Oakland Raiders First Round Draft Picks
Photos by Gerome Wright
(Martinez News-Gazette) 
«Продолжать бежать»
Я просто продолжал бежать.
Я не знал, что еще могу сделать. Мы с тремя моими друзьями шли в круглосуточный магазин на заправке, когда мимо нас проехала машина. Один из сидевших в ней крикнул что-то нам, но я не расслышал его. А один из моих друзей ответил, но я не помню, что именно. Машина ускорилась, а мы продолжали идти. Потом мы увидели, что машина разворачивается.
Они выключили фары, и тогда мы бросились бежать.
А за нашими спинами раздались выстрелы.
Мы бросились врассыпную. Но водитель машины, выбирая из нас четверых, почему-то решил преследовать меня. И они не прекращали стрелять.
Я перепрыгнул через забор, оказавшись в чьем-то дворе, и помчался, через кусты и разбросанные детские игрушки, потом перепрыгнул через забор следующего участка. Прикидывая в уме, как далеко я сейчас от дома, я вдруг понял… что не могу бежать домой сейчас. Меня преследуют какие-то ушлепки, и надо быть идиотом, чтобы привести их к своему дому.
Поэтому я просто побежал дальше.
Я пробежал примерно 10 кварталов. На одной и той же скорости. Не останавливаясь. Тыщу миль в час. Проносясь, как ураган, через чужие дворы, прыгая через заборы и кусты, меняя направление, пока не перестал слышать звуки выстрелов и шум мотора.
Когда я остановился, у меня не было ни малейшего понятия о том, где я нахожусь. Помню лишь ощущение, как будто меня ударили под дых – в моих легких не было воздуха.
Это было первый раз, когда в меня стреляли. Мне было 13 и я учился в средней школе. И я очень сильно испугался.
Но испугаться – не самое плохое, что может случиться в жизни.
Гораздо хуже, когда ты перестаешь бояться, потому что привыкаешь.
Ты слышишь выстрелы и не бросаешься бежать. Видишь уличную драку и просто отводишь взгляд. И просто задергиваешь занавески, когда луч прожектора полицейского вертолета светит в окно твоей спальни.
Потому что эти вещи становятся повседневностью.
В ту ночь я был счастлив вернуться домой. И не только потому, что дома я мог чувствовать себя в безопасности. Я был счастлив оттого, что мне было куда возвращаться.
Я вырос в Талсе, штат Оклахома. Когда я перешел в четвертый класс, мои родители развелись и я остался с отцом. Он только что съехал со съемной квартиры, и мы рассчитывали пожить пару недель у родных, пока не подыщем другое жилье. Но поиски затянулись, и мы, чтобы не злоупотреблять гостеприимством, следующие несколько недель прожили в отцовском Suburban’e.
Обычно после тренировки я шел в душ, а потом отец забирал меня, и мы ехали искать парковочное место на ночь, где-нибудь подальше от оживленных улиц. Я спал на заднем сидении, а папа – впереди. Помню, у него был пистолет, и он всегда держал руку с пистолетом на груди. На всякий случай.
Не знаю, спал ли он вообще в те ночи. Каждый раз, когда я просыпался – утром или среди ночи – его глаза были открыты. Он зорко следил за тем, что происходит вокруг. Он охранял меня и мой сон.
Так мы прожили две недели, пока не освободилась квартира, которую снял мой отец. Мы въехали в нее, и через несколько месяцев отец выиграл суд, по которому трое моих братьев и сестра перешли на его попечение. Мы стали жить все вместе.
А потом отец потерял работу.
Естественно, нас попросили освободить квартиру – арендодатель не видел выгоды в том, чтобы позволить нам жить в долг, тем более что на квартиру был спрос. И следующие два года, или около того, мы прожили как бойскауты, с рюкзаком за плечами, скитаясь из мотеля в мотель. Иногда удавалось снять квартиру, но обычно мы съезжали до того, как успевали привыкнуть к новым стенам.
В хорошие времена мы останавливались в мотелях, где на завтрак был «шведский стол» и мы могли до отвала наесться фруктов и сэндвичей. В дни похуже мы перебивались рисом, бобами и яичной лапшой. Я был королем риса и яичной лапши, пятизвездочным шеф-поваром, виртуозом микроволновки. Папа покупал риса и лапши побольше, чтобы хватило на всех. А я на всех «готовил».
Иногда не хватало и риса с лапшой, и тогда отец отказывался от своей порции. Я предлагал ему съесть часть моего ужина, но он неизменно отказывался.
В то время я не осознавал всех тягот нашей жизни, всех жертв, которые пришлось принести моему отцу. Потому, что я не осознавал, что мы живем плохо. Для меня это была жизнь, просто жизнь. Другой жизни я не знал.
Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, как тяжело приходилось моему отцу. Какой безрадостной виделась ему жизнь. Но он никогда не показывал нам своего разочарования или отчаяния. Даже в самые тяжелые дни, когда мы не ели досыта, а наша школьная одежда была несвежей, мы весело проводили вечера, все вместе. Мы не играли в приставку и не смотрели фильмы. Мы пели. Отец читал нам стихи собственного сочинения. Мы устраивали рэп-баттлы. Мои старшие братья рисовали. Отец учил нас выражать себя в творчестве, и он умел вовлечь нас в него.
И мы веселились и смеялись, даже ложась спать на голодный желудок. Мы были семьей, и в этом была наша сила.
Как-то раз, когда с деньгами было совсем туго, отец сказал мне, что он мог бы пойти на улицу и продавать наркотики, и тогда нам бы не пришлось беспокоиться о деньгах, еде, крыше над головой. Денег хватало бы на все это с лихвой.
Но он никогда не делал этого. По двум причинам. Одна из них – риск. Риск попасть в тюрьму и оставить нас, детей, совсем одних.
А вторая причина в том, что он не верил в то, что легкий путь может быть правильным. Он сказал, что жизнь вознаграждает за тяжкий труд и преодоление трудностей, а не за то, что ты срезаешь путь через кусты.
И он делал так, как говорил – работал, не жалея себя, и преодолевал трудности. Шел правильным путем, зная – нет… надеясь на то, что в конце этого пути он будет вознагражден.
И вот, летом, перед тем как я пошел в восьмой класс, отец получил постоянную работу. Мы оставили скитания по мотелям и переехали в дом – в той части города, где на улицах дрались и стреляли, а по ночам в небе кружили вертолеты. Мы по-прежнему питались и одевались довольно скромно. Жизнь не стала сказкой в один момент.
Но мы обрели место, которое могли назвать своим домом.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
***
Футбол никогда не был для меня отдушиной. Я играл не для того, чтобы забыть о жизненных тяготах, выместить на ком-то свое разочарование или просто для того, чтобы не болтаться на улице.
Я играл в футбол, потому что любил эту игру.
Переходя в старшую школу, я знал, что у меня есть потенциал. Потенциал хорошего игрока.
К выпускному классу я знал, что я – особенный игрок.
Моя статистика была такой, что когда наш тренер отсылал сводку в местную газету, ее не печатали. Они просто не верили. Думали, что тренер приписывает мне ярды, чтобы выделить меня среди остальных. Я смотрел, как другие школьники, с куда более скромной статистикой, получают еженедельные награды от местной газеты, видел их фотографии на спортивной страничке.
Меня словно не существовало.
Устав от этого, наш тренер позвонил одному из репортеров и пригласил его на матч. Чтобы он своими глазами увидел меня и мою игру.
Это было в середине моего выпускного года. Я набирал в среднем 300 ярдов выносом за игру, и у меня не было ни одного предложения из колледжей. На рекрутинговых сайтах в графах напротив моей фамилии стояли нули.
Я не хотел показать этому репортеру то, что он упустил. Я хотел показать это всем.
Я занес первый тачдаун в игре после 65-ярдового забега. К концу игры я набрал 455 ярдов и 6 тачдаунов, всего за 22 попытки выноса.
Это была моя лучшая игра за школьные годы.
Папа всегда твердил мне: если ты делаешь правильные вещи, рано или поздно, ты будешь вознагражден. Делай, что должно, а жизнь все расставит по местам.
Поэтому у меня не укладывалось в голове то, что мне до сих пор не предложил стипендию ни один из колледжей. К концу сезона многие парни из школ моего округа с гораздо менее впечатляющей статистикой, чем у меня, имели на руках стипендии. Меня же словно не существовало. А ведь и они, и я выступали в одной и той же местечковой лиге.
Просто «делать правильные вещи» было недостаточным. Нужно было придумать что-то еще.
Но я не мог представить, что это «еще». Да, моя семья не могла себе позволить поездку в какой-нибудь известный тренировочный лагерь. А скауты университетских команд были очень редкими гостями в нашей школе – в истории колледж-футбола не было известных выходцев из «МакЛейн Хай Скул».
А потом отцу позвонил какой-то дядька из Техаса. Он представился как Дж. Смит. Он занимался тем, что помогал школьникам получить футбольную стипендию. Просматривая других выпускников этого года, он случайно наткнулся на видео моих хайлайтов и был настолько впечатлен, что отыскал наш номер и позвонил.
«Это одна из лучших нарезок, что я видел, — сказал он отцу. – 12 минут сплошных тачдаунов…как может быть, что вам до сих пор не предложили стипендию?»
Тренер Смит сказал, что поможет мне сделать так, чтобы меня заметили. Он посоветовал мне завести аккаунт в Твиттере и выкладывать туда ролики с лучшими моментами моих игр. Он же распространял эти видео в сети. Не знаю, что уж он там сделал, но через пару дней после того, как я начал выкладывать ролики, телефон разрывался от звонков.
«Вайоминг», «Миссури», «Нью-Мексико Стейт», «Пердью», «Оклахома»…число заинтересованных росло день ото дня.
