные тренеры цинично играют на этих мечтах и надеждах. Исследование, проведенное в 1969 году конференцией Big Eight и опубликованное в NCAA News, демонстрирует суровую реальность: только у 1 из 30 футболистов-школьников есть шанс играть за университет. Скорее всего, полную спортивную стипендию в итоге получает 1 из 100 игроков.

Lawrence Lions High School Football

Ирония заключается в том, что зачастую наибольший вред наносится тем, кто всё-таки получает стипендию. «Сиракьюз» выдавал «справку о посещении» огромному числу игроков, которые посвятили 4 года футболу, но не получили диплом. Защитники игры скажут, что 4 года, проведенные в университете пойдут человеку на пользу вне зависимости о того, получил он диплом или нет. Когда я слышу это, то всегда вспоминаю парня, которого назову Рэнди Питерс, игрока «Сиракьюз», печально известного своим диким поведением на поле и вне его. Когда он напивался и приходил на вечеринку братства или в бар, эффект от его появления можно было сравнить с вторжением Кинг-Конга. Несмотря на его репутацию, я обнаружил, что Рэнди был серьёзным, чутким человеком. Он ненавидел Университет Сиракьюз со всеми его сложностями. Он был принят туда только ради того, чтобы играть в футбол.

Иногда Рэнди вымещал своё недовольство, приходя с другими футболистами в бар и «зачищая» его. Они надирались, ехали в одно из местных заведений, выпивали ещё немного и принимались за дело: сначала они дрались друг с другом, а потом переходили к посетителям. Люди всё понимали, и бар быстро пустел. Время от времени они встречали группу парней, которые их не боялись, и тогда начинался ад. Во время драки Рэнди получал настоящее удовольствие. Хотя он был средним футболистом, Рэнди, вероятно, был одним из величайших уличных бойцов за всю историю «Сиракьюз». Его похождения обросли легендами, поэтому сложно сказать, какие истории о Рэнди Питерсе реальны, а какие нет.

Наверное, самый известный случай произошёл с Рэнди той ночью, когда он сразился с опытным фехтовальщиком. Одним субботним вечером после игры Рэнди хорошенько выпил и отправился на поиски вечеринки, о проведении которой слышал. Вечеринка должна была проходить в большом многоквартирном доме, и люди, которые ему о ней рассказали, дали Рэнди неверный номер квартиры. Он знал, что его не любят пускать на вечеринки в пьяном виде, поэтому тут же принялся долбить в дверь, требуя его впустить. Было около полуночи, поэтому крики и стук Рэнди разбудили хозяина квартиры, известного в Сиракьюз хирурга, который к тому же был чемпионом по фехтованию. С каждой минутой ярость Рэнди нарастала, он был настолько зол, что доктор не осмеливался открывать, даже когда понял, что Рэнди просто искал вечеринку, которая была в другой квартире. Рэнди продолжал стучать и кричать о том, что проломит кому-нибудь голову, пока не начал прорубаться через дверь, используя только свои ноги и руки. На это ему потребовалось меньше минуты – столько же ушло у доктора на то, чтобы достать один из своих клинков. Рассказывая о том случае друзьям, Рэнди говорил, что спокойно ушёл бы, как только увидел, что ошибся квартирой, но какой-то чудак начал размахивать перед ним шпагой. Можно понять доктора, который пытался защититься, но, зная Рэнди, я также могу понять, почему он не отступил при виде 75-килограммового человека, пускай и вооруженного шпагой. Некоторое время доктор сдерживал Рэнди, неплохо искромсав его в процессе. Но Рэнди, как Рокки Марчиано, мог пропустить десять ударов, чтобы нанести один. Когда он добрался до доктора, то вырвал у него шпагу и сломал обе руки. Говорят, комментируя произошедшее, Рэнди сказал:

«Я просто хотел удостовериться, что впредь он не сможет нападать на невинных людей».

