Что случилось с Денардом Робинсоном?

Да, я могу ответить на этот вопрос за секунду, но позвольте мне начать с самого начала.

Мы вернемся на 10 лет назад — еще задолго до того, как в Интернете начали появляться все эти статьи и твиты с вопросами о том, что со мной случилось.

Сентябрь 2009 года.

Я 18-летний паренек из маленького городка Дирфилд-Бич, штат Флорида. Только что приехал в Энн-Арбор, даже не подозревая, что произойдет со мной практически за одну ночь.

Рич Родригес был тогда тренером университета Мичигана, и в ночь перед нашим стартовым матчем против Западного Мичигана он вывел команду на стадион.

«Это наш дом, — сказал он, собрав нас на поле. — Это самое лучшее место в мире для игры в футбол. Оглянитесь вокруг. Это место, где вы можете воплотить все свои мечты в реальность».

Пока он говорил, я помню, как смотрел на трибуны, будто впитывая каждое его слово. Через несколько секунд тренер продолжил:

«Я хочу, чтобы каждый из вас выбрал себе место. Сядьте туда и вообразите, что вы уже на этом поле. Закройте глаза и представьте, что завтра вы сделаете там что-то особенное».

Как только тренер закончил говорить, я точно знал, куда мне идти.

Несколько парней подошли к трибунам и сразу же сели. Первый ряд, отличный вид. Другие игроки направились к 50-му и сели на полпути вверх, практически прямо в центре.

А я?

Тут не было сомнений.

Я поднялся на самый верх.

Секунду или две я разминал ноги, а затем начал подниматься.

Через девяносто восемь рядов я обернулся и посмотрел вниз…..

Это было самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.

Tom Pidgeon / Getty Images

Поле было таким зеленым. Линии и цифры на газоне были очень яркими. Трибуны казались бесконечными. Все было абсолютно идеально — так, как футбольное поле выглядело бы во сне или в каком-нибудь фильме.

Полюбовавшись несколько минут на стену наверху, я сел в кресло и собрался с мыслями.

Я чувствовал, что отличился в тренировочном лагере, и хотя я был всего лишь новичком, возможно, некоторые люди в штабе обратили на меня внимание. Так что я, сидя на самом верху, сказал себе: «Если ты каким-то образом получишь шанс сыграть, будь особенным. Сделай что-то удивительное!»

Когда я закрыл глаза, я увидел, как бегу мимо защиты, поле чистое, и я заношу тачдаун. Это было ясно как день. Как будто я видел, как это происходит прямо передо мной.

Все мое тело словно покрылось мурашками.

Затем, примерно 18 часов спустя, во время самого первого розыгрыша в моей карьере в Мичигане, когда я впервые коснулся мяча, произошло вот это….

Прежде чем я продолжу, позвольте сказать: да, я понимаю, почему люди задают этот вопрос.

Я все понимаю.

Меня это не злит. У меня нет обиды на это.

Я понимаю.

Несколько лет назад вы не могли не увидеть по телевизору, как я делаю какой-нибудь сумасшедший розыгрыш, как в том матче против «Вестерна».

Тот первый тачдаун на Мичиган Стэдиум положил начало этому. Затем — просто разрыв. Важные игры. Все смотрят. Все хотят увидеть, что я могу сделать. Первый камбэк «Нотр-Дама», второй… — дополнительные очки за то, что в свете софитов они прошли 80 ярдов за последние 30 секунд матча, чтобы победить. Пять тачдаунов в победе над командой с юга. И так далее… Один яркий момент за другим. Статистика за несколько дней.

И вот я улыбаюсь вам с обложки журнала, который стоит на полке в супермаркете. ESPN никак не угомонится, что мои шнурки были развязаны. Вся страна хочет взять у меня интервью. Будто у всех случился передоз Денардом Робинсоном.

Однажды они даже поместили меня на обложку видеоигры.