Некоторые из этих звонков трансформировались в предложения футбольной стипендии.
И вот теперь я мог выдохнуть с облегчением. Настоящая стипендия. Я получу стипендию и буду учиться дальше – очень немногие ребята из моего окружения смогли добиться этого.
В «Вайоминге» первыми предложили мне учиться и играть за них, и именно они были моим фаворитом, когда дело дошло до выбора. За две недели до подписания бумаг я был уже мысленно в Вайоминге.
Но тут позвонили из «Алабамы».
Спросите любого, кто знает меня с детства – «Алабама» всегда была моей любимой командой. Я мечтал играть за них со средних классов школы. Поэтому я принял их предложение без раздумий.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
I work too hard, to fail. #NeverSettle #TrustTheProcess #RollTide
Все знают, что «Алабама» – это фабрика по производству игроков НФЛ. Но я смотрел на этот университет немного под другим углом – я видел возможность соревноваться с лучшими командами в студенческом футболе и в то же время получить хорошее образование. Для паренька с моим происхождением это очень редкий шанс, и я был намерен воспользоваться им в полной мере. Попадание в НФЛ было где-то в конце списка моих приоритетов.
Так все и шло, вплоть до игры за титул «Чемпиона Юго-Восточной Конференции» против «Джорджии» в прошлом году.
Всю неделю перед игрой я провалялся с симптомами гриппа. Это ощущение слабости и ломоты во всем теле, когда тебе не хочется ни есть, ни пить, ни двигаться в принципе.
К игре я был уже почти здоров, но я пропустил неделю тренировок, сильно потерял в весе и был обезвожен. Доктора команды советовали мне пропустить игру, но я был непреклонен – я сказал им, что буду играть.
Мне поставили одну «систему» перед игрой, две – во время и одну после. Каждый раз, когда я возвращался на бровку, наготове была кислородная маска – я мучился от жажды и дышал с трудом.
За свои восемь попыток выноса я набрал 83 ярда и два тачдауна. Этого было достаточно, чтобы получить приз « Самый Ценный Игрок матча».
Это была моя «Гриппозная игра Джордана». И в конце игры я понял, что если и в таком состоянии я могу не просто отбывать номер на поле, а рвать на части элитную защиту «Джорджии» – что ж, почему бы не попробовать себя на другом уровне.
Но если после игры с «Джорджией» я подумывал об НФЛ, то после в игре с «Оклахомой» я вытащил свой билет в НФЛ.
Мой любимый розыгрыш – думаю, он нравится всем, без исключения – когда я посадил сэйфти на пятую точку по пути в «энд-зоун».
Мне самому в этом розыгрыше больше нравится то, что произошло дальше – остальные защитники, видя что произошло, стали просто бросаться на меня. Мне оставалось только опустить плечо, делая вид, что я иду в контакт, а потом сделать обманное движение – и они пролетали мимо меня, один за другим.
Мне нравится выводить защитников из равновесия, заставлять их сомневаться. Это напоминает шахматы. В такие моменты я словно вижу все на два хода вперед.
***
Многие говорят, что в игре я злой.
Я не знаю, может быть так и есть. Но в игре я не задумываюсь об этом. Я просто бегу и все.
Я бегу за моего папу, который так много работал и стольким пожертвовал для меня. За моего трехлетнего сына Брэкстона, чтобы он мог гордиться своим отцом не меньше, чем я горжусь своим. За мою сестру и трех моих братьев. За своих товарищей по команде и своих тренеров. За тех, кто меня поддерживает и за тех, кто сомневается во мне, за тех, кто перебивается рисом и яичной лапшой. За тех, кто попал в трудную жизненную ситуацию и не видит света в конце тоннеля.
Я бегу для того, чтобы они увидели этот свет.
Когда я чувствую, что силы меня оставляют… открывается второе дыхание.
И я бегу за себя.
Потому что я люблю то, что делаю.
Вот такого парня получила команда, которая взяла меня на драфте. Того, который любит футбол. Трудоголика, который отдает всего себя команде и победе. Вы получили свежего, здорового раннинбека, потому что в «Алабаме» есть резерв на каждой позиции. Так что на моем одометре совсем небольшой пробег, а мои плечи выдержат любую нагрузку.
И главное, вы получили игрока, который ценит то, что вы потратили на него свой выбор.
Я никогда не забуду те ночи на заднем сидении Suburban’a. Не забуду мотели. Выстрелы. Полицейские вертолеты. Я знаю, каково это, быть напуганным и голодным. И неуверенным в своем будущем.
Я не воспринимаю то, что я стал игроком НФЛ, как должное. Я отдам всего себя, чтобы преуспеть в этой лиге. Я выгрызу себе место зубами. Буду пахать, как проклятый, и делать правильные вещи, как учил меня папа.
А жизнь все расставит по своим местам.
Читайте также: «Он не считает это ни оправданием, ни недостатком». «Бакканирс» дали шанс слепому на один глаз ди-энду
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.