Часть первая

Часть вторая

3

Для новичков тренировки в «Сиракьюз» начинались 5 сентября, хотя до учёбы оставалось две недели. Билл Дэвидсон поступил в Колгейтский университет и тоже должен был явиться на практику 5 сентября. Так как Колгейт расположен в 40 милях к востоку от Сиракьюз, отец Билла решил посадить нас на поезд, который отходил из Кливленда в 22:00, чтобы мы прибыли в Сиракьюз с восходом солнца. Метафора была очевидна: начинался новый день, и вместе с ним для нас начиналась новая карьера.

Я прибыл в город уставшим, потому что не смог уснуть из-за волнения и предвкушения начала обучения в колледже. Забрав багаж, я сразу же позвонил тренеру Беллу. Он настоял на том, чтобы я набрал его, как только окажусь в городе. Белл должен был подобрать меня на станции и отвезти в общежитие футболистов. Я долго слушал гудки и уже хотел повесить трубку, но он ответил. Наш разговор выглядел примерно так:

«Здравствуйте, тренер Белл? Это Дэйв, я приехал и сейчас нахожусь на станции».

Наступило долгое молчание, и я начал нервничать.

«Ты хоть знаешь, который час?» — зарычал он.

«Да, тренер, сейчас 6:20 утра».

Тогда он по-настоящему разозлился и назначил мне встречу в спортзале университета в 9 часов.

«Как я туда доберусь?»

«Мне всё равно, просто никогда больше не буди меня в такую рань».

Я побродил вокруг станции и поехал на такси в университет. На часах было 7 с небольшим, поэтому я пошел на Стадион Арчболда (домашнее поле «Сиракьюз» до 1980 года – прим. пер.), который располагался за спортзалом. До сих пор помню, как заглянул в эту бетонную чашу на 35 000 зрителей и задался вопросом, сыграю ли я здесь когда-нибудь.

Стадион Арчболда во время футбольного матча

В 1959 году университет набрал лучших футболистов из тех, кого смог найти. Возраст не имел значения, и команда первокурсников делилась на две группы: в одной были парни, которые пока не имели права голосовать, 17-18-летние; вторая группа включала игроков в возрасте от 21 до 25 лет. Наш бэкфилд состоял из двух бывших морпехов, ветерана армии и 17-летнего квотербека Боба Лелли, который безуспешно пытался командовать людьми старше себя.

Меня взяли в «Сиракьюз» фулбеком, но в первый же день перевели на позицию центра. Тренер Шрев небрежно бросил:

«Мэггиси, теперь ты центр, иди к линейным».

Позже я узнал, что «Сиракьюз» всегда набирал лишних фулбеков, чтобы делать из них блокировщиков. Я просто хотел играть в футбол, и мне было всё равно на какой позиции. Но тогда я подумал, что с их стороны было бы неплохо заранее рассказать о планах на мой счёт.

Среди линейных, как и среди бегущих, было несколько ребят за 20. Остальные только что окончили школу и находили странным играть против парней, которые прошли армию. Большинство из них наплевательски относилось к тренировкам, но когда дело доходило до скримиджей, они были злыми и жесткими игроками. Часто во время скримиджей происходили потасовки. Тогда я впервые увидел, как парни по-настоящему срывались друг на друга. Меня поразило то, что в таких случаях тренеры говорили «Пускай дерутся» и запрещали другим игрокам разнимать бойцов.

Мы тренировались дважды в день всю неделю. Первый перерыв нам дали на «день первокурсника», и на тот момент казалось, что мы в «Сиракьюз» уже целую вечность. С самого начала мы не чувствовали единства с остальными первокурсниками. Когда я увидел их, пробегающих по двору университета в оранжевых шапочках, то был поражен тем, насколько я от них отличаюсь. С одной стороны, я чувствовал некоторое превосходство. С другой стороны, я осознал, что был частью группы людей, которых приняли в университет играть в футбол, а не жить «нормальной» студенческой жизнью.

На следующий день мы должны были выбрать учебные курсы. В «Сиракьюз» была специальная подготовительная программа, якобы предназначенная для первокурсников, поступивших в университет с недостатком базовых знаний. Тренерский штаб рекомендовал мне и другим новичкам записаться в эту программу, потому что она продолжалась весь год и требовала минимума усилий.

