От редакции: это длинный монолог бывшего квотербека «Окленд Рейдерс» Джамаркуса Рассела. После успешной карьеры в «Луизиане Стейт» Рассел был выбран под первым общим номером на драфте 2007 года, но его карьера в НФЛ продлилась всего три года. Практически весь дебютный сезон Рассел просидел на скамейке, а в сезоне–2008 показал относительно средний прогресс: 2,423 пасовых ярда за 15 матчей, 13 тачдаунов при 8 перехватах, 7 потерянных фамблов, но главное — результат команды 5–11. В сезоне–2009 показатели Рассела ухудшились: 3 тачдауна при 11 перехватах за 9 матчей в старте. Всю его карьеру сопровождали слухи об употреблении кодеинового сиропа, которые подтвердились через год после отчисления из «Рейдерс», когда игрока арестовали. 

Текст написан от первого лица, в нём используется обсценная лексика и упоминается употребление наркотических веществ. Редакция F&G напоминает: наркотики — это плохо. Впрочем, история Рассела и так об этом повествует. Текст 18+.

Впервые я попробовал кодеин в 14 лет.

Был обычный будний день. В Мобайле, штат Алабама, футбол был религией. Заходишь в парк около бабушкиного дома, а там какие-нибудь пацаны играют, а ребята постарше играют в кости или просто сидят прохлаждаются. Обычно они попивали пивко. Но всё чаще и чаще я стал замечать, что взрослые вроде ребята пьют газировку.

Я не делаю из этого никаких выводов. Я всех знаю. Всё путём.

«Джамаркус, возьми себе что-нибудь из холодильника».

Я иду и беру себе напиток.

Но, блин, походу я прихватил пойло (здесь и далее Джамаркус пишет «drank» — на сленге это означает кодеиновый сироп, наш литературный вариант — «пойло» — Прим. ред.).

Нет, это не пиво. Я выпил что-то покрепче. Буквально через несколько минут из-за этого ананасово-апельсинового коктейля я грохнулся в обморок. А затем мой приятель — не буду палить его имя — понял, что случилось, и запаниковал. Он такой: «Слышь, никому из родных не рассказывай. Всё будет норм, но лучше иди полежи минутку».

Он знал, что если бы моя мама прознала про это, то порвала бы его на тряпки. Мои дядья, мой батя — все бы его искали. Блин, да я подростком даже травку ни разу не пробовал, уж очень боялся прийти домой, и чтоб тёти с дядями меня обнюхивали. Уж они бы выстроились в очередь, чтобы надрать мне зад. Впервые я покурил, когда меня отчислили «Рейдерс». Так родственнички меня в тюрьму упрятали.

Так что, мой приятель нехило подсел на измену. Он даже дал мне ключ от его номера в гостинице, где он жил, потому что знал — через 20 минут меня вырубит.

Матушку мою он боялся больше, чем отца.

«Ты же Зине ничего не расскажешь, лады? Она безумная».

Ха-ха-ха, что правда, то правда.

Таблеточка дошла, и как же меня вырубило!

Вот так я в первый раз попробовал сиропчик. Но не в последний. Северяне этой фишки не рубили — даже чернокожие — просто не секли. У них всё было иначе. А для нас сироп был… ну, как винца попить. Я его не превозношу, просто для нас тогда это был самый дешёвый способ улететь. Когда растёшь в нищете, приходится как-то адаптироваться, верно?

Самое смешное, что болеутоляющие мне никогда не нравились. В колледже и в НФЛ это дерьмо раздавали как леденцы. Но мне не нравился эффект. Поэтому я придумал своё. В «Луизиане Стейт» я как-то вывихнул плечо, когда мы играли с «Джорджией» в финале конференции, а на занятия-то всё равно надо идти. У меня тогда и связки были порваны в бросковом плече. И вот я сижу на этих жёстких, мать его, школьных стульях и никак не могу сосредоточиться. Как-то утром мне было так больно, что я послал всё нахер и взял с собой на занятие пойло. Взял с собой маленькую кружечку и всё остальное. На вид как будто газировка из кафетерия. Ума не приложу, как препод узнал, но кто-то меня сдал.

А знаете, что самое безумное? Будь у меня на кармане три-четыре таблетки, никто бы и ухом не повёл.

Слушайте, на часах 10 утра. Ну, не ради веселья же всё это. Мне больно, и я знаю только такой способ её унять. Я честно рассказал обо всём тренерам, они меня знали как человека, поэтому всё прошло гладко. Я по-тихому отбыл наказание, а именно не пошёл на игру за боул, и мы поехали дальше.