В этом случае, как и во многих других, на помощь Рэнди пришёл спортивный отдел, который избавил его от серьезных проблем с законом. Рэнди был отнюдь не единственным игроком, которого пришлось выкупать спортивному отделу. Фактически, одной из его главных функций, которая по важности уступала только сохранению любыми средствами допуска игроков к соревнованиям, было вытаскивать футболистов из тюрьмы. Тем, кого совсем невозможно было контролировать, советовали вступить в армию на разные сроки: от 6 месяцев в резерве, до полных 4 лет в морской пехоте. Бен гарантировал им сохранение стипендии по возвращению, а также всегда подчеркивал пользу от прохождения службы, которая помогала «повзрослеть».

Я должен признать, что испытываю смешанные чувства по поводу готовности спортивного отдела вытаскивать парней из неприятностей, так как однажды его работники спасли меня от тюрьмы. У полиции был ордер на мой арест за коллекцию из 50 с лишним неоплаченных штрафов за парковку. Они разобрались с этим вопросом так хорошо, что я не только избежал тюрьмы и штрафа, но даже не выплатил те штрафы за парковку. Я помню, как стоял перед судьёй, пытаясь изобразить смирение и раскаяние. Я знал, что спортивный отдел уже всё уладил, так как Бен сам сказал мне, когда нужно прийти в суд. Но судья начал читать мне лекцию своим монотонным голосом:

«Сумма штрафов превышает $800, и ты можешь провести в тюрьме до 6 месяцев. Не думай, что сможешь избежать наказания только потому, что ты футболист».

Он продолжал в течение 5 минут, а я уже начал представлять себя сидящим в тюрьме и прикидывающим, где достану $800. Внезапно судья посмотрел на меня, улыбнулся и спросил:

«Парни, вы соберете в этом году хорошую команду?»

Я вздохнул с облегчением: всё было в порядке.

«У нас есть куча парней, полностью посвятивших себя этой цели, и я думаю, что мы сможем дойти до конца», — сказал я со всей мальчишеской скромностью, которую смог собрать.

«Рад это слышать. Мы все здесь внимательно следим за командой и болеем за вас».

Он быстро вернулся к своему обычному выражению лица, объявил, что я должен буду выплатить $10 в качестве судебных издержек, и вызвал следующее дело.

Я был рад отделаться так легко, особенно после временного страха, который испытал в суде. Но я думал о том, как судья вёл себя с другими людьми в то утро. Плохо одетые ответчики, многие из них черные, получали самые жесткие наказания, в то время как обеспечено выглядевшие, как я, обычно платили не больше, чем номинальный штраф. Мне с моим прошлым было легко отождествлять себя с бедными ответчиками, так как я знал, что если бы не играл в футбол за университет, то оказался бы с ними в одной лодке.

Разобраться со штрафом в $800 было, конечно, плёвым делом, по сравнению со средствами и усилиями, которые приходилось затрачивать спортивному отделу ради других игроков. Такие вещи заставляют вас чувствовать себя довольно важным человеком. Благодаря всем ухищрениям, на которые спортивный отдел идет ради тебя, ты начинаешь ощущать свою безнаказанность – возможно, поэтому некоторые спортсмены временами ведут себя как животные.

После нескольких лет особого отношения футболист перестает обращать внимание на тот факт, что его иммунитет всего лишь временный. Для тех, кто не попал в профессиональный футбол, он истекает вместе с его студенческой репутацией. Сложно найти более жалкое зрелище, нежели бывший герой студенческого футбола, который идёт по кампусу, а его никто не узнает. Тот же самый университет, который исправлял его оценки, выкупал из тюрьмы и тайно платил ему деньги, теперь поворачивается к нему спиной. Есть множество парней, жизнь которых замерла после заключительной игры за университет. Они становятся страховыми агентами или кем-то в этом роде и продают свой образ известного в прошлом футболиста.

Продолжение

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.