Джо Сомбати, тренер эндов, также заведовал программой обучения спортсменов. Он брал карточку футболиста-первокурсника и просто вписывал туда предметы на своё усмотрение. Сомбати не только записал всех в подготовительную программу, но и выбрал другие курсы, руководствуясь тем, чтобы они не пересекались с дневными тренировками.

Я просмотрел каталог курсов, вписал понравившиеся предметы в карточку и показал её Сомбати. Он пришел в ярость:

«Мэггиси, какого чёрта ты делаешь? — закричал он. — Мы выбираем эти курсы, чтобы вы точно их сдали и могли участвовать в соревнованиях. Ты сможешь выбрать другие предметы на следующий год».

Я осознавал, что не хочу прослыть тупым спортсменом, и не поддался его влиянию. Я просто хотел посещать те же курсы, что и обычные студенты.

Джим Шрев, тренер новичков, был нанят недавно и стремился проявить себя. Он несколько лет назад играл под началом Шварцвальдера, но редко выходил на поле. Парни с таким прошлым обычно становятся по-настоящему жесткими тренерами, и Шрев был фанатиком. Он наслаждался окружающей обстановкой военной дисциплины и гонял нас как животных. Мы проводили контактные тренировки каждый день и скримиджи каждый второй. Помню день, когда шёл настолько сильный снег, что Шварцвальдер отменил тренировку для основной команды, в то время как Шрев вывел нас на поле.

Наш первый и единственный скримидж против основной команды состоялся за неделю до первой игры. Та команда завершила сезон без поражений и выиграла Национальный чемпионат, победив «Техас» в Коттон-Боуле. Она была полна талантливыми игроками, такими как Эрни Дэвис, Арт Бейкер, Роджер Дэвис, Брюс Тарбокс, Том Гилберг и Фред Маутино. Все они выбирались в число лучших студентов-футболистов страны или играли в НФЛ. Слухи об их силе заставили нас нервничать. Я был напуган, но в то же время рад возможности проверить себя.

Команда «Сиракьюз», 1959 год

Это было похоже на игру студентов против профессионалов. Когда начался скримидж, мы успешно сопротивлялись и даже смогли совершить несколько удачных действий. Я играл лайнбекером и пару раз захватил Эрни Дэвиса с потерей ярдов, а наш ди-энд Уолт Суини (сейчас он играет гардом в «Чарджерс») нанёс ему несколько хороших ударов. Дэвис был лучшим бегущим, с которым мне приходилось сталкиваться в университете. Хорошо сыграть против него было особым удовольствием, к тому же я был всего лишь первокурсником. После того скримиджа я понял, что смогу добиться успеха в студенческом футболе.

Эрни Дэвис с призом Хайсмана

Тем не менее, вместе с радостью пришло разочарование. Вскоре я узнал о коррупции в студенческом спорте. Одним из самых шокирующих открытий первого курса для меня стало то, что многие парни тайно получали деньги от университета. Джон Шаретт, Уолт Суини, мой сосед Джим Гэскинс и я сидели в комнате и болтали о футболе. Тогда Шаретт спокойно спросил своим низким гнусавым голосом:

«Парни, сколько вы получаете?»

«Получаете?» — переспросил я.

«Ну да. Я получаю 60 в месяц».

Суини сказал, что получает столько же. Я и Гэскинс переглянулись – у нас была только обычная стипендия NCAA: книги, обучение, жильё и питание.

Шаретт объяснил условия сделки:

«Я получаю 60 в месяц и бесплатный кредит в «Уэллс-энд-Коверли».

«Уэллс-энд-Коверли» был самым дорогим магазином мужской одежды в Сиракьюз. Шаретт не был наивным первокурсником. Он вырос в маленьком городке в Нью-Гэмпшире и несколько лет боксировал на полупрофессиональном уровне. Так он зарабатывал деньги для своей бедной семьи. Шаретт сказал нам, что не хотел терять эти деньги после поступления в «Сиракьюз», поэтому настоял на заключении сделки.

Со временем Джон потерял интерес к футболу и не явился на тренировку на третьем курсе. Обычно, если игрок отказывался выходить на тренировки, его стипендию сразу же аннулировали. Но Шаретт каким-то образом смог задержаться в университет ещё на 2 года и продолжал получать свои деньги. Среди игроков прошёл слух о том, что Джон угрожал предъявить чеки из «Уэллс-энд-Коверли» сотрудникам NCAA, если его лишат стипендии или «карманных денег». На четвёртом курсе Джон ни разу не пришел на тренировку. Тем не менее, я периодически видел его выходящим из офиса Шварцвальдера с конвертом в руках.