Какое-то время я был практически везде, куда бы вы ни посмотрели. А потом, всего несколько лет спустя…..

Парень просто куда-то пропал.

Посыпались вопросы.

«Где Денард?»

«Чем занимается Денард?»

«А что случилось с Денардом Робинсоном?»

И как человек, который знает на ответ ответ на эти вопросы, который пережил две крайности — я просто качаю головой и смеюсь. Ну, потому что…

Что со мной?

Что случилось с Денардом Робинсоном?

А что мне сказать?

Жизнь.

Вот.

Случилась жизнь.

Когда я учился в Мичигане, люди говорили, что все выглядит так просто, будто я даже не напрягаюсь. Такой везунчик.

Они потом рассказывали о конкретной пробежке или об игре, где я заставил четырех парней ошибиться.

«Все у тебя так гладко, — говорили они. — Так легко».

Я слышал это и просто улыбался.

Но правда такова, что для меня это не всегда было так легко и просто, как могло показаться.

На самом деле, тот первый тачдаун, который у меня был, — прекрасный этому пример. Не многие знают об этом, но… я забыл, что делать в этом розыгрыше.

Я так беспокоился о том, чтобы все выстроились правильно и не напутали количество снэпов, что забыл, что я должен делать. А потом, конечно же, я забыл… поймать мяч.

Я даже не должен был оставлять мяч у себя в этом розыгрыше. Мне нужно было передать его принимающему на реверсе. Но как только я потерял мяч, это было похоже на твердое: «Ставки сделаны, ставок больше нет». Когда я поднял его, в моей голове пронеслось: «Ты не можешь допустить, чтобы твоя первая игра в Мичигане закончилась вот так. Ты больше никогда не выйдешь на поле».

У меня практически не было выбора, кроме как заработать очки. Я не мог так сильно испортить игру, а затем убегать от ди-бека или кого-то еще.

Это был выбор: заноси или чеши домой.

И, да, я занес.

Но все прошло не так, как должно было.

За пределами поля тоже не всегда все было гладко и легко.

Мичиган был университетом моей мечты, и мне все в нем нравилось — до сих пор нравится! Но никогда не было такого, чтобы все получалось по щелчку пальцев. Я парень из маленького городка. Не искал особого отношения к себе или славы. Я просто хотел сделать людей счастливыми, приветствовать всех с улыбкой и представлять Мичиган на высшем уровне.

Все же, этого не должно было случиться.

Как только у меня все наладилось, появилась какая-то известность, люди стали появляться в моей жизни из ниоткуда.

Однажды вечером я вышел из нашего учебного зала, сел в машину, и как только я доехал до дома и заглушил мотор, незнакомый парень выскочил из своей тачки и подбежал ко мне.

Он следил за мной все время, пока я был в дороге.

Этот парень каким-то образом узнал, что у меня занятия в определенном месте, подождал, пока я выйду, и последовал за мной и припарковался прямо за мной. Потом он накинулся на меня со словами: «Эй, Денард! Как дела, чувак? Не мог бы ты подписать для меня эту бумагу по-быстрому? Это займет всего минуту».

Я был в шоке, серьезно.

Было не по себе. Потому что… ну, я не знаю этого парня, и, получается, теперь постоянно нужно быть начеку?

К счастью, оказалось, что он безобидный — наверное, просто хотел поживиться, — ну я подписал эти бумаги. Но вообще надо было сказать: «Слушай, пожалуйста, больше не делай такого со мной».

Эта ситуация изменила все для меня в Мичигане. После этого я постоянно оглядывался и думал, кто может появиться следующим. Я не стал рассказывать об этом родителям или братьям, потому что знал, что они бы очень, очень переживали.

Когда это произошло, я думал, что все выходит из-под контроля.

Я был в шоке, серьезно.