Я не святой, но, блин. В жопу колют самые сильные болеутоляющие на земле, лишь бы на поле тебя выпустить. А выпьешь немножко сиропа для кашля, и всё, уже преступник?

Вы хоть знаете, как всё болит, когда ты каждую неделю играешь в футбол? Я провёл целый сезон в НФЛ со сломанными костями в лодыжке. Мы все находили варианты избавиться от боли. Кто-то глотал таблетки, кто-то пил сиропчик, кто-то пил тяжёлый алкоголь, кто-то курил траву. Да ёпта, кто-то даже нюхал кокаин. Так или иначе найдёшь способ унять боль.

Но пока ты получаешь свою дозу через команду, всё окей. Я говорю как есть. Хотя честных никто не любит.

Слышь, я знаю, что вы про меня наслушались. Как там говорят?

«Джамаркус Рассел провалился в НФЛ, потому что пил сироп».

«Он тусил с отбросами».

«Он не любил футбол».

Пффф. Слышь, моя история гораздо глубже, чем просто какой-то сиропчик. Она глубже, чем «Рейдерс», НФЛ или даже футбол. Я больше 10 лет терпел, когда люди полоскали моё имя, и слова не сказал.

Настал мой черёд поговорить. Хотите меня судить — пожалуйста. Но сначала узнайте, откуда я родом.

От моих историй у вас голова закружится.

* * *

Я дам Голливуду сценарий самого реалистичного фильма за всю историю. Давай начнём с актёров второго плана. Приезжайте в Мобайл и познакомьтесь с самыми яркими персонажами на планете — таких персонажей на экране не увидишь.

МОЙ ОТЕЦ

Легендарный баскетболист. Его имя знали на каждом районе. Про него говорили, что он был Джорданом до Джордана. «Блин, твой старик в восьмидесятых ломал щиты. Он либо побеждал в матче, либо побеждал в драке после матча».

Я в это не верил. Как обычно, просто старики брешут. А как-то раз мы были в торговом центре в Леноксе, Атланта, и там такие большие эскалаторы. Мы с батей едем вверх, а вниз спускается такой высокий чел. И вдруг этот чел косится на моего отца. Начинает тыкать в него пальцем и всё такое, как фанатка. Он спрашивает: «Бобби Ллойд?».

Мой отец смотрит на него и кивает.

И чел такой: «Мать мою за ногу! Бобби Ллойд! Братан, сколько времени прошло!»

Это был Доминик Уилкинс.

Батя разворачивается и говорит: «Вот видишь? Я ж вам говорил. Я всё это время не баклуши бил».

Серьёзное дерьмо. И так во всём. Таков мой батя.

ДЯДЯ РЕЙ-РЕЙ

Ди-джей на радио в Мобайле. Мне как второй отец, не шучу. У него было утреннее шоу, и каждое он начинал в шесть утра вот так: «ПРОСЫПАЙТЕСЬ, В ЭФИРЕ РЕЙ-РЕЙ!» Каждый в Мобайле знал эту фразу. Слышь, я знаю людей, отмотавших срок, которые рассказывали, что когда охранницы устраивали шмон, то зеки кричали: «ПРОСЫПАЙТЕСЬ, В ЭФИРЕ РЕЙ-РЕЙ!»

Рей был комиком. Даже на ComicView выступал. Помню, как он на семейных праздниках подходил к маленьким детям, и если у них было что-то вкусное на тарелке, говорил: «Ты забыл покормить пса, малыш»

А псом был он сам. Он тёрся головой, как щенок. Смотрел на порцию макарон с сыром, нюхал её. Было так смешно, но когда ты кормил пса, то на тарелке больше ничего не оставалось.

Таков Рей-Рей.

ДЯДЯ МАРКУС

В честь которого я назван. Если честно, он мне больше как старший брат. Это он затащил меня в футбол, когда мне было четыре года. Мне даже нельзя было ещё играть, но как-то раз его дружбан Уэсли отвлёк мою маму, а сам он залез к ней в сумочку и вытащил моё свидетельство о рождении, чтобы подписать документ, разрешающий мне играть. Это херня почище «Одиннадцати друзей Оушена». Моя матушка постоянно работала и даже не подозревала, что я играю в футбол. Прости, мам.

МОЯ МАТУШКА

Со стороны матушки вся родня — врачи, профессоры, учёные. Мои племянницы в восьмом классе зарабатывали 28 баллов в тесте ACT. У моего дяди Эла сразу несколько степеней. Матушка тоже чертовски мозговитая, но когда она забеременела мной в 20 лет, вся её жизнь изменилась. Чёрт побери, да мне повезло вообще родиться на свет. Мама сидела в приёмной абортария, вся загруженная, раздумывала о том, каково будет растить ребёнка в полной нищете. За пять минут до приёма у врача она сбежала оттуда.