После того как Шаретт и Суини ушли, я и Гэскинс обсудили наши дальнейшие действия. Мы были возмущены, но не Шареттом и Суини, а тренером Беллом, который неоднократно говорил нам, что «Сиракьюз» предоставляет только проживание, питание, обучение и книги. В школе я слышал об игроках, которые получали в университете деньги, но считал себя спортсменом-любителем и хотел поступить в заведение, где подобное не практикуется. Я сообщил это Беллу перед поступлением, и он заверил меня, что ничего такого в «Сиракьюз» нет. Фактически, одним из аргументов Белла и других тренеров против моего поступления в «Луизиана Стэйт» было то, что игрокам там платят.

В нашей первой игре мы сошлись с «Колгейтом» и победили 32-0. Матч был ничем не примечательным, за исключением того, что мой друг Билл Дэвидсон, игравший эндом за «Колгейт», выбил мне один из передних зубов. Я ушел на бровку с полным ртом крови и вытащил капу. Вместе с ней вышла большая часть зуба, а оголённый нерв остался висеть во рту и причинял резкую боль. Я показался ассистенту тренера Дику Бейеру, и он сказал:

«Это всего лишь зуб, вставь капу обратно. Ты наш единственный центр».

Я доиграл матч до конца, а потом провёл несколько часов в кресле дантиста, удаляя нерв.

На следующей неделе мы играли в Вест-Пойнте против «плебеев» (жаргонное название первокурсников в Военной академии – прим. пер.). Мы прибыли туда прекрасным осенним днем, и однообразная серость Вест-Пойнта с ним совершенно не сочеталась. Это место напоминало тюрьму.

Вест-Пойнт

Вечером мы ели в огромном обеденном зале, заставленном рядами столов, за каждым из которых располагалось около 12 кадетов. В конце каждого стола сидел плебей, балансируя копчиком на самом краю стула и разворачивая вилку под прямым углом после каждого укуса. Но казалось, что пища никогда не достигала его рта: как только плебей начинал есть, один из старшекурсников кричал: «Мистер Шмитц, отложите вилку и давайте послушаем песню». Тогда плебей поднимался и начинал петь. Не успевал он сесть, как другой старшекурсник орал: «Мистер Шмитц, налейте воды». Это продолжалось весь обед.

Мы сидели среди этих парней за гостевыми столами, и эта чушь взрывала нам мозг. Мы вели себя довольно небрежно, хотя и носили галстуки по требованию тренеров. Военная атмосфера нервировала нас, и чем более вежливыми мы старались быть, тем больше лажали. Парни роняли еду на пол, а Джон Мэкки перевернул кувшин с молоком, потянувшись за рулетом.

Сразу после обеда кадеты устроили собрание в столовой. В те выходные «Армия» играла против «Академии ВВС» в Нью-Йорке, поэтому слышалось много шуток и коротких речей, унижающих ВВС, в исполнении офицеров запаса. Каждая шутка находила безумную, фанатичную поддержку у кадетов, они кричали, вставали на стулья и стучали по столам. Нам стало немного страшно, потому что мы подумали, что столкнемся с таким фанатичным поведением на завтрашней игре.

Ночью я пытался уснуть, но каждые несколько минут слышал громкий топот под окном – это были кадеты, бежавшие во весь опор. Позже я узнал, что на территории казарм плебеи могли перемещаться только бегом. Из-за них, а также из-за нервозности перед игрой, большинство из нас не смогло заснуть. Мы сидели на койках и болтали о том, как хорошо было в «Сиракьюз». В сравнении с кадетами мы чувствовали себя профессионалами, так как жили, не напрягаясь нигде, кроме как на футбольном поле. Мы долго рассуждали о том, зачем кому-то вообще поступать в Вест-Пойнт, и сошлись во мнении, что кадеты сумасшедшие.

На следующий день мы играли против плебеев под ледяным дождём. Кадеты были сильны духом и довольно жёстко бились, но по сравнению с тем, к чему мы привыкли в «Сиракьюз», они были просто хорошей школьной командой. Мы разорвали их с помощью отслуживших в армии игроков, которые по-настоящему выкладывались против будущих офицеров. Мы просто вышли, методично разбили плебеев и уехали.