В какой-то момент все стало настолько безумным, что я даже не мог больше ходить на занятия. Буквально один из моих преподавателей попросил больше не приходить, потому что мое присутствие стало всех отвлекать. В аудитории была болтовня, люди постоянно подходили ко мне или что-то еще. И профессору просто надоело.

Она была очень милая, я ее понял. Но я из тех учеников, кому необходимо очные занятия, а онлайн учиться не очень здорово.

Я бы точно все сделал не так.

Chris Graythen/Getty Images

То же самое можно сказать и о том, как все сложилось в конце моей студенческой карьеры — все не так.

Во время учебы в Мичигане я ставил перед собой масштабные и конкретные цели на будущее. В моей голове это было так: Я стану звездным квотербеком в НФЛ, перепишу все книги рекордов и попаду в Зал славы. В этом я был уверен и точно знал, что смогу этого добиться. Это же я чувствовал перед моей первой игрой в «Большом доме».

Представьте это. Произнесите вслух. И тогда — раз! вот так просто это все произойдет.

Все-все, сейчас мы перейдем к тому, что же случилось. Реальная жизнь не всегда совпадает с вашими мечтами. И вы точно никогда не думаете о травмах, когда закрываете глаза и представляете, что вас ждет в будущем.

Травмы — смертельный враг мечты, когда речь идет о футболе. И моя история обернулась именно таким образом.

В середине моего выпускного года в игре против Небраски я выбежал слева, несколько раз срезал направление, а затем нырнул за первым дауном.

Я приземлился всем весом на правую кисть — просто разбил ее о газон — но тут один из соперников случайно наступил мне на руку.

С этого момента для меня все изменилось.

Все.

На следующий день я пошел к врачу, доктор сделал несколько снимков и сказал мне, что я, возможно, никогда больше не буду играть в футбол.

Что????????

Когда это случилось на стадионе, было не так больно, но теперь…

«Серьезное повреждение нервов».

«Это может не пройти».

«Ты можешь больше никогда не стать прежним».

Я прошел путь от блистания на национальном телевидении и установки всевозможных рекордов… до слез в кабинете какого-то случайного врача.

Я не мог взять мяч. Или бросить.

Все это очень страшно.

Сейчас заранее быстро поясню: никто никогда не давил на меня, чтобы я сменил амплуа.

Ни разу.

Это не тот случай, когда парень мог бы стать отличным кью-би в лиге, но его вынудили выбрать другую позицию, потому что он был очень быстрым и не очень высоким. Со мной такого не было.

Я просто получил травму и все еще хотел играть и помогать команде побеждать. Поскольку я не мог бросать, игра не на позиции квотербека была единственным способом сделать это.

Так я и поступил.

Вот почему я стал бегущим-тире-ресивером.

Не получи я травму в той игре с Небраской, я бы не поменял позицию. В лиге я бы был квотербеком. Я был настроен сделать себе имя в НФЛ в качестве квотербека, вскружить головы и появляться на табло, как я делал это в Мичигане.

Я был верен этому плану.

Смог бы я это сделать? Смог бы я стать великим квотербеком НФЛ? Думаю, можно только гадать.

У вас может быть свое мнение на этот счет.

Факт в том, что… я этого не сделал.

Все, что я смог, так это получил травму, сместился с позиции квотербека и был выбран в пятом раунде драфта НФЛ.

Жизнь случается.

В то время я был позитивным человеком — настолько, насколько мне самому хотелось быть счастливым, оптимистичным и улыбающимся, — я был рад, что попал в пятый раунд драфта. Я считал, что нахожусь в хорошем положении. И видеть некоторых парней, которых выбрали до меня, было очень обидно.

Но сейчас, вспоминая это, я думаю, что мне очень повезло, что меня выбрали именно тогда, когда выбрали.

Я благодарен за то, что «Джагуарс» были готовы вложиться в игрока, страдающего от повреждения нерва в руке, который к тому же пытался освоить новую позицию.