Когда я родился, мама пошла в двухгодичный колледж и периодически таскала меня на занятия. В одной руке учебники, в другой — детское сиденье из машины. (Спасибо мисс Терезе и мисс Бетти за то, что сидели со мной, пока она училась). Моя мама пахала без продыху и была удивительной женщиной. Но стоило мне выпендриться при ней, как мне влетало. Думаете, я шучу?

Никогда не забуду матч против школы Хаус-оф-Хоуп, когда мне было девять. Наверное, это была какая-то жалкая церковная команда или вроде того. Мы их дёрнули. В конце игры ухожу с поля, снимаю шлем, и тренер противоположной команды лупит мне по затылку типа: «Молодец!» Тогда я ходил наголо побритым, как мой папашка, и почувствовал, что этот мужик залепил мне слишком сильно, понимаете?

У меня в затылке даже что-то хрустнуло.

Ох-х, я разворачиваюсь — а мне девять лет — и леплю этому мужику ТАКОГО леща!

Он в шоке.

Я ухожу с поля, трещу с пацанами, и вдруг… я вот не знаю, что именно чувствуешь, когда на тебя нападает акула, но — БАЦ! Хорошо прилетело. Я валяюсь на земле, а мама рвёт меня на части. Стаскивает с меня портки. «А ну снять штаны! Думаешь, можешь выделываться?!»

Прямо, блин, на глазах у всех меня отлупила.

Бежит батя.

«Э-эй! Зина! Ты ж видела, что сделал тот тренер. Что ещё ему оставалось делать?»

Мама подпрыгивает к нему и начинает поливать уже его.

«Извините? Извините? Ты что-то хочешь сказать? Да пошёл ты тогда на хер!»

Там стоял такой дед с тростью, так он вырвала трость и начала замахиваться на отца.

«Только пикни мне ещё что-нибудь. Я тебе тоже залеплю, не обрадуешься!»

Я серьёзно.

Такая уж у меня мамаша. А она, думаете, почему такой стала?

МОЯ БАБУЛЯ

Набожная леди, на все сто. Адвентистка седьмого дня. (Бабушка, прости, что ругаюсь, но я должен говорить как есть).

Моя бабуля не могла даже матчи мои смотреть, потому что слишком обо мне беспокоилась. Она звонила дядям и спрашивала: «Как там Джамаркус? Они проигрывают? Его бьют?»

Она падала на колени и молилась за меня.

Перезванивает дяде: «Ну, как там теперь? Побеждают? Ну, хорошо. Через минутку встану с пола»

Блин, когда я был «Луизиане Стейт» и травмировался в финале конференции, моя бабушка была в церкви, и кто-то ей рассказал. Она так расстроилась, что пошла домой и устроила молитвенный сеанс. Неделю спустя мы всей командой подписываем автографы, так бабуля заявилась, подошла ко всем линейным нападения и сказала: «Из-за вас мою детку бьют!»

Подходит к моему левому гарду Террелу Макгиллу: «Пацан, ты почему позволяешь им бить Джамаркуса?»

Он такой: «Бабушка, извините. Извините»

Она качает головой, вся такая церковная, вся такая разочарованная в нём, типа «Вы все должны беречь мою детку»

Ха-ха-ха-ха! Слышь! Отвечаю! Такая вот бабушка.

Вы поняли, про каких персонажей я говорил? Всё путём? Фильм будем делать?

* * *

Мотор! Мне 13 лет. Моей тёте Терри звонит футбольный тренер: «Эй, вы должны немедленно притащить Джамаркуса в спортзал»

Она спрашивает: «Почему?»

Он отвечает: «Нам нужно, чтобы он сыграл квотербеком»

Она говорит: «Чего? Он же девятиклассник» (имеется в виду первый год обучения в старшей школе, то есть в одной команде играют футболисты разного возраста — Прим. ред.)

Тётушка Терри всегда называла меня «мальчуган». Даже сейчас, когда мне 36 лет, она всё равно приговаривает: «Чем занят, мальчуган?» Поэтому она была уверена, что тренер сошёл с ума.

Видите ли, тем летом стольких пацанов упекли за всякое уличное дерьмо, что мне пришлось играть в команде. Первым квотербеком.

Бабуля просто орала, когда ей об этом рассказали.

«Он слишком мал! Он ещё просто дитя! О, Господь Всемогущий!»