В итоге мы закончили сезон без поражений. В то же время основная команда шла с результатом 7-0 и считалась лучшей студенческой командой в стране. Быть частью футбольной программы в тот момент было здорово, казалось, что все силы университета направлены на обеспечение нашей победы в Национальном чемпионате. Большинство игроков перестало ходить на занятия, всё время они посвящали футболу.

Тренировка «Сиракьюз» перед Коттон-Боул, 26 декабря 1959 года

Кроме ежедневных тренировок много времени уделялось специальным командным собраниям. Спортивный департамент получал полную поддержку от администрации в том, что касалось завоевания национального титула. Лес Дай, глава приемной комиссии, начинал в «Сиракьюз» как футбольный тренер и заботился о том, чтобы хорошие игроки были зачислены в университет. Эрик Фэйгл, декан факультета свободных искусств, был ярым сторонником футбольной программы. Ходили слухи, что ни один профессор не станет лишать игрока возможности участвовать в соревнованиях за непосещение занятий или экзаменов, чтобы не навлечь на себя гнев декана. Хотя игроки некоторое время не появлялись в аудиториях, никто не был отстранен от матчей, и команда выиграла Национальный чемпионат, победив «Техас» в Коттон-Боуле.

«Сиракьюз» набирал лучших футболистов, не обращая внимания на их способности к учёбе, и главной задачей спортивного департамента была помощь игрокам сначала в поступлении, а потом в сохранении допуска к соревнованиям. Я помню один курс, который должны были посещать все первокурсники, включая футболистов, записавшихся в подготовительную программу. Я знал, что многие игроки не ходили на занятия и ничего не учили, и не мог понять, как они собираются сдавать этот предмет. Перед самым экзаменом состоялась встреча команды с репетитором, которого нанял спортивный департамент. Репетитор не показал нам экзаменационный тест, но дал много полезной информации. Он загадочно сказал, что если мы записали его слова, на экзамене всё будет в порядке. Это не было шуткой: во время экзамена я понял, что репетитор дал нам ответы на вопросы. Распустив собрание, он попросил остаться около 10 человек. Эти парни даже не пытались создать видимость того, что они студенты. У них не было ни способностей, ни желания учиться в университете. Не знаю, какую помощь им оказал  репетитор, но они отыграли за «Сиракьюз» все 4 года.

Существовали и менее этичные методы. Например, мой брат Деннис, который тоже получил футбольную стипендию «Сиракьюз», завалил экзамен на первом курсе. Ему нужно было получить шесть «пятерок» во время летней школы, чтобы вернуться в университет и иметь возможность играть в футбол. Записавшись в летнюю школу, Деннис сразу же уехал в Огайо, где и провел лето, работая в строительной компании. В сентябре он вернулся в «Сиракьюз» с шестью «пятерками» за курсы, которые ни разу не посетил.

Ближе к выпуску я понял, что практически невозможно быть одновременно законопослушным студентом и футболистом. Этот очевидный конфликт всегда разрешался в пользу спортивной программы. Почти каждый крупный университет имеет в штате человека, который помогает атлетам в учебных вопросах. В «Техасе» он известен как Тренер для мозгов, в «Беркли» его называют более уважительно Академическим координатором. Вне зависимости от названия должности, суть его работы заключается в одном: обеспечивать спортсменам допуск к соревнованиям любыми средствами, даже если для этого нужно заранее показывать им экзаменационные вопросы или нанимать выпускников для написания курсовых работ.

Большинство спортсменов привыкают к этому и думают, что система работает на них, или они каким-то образом её обходят. В реальности всё иначе, и, как и во многих других случаях, по отношению к игроку совершается гораздо больше несправедливости, чем совершает он сам. Он является товаром, и с ним обращаются с невероятным цинизмом. В ту же минуту, как истекает его разрешение на участие в соревнованиях, забота спортивного департамента о его благополучии испаряется. Бесплатное репетиторство прекращается, и атлет остается один на один с кучей сложных предметов, которые кто-то отложил на потом, чтобы обеспечить ему допуск к соревнованиям. Он обнаруживает себя психологически опустошённым и оказывается заложником стереотипа о «тупых спортсменах». Из 26 игроков, которые получили стипендии вместе со мной, только Джон Мэкки (сейчас он тайт-энд в «Балтиморе»), Джин Стэнсин и я окончили университет со своим потоком.

Но я не знал всего этого на первом курсе. Тогда я знал только то, что мы были непобедимы и стали лучшей командой страны.

Продолжение – через неделю.