И как только разочарование по поводу своей позиции на драфте ушло, я смог позволить этой благодарности вылиться на работу в Джексонвиле. Я снова мог быть самим собой и просто ценить то, что даже если все пошло не совсем по плану, я все равно делал что-то особенное.

Было весело пытаться освоить новую позицию и наблюдать за прогрессом. Но знаете, что было самым приятным?

Просто знать, что я игрок НФЛ.

Я мечтал об этом с самого детства. И знать, что я действительно достиг этого… многое значило для меня.

Увидеть эмблему на моей майке? Тренироваться с игроками НФЛ? Выбежать через туннель на поле НФЛ? Я поглощал это все с огромным аппетитом.

Sam Greenwood/Getty Images

Когда я начал понимать, что значит быть бегущим НФЛ — как правильно ставить блок, сохранять мяч, все нюансы этой роли — я захотел стать лучшим.

И в какой-то момент мне показалось, что я на верном пути.

Я встал на ноги и просто работал, не покладая рук. И во время второго сезона, в 2014, у меня было несколько хороших игр. Я помог своей команде победить и доказал, что я на своем месте. Это было так здорово.

Я был в основном составе в Национальной футбольной лиге.

А потом…

Жизнь снова случилась.

Да, травмы — это часть игры.

Я не первый и не последний парень, у которого потенциально успешная карьера пошла под откос из-за травм. Я понимаю это. Но в то же время, сложно смотреть на то, как умирает твоя мечта.

На этот раз во время игры с «Тексанс» я повредил ногу. То, что тогда казалось пустяком, в итоге вывело меня из строя на три заключительные игры сезона.

Я больше никогда не буду основным игроком.

И вот так, в мгновение ока… все оказалось кончено.

После того как меня отпустили из «Джагуарс», я пробовался в разные команды, но травмы продолжали накапливаться. Я играл в Альянсе американского футбола, пока лига не распалась, а Канада все звала и звала к себе. Но на этом все для меня закончилось. Я так и не смог вернуться.

Мои футбольные дни закончились.

Я не из тех, кто зацикливается на прошлом или фокусируется только на плохом. Но и лукавить не буду.

Футбол был особенной частью моей жизни с тех пор, как мне исполнилось пять лет. Я очень люблю эту игру. Но получается, я больше не смогу играть? Это было тяжело.

Я пытался с этим ужиться. Но мне было трудно оставаться самим собой. Было несколько депрессивных моментов, когда я погряз в своих чувствах и позволил им тянуть меня вниз.

Но что хорошо в этой истории с жизнью — это то, что… она работает в обе стороны.

Когда вы меньше всего этого ожидаете, происходит нечто, что переворачивает вашу жизнь и полностью меняет все к лучшему.

Для меня таким событием стало рождение моего сына, Денарда Ксавьера Робинсона-младшего, осенью 2017 года.

Этот малыш стал для меня спасением.

В то время я пробовался в разные команды, пытаясь доказать им, что все еще могу играть — вкалывал, как сумасшедший.

Я ходил туда-сюда на просмотры, пытаясь доказать командам, что все еще могу играть — в общем, пахал как бешеный, но мне нечего было показать. Весь этот процесс изматывал меня и физически, и психологически.

А потом появился сын, и все встало на свои места.

Забавно, как быстро ты можешь перейти от мысли, что футбол — самое важное в вашей жизни, к пониманию, что все это время ошибался.

Рождение ребенка заставит вас поменять приоритеты.

Когда родился Денард-младший, я благодарил Бога, что больше не играю, ведь так я мог проводить с ним много времени. Я не пропустил ни одного важного этапа: он впервые поднял голову, перевернулся, пополз, сделал первые шаги, произнес первые слова — а я был все время рядом.

Именно эти переживания заставили меня забыть обо всем плохом в моей жизни.