Я такой тощий, что когда зашёл в спортзал, то даже блин поднять не могу. А должен играть против полностью сформировавшихся мужиков. Это вам не «Огни ночной пятницы» (известная книга про школьную команду по американскому футболу из Техаса. Позже её экранизировали как фильм и сериал — Прим. ред.). Тут всё по-другому. В Мобайле ребятки могли перед игрой хлебнуть чего погорячее. Некоторые опрокидывали пинту джина, а затем выходили и делали по 30 захватов, серьёзно. Один мой сокомандник так крепко бил соперников, что у него самого шишка вылезала из головы как у мультяшного персонажа. Как из долбаных «Луни Тьюнс» или типа того. (спросите Кадиллака Уильямса! Он вам расскажет!)

Вот против кого мне предстояло играть. А знаете, с кем был первый матч?

БЛАУНТ-ХАЙ.

Видите, если вы не отсюда, то и не шарите. Это пацаны из Причарда. Три года подряд выигрывали чемпионат штата. Это уже просто взрослые мужики, серьёзно. Думаете, я прикалываюсь? Блин, да их отстранили на весь сезон из-за того, что в команде играли футболисты старше, чем надо. И вот я со своей тощей жопой бегу изо всех сил, пытаюсь не сдохнуть в игре против мужиков, которые должны в колледже играть.

Моя бабуля после каждой игры звонила дядям, стоя на коленях: «Он в порядке? Он дышит?»

Я был среди волков, братиш. Но по какой-то причине, всякий раз, когда у меня в руке оказывался мяч… Не знаю, как объяснить. Магия. И, блин, я даже не осознавал, что я какой-то чёрный квотербек. В детстве единственные белые, которых я видел — это пара учителей. Я был просто квотербеком. Я знал только одно — раз мяч в руке, значит я буду херачить его вперёд до тех пор, пока из него шнуровка не вылезет.

И вдруг моё имя начинает отсвечивать. Я кем-то стал, по крайней мере, на своём районе.

Помню, как после восьмого класса бабушка усадила меня и сказала: «Будь осторожен, Джамаркус. Как я понимаю, ты будешь таким же знаменитым, как Майкл Джексон. За тобой будут следовать повсюду».

У меня тогда была причёска афро в стиле Коби Брайанта, и помню, как на матчи в Мобайле люди стали приходить в париках, похожих на мою причёску. Каждые выходные — стадион битком забит. Ко мне подходили самые крутые чуваки, спрашивали, всё ли ок. Хотя уличным я никогда не был, не приходилось. А теперь у меня на каждом районе вдруг есть по дяде, хотя всех кровных я-то знал, сечёте?

К десятому классу письма приходили пачками — «Луизиана Стейт», «Флорида Стейт», «Флорида», «Алабама», «Южная Калифорния», все. Сколько только колледжей есть в стране, везде меня ждала стипендия, серьёзно. А самое крутое, что в Мобайл посмотреть на меня приезжали Бобби Боуден, Ник Сейбен, остальные известные тренеры. Они разъезжали по району, поворачивали на углах (тут акцент на том, что в суровых негритянских кварталах на углу, как правило, торгуют наркотиками. Джамаркуса веселит, что самые известные тренеры страны, притом белые, ради него приехали в такие злачные места — Прим. ред.), проводят время в бабушкином доме.

А я сижу на занятиях и пытаюсь себя ущипнуть, типа, «блин, Бобби Боуден знаком с моей бабушкой. Моя мама работала в отделе по продаже всякой сувенирки в торговом центре, а теперь сюда приезжают все эти знаменитые говнюки и уважительно называют её «мадам».

Да, чёрт побери!

Это было охренеть как круто.

* * *

В «Луизиане Стейт» всё происходило как-то очень быстро. На третьем курсе, когда я был освобождённым игроком (термин «redshirt» обозначает, что в этот год игрок-студент тренируется с командой, но не принимает участия в матчах. Это делается в тех случаях, если талантливому игроку не светит игровое время из-за высокой конкуренции, но он благодаря такой системе не теряет год понапрасну. За студенческую команду можно играть четыре полноценных года. Благодаря статусу «освобождённого игрока» можно провести в команде больше времени — Прим. ред.), тусуюсь как-то с друганом Дуэйном Боу — Ди-Боу. Нам предстоит играть с «Нотр-Дамом» в Шугар Боуле, а я прям разрываю. Ди-Боу треплется с кем-то по телефону, я не знаю, с кем. Позже я узнал, что это был посыльный одного агента (напрямую агентам запрещено общаться со студентами-игроками — Прим. ред.)

Ди-Боу говорит с ним, передаёт мне трубку и говорит: «Слышь, тут один уважаемый человек хочет с тобой потрындеть».

Парень на том конце провода говорит: «Что будешь делать в следующем году?»

Я говорю: «Ты чего базаришь? У меня универ».

«Чего? Ты разве не собираешься валить?»

«Ты поехавший? У меня универ».

«Ёпт, слушай, прямо сейчас звони родным и дай им мой номер. У тебя оценка 5».

«Что это значит?»

«Ты в стране сейчас топ-1 или топ-2 квотер».

«Отвечаешь?»

«Да, пусть дядя или твоя мамаша потрындят со мной».

Блин, а я в тот момент про НФЛ вообще не думал. Дядя Рей проверил, что по чём, и выяснилось, что всё правда.

Я говорю: «И что теперь?»

Он говорит: «Где-то 60–70 лямов».

Когда мы размазали «Нотр-Дам», я стоял раздавал интервью на поле, а болельщики скандировали: «Ещё сезон, ещё сезон». Вот тогда до меня дошло. Типа, охренеть — всё взаправду.

Позвонил маме.

«Мам, говорят, что если я брошу универ, то подниму кучу бабок».

Она говорит: «Ну… сам-то что думаешь?»

Я говорю: «Мам, вертел я этот универ на…»

Хахахахахахаха. Блин, слышь. Можешь что угодно думать про мой рассказ — хорошо, плохо. Но я был молодым черномазым пареньком из Мобайла, а мне говорят про миллионы. У меня был шанс изменить жизнь моей семьи, занимаясь любимым делом. И я так и сделал. Никогда не забуду, как, когда я заявился на драфт, мой дядя зашёл в радиорубку и прямо в эфире уволился с работы.

«ПРОСЫПАЙТЕСЬ! В ЭФИРЕ РЕЙ-РЕЙ!»

Двадцать лет на радио, а потом встал и вышел.

«Спасибо всем, было очень приятно, но мой племянник вот-вот попадёт в лигу! Спасибо, Господи, и счастливо оставаться!»

Хахахаха. Ох, и злилась же мамаша, когда услышала об этом. Она заготовила вечеринку, всё такое. Звонит ему: «Ты что такое говоришь? Думаешь, станешь его бизнес-менеджером? Мы про такое не говорим!»

Но он всегда был моей правой рукой во всех вопросах. Это он по сути вытащил меня из района. Он был моей собакой-поводырём, серьёзно. Когда мне было 14, он отвёз меня на тачке из Мобайла в Лос-Анджелес ради долбаного футбольного лагеря. Каким бы классным ты ни был, если с тобой рядом нет такого человека, то никуда ты не выбьешься.

Так что, если я отправлялся в лигу, то дядя Рей шёл со мной. Как и дядя Маркус.

Говорят, что я номер один или номер два? Во всей долбаной стране?

Я о таком только мечтал.

Так какого же чёрта произошло потом?

https://www.youtube.com/watch?v=wZnBbbIZPo0

Ну, ладно…

Блин, в этой части рассказа нигер будет плакать.

Это было на следующий день после открытой тренировки. Мы все были в Новом Орлеане. Вся семья. Мне вручали награду имени Мэннинга. Накануне вечером мы хотели погулять, потусоваться. У дяди Маркуса были проблемы с алкоголем, но мы думали, что у него всё под контролем. На церемонии награждения я его спросил, пойдёт ли он с нами. Он говорит: «Не, идите сами. Я с женой останусь».

Мы пошли праздновать. На следующее утро кто-то колотит мне в дверь — бам, бам, бам. Это мама. Открываю дверь, она стоит в лифчике и джинсах. Я сразу просёк, что что-то не так.

Говорю: «Что стряслось?»

Она говорит: «Маркус! Он не дышит! Он не дышит!»

Бегу в его комнату, а он просто валяется на полу. Выглядит как мёртвый, ей богу. Мама плачет, бабушка плачет, тётушки плачут. Вдруг дядя пошевелился. Встаёт и смотрит куда-то вдаль. Руки у него трясутся так, как будто он заклинание кастует. И вдруг он начинает орать: «Изыди, Сатана! Изыди, Сатана! Во имя Иисуса Христа!»

Позже мы узнали, что у него был какой-то срыв. Он нас даже не признал. Он орёт: «Ты не заберёшь меня, Сатана! Ты меня не получишь! Не-е-е-е-ет!»

Слышим полицейские сирены около гостиницы, и тут я думаю… сейчас полиция Нового Орлеана ворвётся в комнату, полную черномазых, и где мой дядя натурально сходит с ума. Пожалуйста, Господи, не дай им никого убить в этом номере. Прошу, убереги мою семью.