Это не помогло полностью избавиться от горького привкуса травм — я все еще был подавлен и расстроен тем, что больше не играю, но мой сын, время, проведенное с ним, затмевало эти проблемы.

Он снова дал мне повод для радости, и теперь, благодаря ему, я счастлив как никогда.

Улыбка вернулась.

Gregory Shamus/Getty Images

Нет, это не значит, что футбол перестал быть часть моей жизни. Я не вешал бутсы на гвоздь.

После того, как с играми было покончено, я почти сразу же решил тренировать.

Я начинал в университете Джексонвиля, в этом очень посодействовал тренер Ян Шилдс. Я помогал ранинбекам и работал со спецкомандами. Затем, в прошлом году, я вернулся в «Джагуарс», но уже в качестве члена тренерского штаба. Даг Марроун, Дэйв Колдуэлл и Маркус Поллард сыграли важную роль в этом возвращении. Это был крутой опыт. Владелец команды, Шед Хан… Я люблю этого парня. Он всегда был так добр ко мне, и я бесконечно благодарен за то, что он меня пригласил.

Сначала я работал с нападением, научился многому у тренера Терри Робиски. Но сейчас я стал больше внимания уделять скаутингу. Пытаюсь найти алмазы в недрах — ребят из небольших школ или звезд университетов FCS. Пытаюсь узнать об этой профессии как можно больше.

Я очень благодарен Тренту Баалке и Урбану Мейеру за то, что они оставили меня в штабе. А такие парни, как Том Гэмбл, Майк Дэвис, Деджуан Полк, Рикки Томас-младший, Реджис Эллер, Джозеф Анил, Ламар Сори, Тайлер Уокер и Дрю Хьюз, передавали мне свои знания, и я не устану их благодарить. Я учусь у лучших.

И я получаю от этого удовольствие.

Что касается моей карьеры, моей профессии, того, чем я зарабатываю на жизнь, то это моя новая страсть. Мне все в этом нравится, и я просто счастлив снова вернуться в НФЛ.

В общем-то, у меня все хорошо.

Так что меня не надо жалеть. Это не про меня. Я благословлен.

У меня такая невероятная, поддерживающая семья, которую я люблю больше всего на свете, люди, которые были рядом в трудную минуту — мои родители, Томас-старший и Доротея, и мои братья и сестры, Томас-младший, Тиара, Дэниел-старший, Дюррел, Тимоти, Тевин и Стивен Коркер. Они сделали меня таким, какой я есть, и мне очень повезло, что они есть в моей жизни.

Некоторые люди играют, чтобы доказать, что их хейтеры ошибаются. А я? Я всегда играл для людей, которые поддерживали меня и любили. Я не могу отблагодарить их достаточно. Даже не знаю, как их благодарить.

А мой родной город? Дирфилд-Бич поддерживал меня с самого начала. Я надеюсь, что они гордятся мной.

И, конечно же, Мичиган!

Я все еще по возможности приезжаю в Энн-Арбор на игры. И каждый раз это похоже на возвращение домой. Постоянно вспоминаю невероятную любовь и поддержку всех мичиганских болельщиков.

Это как вторая семья… только со 110 000 теть, дядей и двоюродных братьев.

Когда я не присутствую лично на игре, я смотрю наши матчи по телевизору и заряжаюсь энергией, как будто это я там, на поле. Я все еще ненавижу команду из Огайо и ругаю «Мичиган Стейт», но при этом болею за тренера Харбо и ребят всеми силами.

Денард-младший теперь тоже в теме.

Само собой!

Через несколько дней мы будем играть с командой с юга, мы будем смотреть игру вдвоем.

Зажигать в «Большом доме» было потрясающе. Никто и никогда не сможет отнять у меня эти воспоминания.

Но когда я и мой сын в Нашем-собственном-доме разваливаемся на диване, смотрим игру, болеем как сумасшедшие за желто-синих… Это самое лучшее, что есть на свете.

Вперед, синие!