Заходят полицейские, и дальше просто дурдом. Дядя не хотел, чтобы к нему хоть кто-нибудь прикасался. Его просят подписать бумаги, чтобы можно было положить на каталку и повезти в больницу, а он орёт: «Я не подпишу продажи души, Сатана!»

Каким-то макаром его всё же уложили на каталку, но он и в больнице не успокаивался. А затем произошло настоящее чудо. Подошла пожилая чернокожая медсестра, нежно взяла его за руку, и он просто будто растаял. Не знаю почему, но он ей поверил. Она сделала ему укол, и он расслабился.

Но я никогда не забуду… Когда его приковали наручниками к столу, у него рука прямо в наручниках тряслась и тряслась. Этот образ навсегда застыл у меня в мозгу.

После того случая он долгое время был просто тенью себя прежнего. Даже на драфт с нами не пошёл. Там были все, кроме него. А ведь это был мужик, который вытаскивал меня в парк, чтобы в футбол поиграть. Это был мой старший брат. Эту боль я проносил с собой долгое время. Даже вечер драфта был не особо счастливым, если начистоту. Посмотрите на фотки — я не в восторге. Думаю, ни разу так и не улыбнулся, даже когда комиссионер назвал мою фамилию.

Сейчас-то я понимаю, почему люди недоумевали. Они не понимали, что со мной происходит. Это одна из моих личных проблем, с которой я столкнулся в НФЛ. Я не умел притворяться.

Первые два сезона в «Окленде» я учился быть профессионалом. А прямо перед сезоном–2009 всё с катушек съехало. Одно дело — проигрывать матчи, другое — терять людей.

За три месяца я потерял обоих дядей.

В апреле 2009-го умер дядя Рей.

В июле 2009-го умер дядя Майк.

Сердечная недостаточность. Сердечный приступ. Как гром среди ясного неба.

Дядя Маркус тогда ещё приходил в себя, поэтому даже на похороны не пошёл.

Не считая папы, именно эти двое поддерживали меня всю мою жизнь. Дядя Рей был рядом на каждом шагу моего пути. Этот человек придумал гениальную идею — приколоть маленький значок Nike на пиджак, когда я заявил о выходе на драфт, хотя я ещё ни с кем не подписывал контракт. Через пару недель нам позвонили из Nike и предложили рекламировать кроссовки. С первого дня он был моей правой рукой. Был.

Дядя Майк работал на канцелярской фабрике и постоянно приходил домой с мешком всяких вещей для школы — всякие, там, блокноты. На шашлыках он всё время стоял за мангалом. Крутейший чувак в мире. Был.

Дяди Маркуса, каким я его знал, тоже не стало.

У меня сердце щемило так сильно. Как будто все меня бросали.

Помню, то лето было как в тумане. 25 июля мы похоронили Майка, и через три дня я должен был приехать в тренировочный лагерь. Я люблю футбол больше жизни, но в тот момент было не до него. Я не собирался бежать 40 ярдов. Не собирался таскать тяжести. Я хотел всё забыть.

Врать не буду. Я засиживался допоздна, бухал, набивал татухи и всё такое. Чтоб не было времени горевать. Как-то раз приехал в тренировочный лагерь, разминался перед тренировкой и просто разрыдался. Слёзы так и катились из глаз — грёбаный ты по голове. Прямо у всех на глазах.

Хоть кто-то проверил, как у меня дела?

Хоть кто-то спросил, всё ли у меня в порядке?

В лиге так: если тебе больно, для тебя найдут только одно средство — таблетки.

От апноэ во время сна мне выписали «Эмбиен» (снотворное. А апноэ — это прекращение дыхания — Прим. ред.), помню, как принял сразу две, а спать всё равно не мог. Мозг бесится. Сердце стучит. Звоню тренеру в четыре утра: «Тренер, знаю, что у нас тренировка утром, но я до сих пор не спал».

Глазом не моргнул, уже 6:30, и я при параде.

Никогда не забуду, как после тренировки пошёл к клубному врачу и заснул прямо посреди разговора. Слёзы из глаз, и я вырубился. Серьёзно.

Но, думаете, кому-то есть дело? Их волнуют только победы. А я не побеждал.

Никто из тех тренеров изначально меня не хотел. Только Эл Дэвис (тогдашний владелец «Окленд Рейдерс» — Прим. ред.). Это факты. Тренерам было плевать на меня — как на игрока и как на человека. Весь сезон–2009 — один сплошной бардак. В итоге ситуация накалилась. Как-то после поражения сидим в комнате для квотербеков, смотрим запись игры, и встаёт мой позиционный тренер. Начинает меня дрочить, называет сукиным сыном и так далее.

«Посмотрите на этого долбоящера».

Давайте кое-что проясним. Меня и раньше материли. Джимбо Фишер в «Луизиане Стейт» материл меня тысячу раз, и я бы всё равно ради него с многоэтажки прыгнул, потому что Джимбо тратил своё время на то, чтобы тренировать меня. Я знал его как человека. В НФЛ всё не так. У меня даже телефонного номера этого тренера не было. Мы не общались за пределами базы. Между нами не было отношений.

И вот я сижу рядом с двумя белыми квотербеками, белым тренером, и понимаю, что слышу. Ты говоришь со мной не как со своим квотербеком. Ты говоришь со мной не как с человеком.

«Сукин сын. Говноед».

Я всегда могу определить, когда ругань приобретает дополнительный оттенок. Можно материть, а можно материть, сечёте?

Вот этот «говноед» на слух показался словом с иным значением.

Я сказал: «Простите, сэр. Я не прикалываюсь, но следите за вашим языком. Со мной даже папа с мамой так не разговаривают. Я никогда в жизни так не проигрывал. Я так же зол, как и все остальные. Либо вы говорите со мной с уважением, как и должны игрок с тренером, либо мы будем тут весь день херососить друг друга. Мне так без разницы».

Он ни черта не ответил.

Он снова запустил запись, сидит с такой ухмылкой на роже и говорит типа: «Ну, смотри, Джей-Рок, мне нравится твоя работа ног в этом эпизоде…»

Я сижу молча 5-10 минут. Тишина стояла гробовая. А затем, не знаю почему, я вдруг понял, что больше не выдержу. У всех есть точка кипения. Я встал и

БУ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-УМ-М-М-М-М-М!

Ударил по долбаному столу как Тайсон.

Как будто бомба взорвалась.

Указываю на него пальцем и говорю: «А теперь, сучка, будешь со мной вот так говорить».

С тех пор в стартовом составе я больше не выходил.

* * *

После этого они подослали ко мне своих людей. Да вы знаете, как бывает. Они начинают сливать всякую инфу. Пресса каждый день перемывала мне кости, и это отразилось на моей семье. Стивен А. Смит называл меня жиробасом на национальном телеканале, говорил, что я не заслуживаю второго шанса. До сих пор обидно.

Но хуже всех был TNT (телеканал — Прим. ред.). Я привёл отца на матч НБА, и когда камеры показали нас на трибунах, комментаторы начали говорить самую безумную херню, которую я только слышал в жизни.

«Джамаркус Рассел. Господи. Только посмотри на ожерелья. Если бы он проводил за просмотром матчей столько же времени, сколько в ювелирке, то стал бы хорошим квотербеком».

Национальный телеканал, братиш. Моя бабушка это слышала.

Раненого льва каждый хочет пнуть. Дошло до того, что я почувствовал абсолютное одиночество. Каждый раз, когда я выходил с поля, я был сам по себе. Против всех. Против целого стадиона. Против всего мира. Даже сейчас, перед тем, как рассказать эту историю, я спрашивал себя: «За каким чёртом кто-то захочет меня слушать?»

Знаете, что самое безумное? Когда «Рейдерс» меня отчислили, Эл Дэвис ни разу даже не посмотрел на меня. Говорил напрямую с агентом. Но тогда я уже воспринял это как облегчение. Я был потерян. Я так и не погоревал нормально по ушедшим членам семьи, и мне нужно было отдохнуть от футбола.

Я не думал, что это навсегда.

https://www.youtube.com/watch?v=clFv_MDsC9w

В конце концов, я знаю, что должен играть свою роль.

Был ли я идеален? Как игрок? Как человек? Конечно, нет. Мне не стоило попивать сиропчик в НФЛ. Мне нужно было поддерживать форму. Мне нужно было больше учиться. Я живу со своими ошибками. Сегодня я бы всё сделал иначе, но сейчас другая эпоха. Но когда все эти журналюги спрашивают меня: «О чём вы жалеете?», вот почему я понимаю, что они никогда не были на моём районе.

Всё, что я сделал, и то, как я это сделал — это и привело меня в НФЛ.

Я таков, какой я есть, братиш. И никем другим стать не могу.

Спросите бабулю. Она расскажет. Я никогда за словом в карман не лез, даже когда был шкет. В четыре года она привела меня к соседям на Рождество, я только бросил взгляд на их печальное деревце в гостиной и сказал: «Почему ваше дерево похоже на Чарли Брауна?» (Чарли Браун — известный персонаж американских комиксов, которому вечно не везёт, он такой харизматичный лузер — Прим. ред.)

Хахахахаха. Соседка хотела меня выпороть.

Ну, не умел я притворяться. Без вариантов. Я бы до 15 лет не дожил. Я бы не встал с газона в первый раз, когда Блаунт-Хай меня туда впечатали. Они бы меня сожрали, будь я другим. Я бегал с волками, братан.

Но когда я попал в НФЛ, там не хотели видеть такого, как я, на позиции квотербека. Они бросили на меня один взгляд и не увидели во мне олицетворение команды.

Они увидели ювелирку, манеру разговаривать, манеру одеваться, мой лексикон — и сделали один-единственный вывод.

Для них я всегда был просто нигером.

Но если уж мне удалось оставить какое-то наследие, то пусть такое — я не пресмыкался ни перед одним человеком, который смотрел на меня свысока.

Есть вещи и поважнее футбола.

* * *

Когда я слышу, когда кто-то зовёт меня по имени — по полному имени — я делаю вид, что они обознались.

«Вы — Джамаркус Рассел?»

Произносят так, будто это одно слово.

«ДжамаркусРассел, ДжамаркусРассел, ДжамаркусРассел. Э, слышь, чувак, это ты ДжамаркусРассел?»

Я всегда отвечаю: «Не, братан, я Тренелл. Меня постоянно путают. Наверное, твой чел очень на меня похож»

А затем просто иду дальше. Когда говорят «ДжамаркусРассел», я понимаю, что они меня не знают. Если мы на короткой ноге, тогда я Скутер или Малой Ллойд, или Джей-Рок, или сын Зины, и ещё кучка имён.

Я никогда и не мечтал о популярности. Не люблю камеры. У меня плохо с ними получается, и может оттого у меня ощущение, будто меня не поняли. Всё, чего я хотел — это бросать мяч и приносить семье чек.

После отчисления я на какое-то время потерялся. В итоге вернулся домой, начал тренировать детей в тех же парках, где сам когда-то играл, и вот так заново обрёл любовь к игре.

Забавно, блин. Эти дети… знаешь, какой вопрос они задают первым делом?

Они хотят знать: «Как мне заработать денег?»

И всё. Они хотят увидеть чек. Они хотят зарабатывать. Они хотят, чтобы их семьи жили лучше. Всё, что я когда-либо сделал — включая этот рассказ — надеюсь, как-то поможет, как хорошие вещи, так и плохие.

Они не смотрят на меня как на провал.

Они смотрят на меня как на чудо.

Я учился в «Луизиане Стейт». Меня выбрали первым. Я получил деньги. Сюда приезжали тренеры, ели стряпню моей бабули. Я навсегда изменил судьбу моей семьи. Всё остальное — просто суета, серьёзно.

Да, я отыграл всего три года в лиге. Но эти три года — целая жизнь. Блин, знаете, о чём я постоянно думаю?

Был я как-то в межсезонье в Лас-Вегасе. Играю в кости за столом, и вдруг мимо проходит здоровенный охранник, просто необъятных размеров. Выглядит так, как будто Обаму охраняет.

Не, это поважнее, чем президент. Он охраняет Бейонс и Джей-Зи.

Я смотрю такой — нихрена ж себе! Обычно я не очень охочий до звёзд. Но, твою ж мать, это Джигга. И вдруг Джей узнаёт меня и спрашивает, как дела. А Би его толкает, мол, идём дальше. Хахахаха. Она его так и толкала. Но Джей подошёл и признал меня.

Когда он ушёл, я вернулся к игре, но вот тогда меня пробило…

Чёрт… этот нигер Джигга знает, кто я такой.

Он знает пацана из Мобайла. Понимаете, о чём я? Можете что угодно свистеть про ДжамаркусаРассела, ДжамаркусаРассела, ДжамаркусаРассела.

Может, вы и видите неудачника, когда смотрите на меня. Пускай. А вот я вижу что-то совершенно другое.

Я из Мобайла, Алабама. Мой отец был проектировщиком. Моя мама работала на судоверфи. Она работала кем придётся. Все, кого мы знали, жили в нищете.

Я никем не должен был стать. Блин, да меня вообще не должно было быть на белом свете. Я превзошёл любые ожидания от собственной жизни.

Для всего штата Алабама я был Господин Футбол.

Я привёз Ника Сейбена в свой район.

Я заработал миллионы на том, что надел кроссовки Nike. И играл в любимую игру.

Я был вторым после Майка Вика чёрным квотербеком под первым номером на драфте.

Моя жизнь — не провал.

Я король.

Я всё ещё здесь.