До футбола у меня была, скажем так, непростая жизнь. За год я поменял три школы и три места проживания, что подорвало мою успеваемость, хотя к школе я был подготовлен на все сто процентов.

Когда мне было шесть лет, из семьи ушел отец. Они с мамой были вместе 18 лет. Я должен был выбрать, с кем остаюсь. Выбрал маму. Однажды утром проснулся — мамы нет. Вот, думаю, здорово — пойду играть в компьютер вместо школы. Однако на следующий день история повторилась. Позвонил отцу, всё объяснил ему. Позже выяснилось, что мама отправилась автостопом в Грузию с написанной ею иконой, чтобы вымолить отца обратно в семью.

Мне пришлось уехать в чужую семью, к мачехе и чужим детям, на два года. Благодаря программе «Жди меня» мой дядя нашел мою маму в Абхазии, в каком-то монастыре в глуши. К тому моменту я только-только освоился, нашел друзей, вернулся к нормальной учебе. Надо было снова ехать — на месяц к маме. Ну, как принято летом отдыхать типа на море. Когда лето кончилось и настала пора возвращаться, позвонил отец и сказал, что я остаюсь в Абхазии еще на два года.

К сожалению, все это было совсем не круто.

Александр Яцуненко (#11) в эпизоде матча между «Хорнетс» и «Спартанцами» в полуфинале Кубка ЦЕФЛ. 18 мая 2019 г., Стамбул, Турция. Фото: Михаил Клавиатуров (First & Goal)

Буквально в первый же день в новой школе на уроке у меня перестала писать ручка. Я попросил ее у одной девочки, мы познакомились. А днем на берегу моря я выхватил за это от пяти-шести абхазов. На следующий день чувствую, что харкнули в спину, обернулся — вновь драка. И так на протяжении двух месяцев. Ребенок в чужой стране. Ничего не понимал, но здоровой психике был конец.

Жили мы с мамой в заброшенном доме. На двоих у нас была одна ложка, одна тарелка и одна кружка. Утром я вставал в пять утра, колол дрова, разжигал печь и завтракал (еду нам давали в монастыре). Собирал вещи в школу, а затем садился на велик, доставал спрятанную с вечера удочку и ехал на озеро, где рыбачил и смотрел на горы. Так прошел мой последний год в Абхазии.

Как-то встал утром — нет дров для печи. Ну ничего, пойду осину срублю, она хорошо горит. Нашел сухую, срубил и чувствую спиной, что кто-то взглядом меня пилит. Есть такое ощущение, знаете?..

Повернул голову — метрах в тридцати на меня пялится мишка средних лет. Только не в шляпе и без портфеля за спиной. Стоит на задних лапах и водит мордой. До забора мне метров двадцать. Вспомнились занятия на волейболе с изменением направления бега, челноки и т.п. Стартанул как ненормальный. Сзади тяжёлый стук лап о землю. Забежал на территорию, грохнулся и ногой вдарил по забору. Тогда еще подумалось, а если бы я споткнулся на этом маршруте, что бы стало? Зачастую затем, играя в американский футбол, я старался обязательно держаться на ногах, так как знал: если упаду, могу и не встать.

В Абхазии. Фото из личного архива Александра Яцуненко

Там же, в Абхазии я решился пойти в команду по соккеру. Стал там голкипером. Раз шел с тренировки за велосипедом. Оставлял его у добрых людей, чтобы не украли. В то время распространено было пригонять из Турции тачки, и очевидно такую машину и увидел вдалеке. Сразу было понятно, что-то с ней не так. Метров за 70-80 вылетела на гравий, уже ее тащит боком. Я в шоковом состоянии, не могу пошевелиться. Пронеслась со свистом мимом меня в считанных сантиметрах, подлетела как в «Трансформерах». А на противоположной стороне дороги «Газель», за ней — люди и покосившийся в их сторону забор. Удар. Огрызок металла отлетел обратно, через 15 секунд оттуда вылез мужик с окровавленной головой, посмотрел на всё это дело — и заорал. Я наконец-то сдвинулся с места и увидел, что там людей «Газелью» прижало к забору и проткнуло насквозь. Везде кровь.

Подъехала машина русских молодых солдат, которые в то время выдвигались на границу с Грузией. Тот водитель подбежал к одному из них, самому молодому выхватил ствол из кобуры — и бежать. Двое за ним, молодой замер. Две минуты — вдалеке выстрел. Я, как ни в чем не бывало, сел на велосипед, приехал домой, рассказал всё маме. Налила мне 100 грамм водки, проспал беспробудно 40 часов.

Позже мне рассказали, что тот тип застрелился, потому что знал, кого убил. Там на всю страну несколько фамилий, все друг другу братья и сестры. До тюрьмы всяко не дожил бы.

Что касается меня, то все так же доставали другие дети, друзей не водилось, я рос совершенно забитым человеком, которого гнобили все вокруг. Однако успехи в игре помогли в плане общения. Еще и отец привез настоящую форму, перчатки, бутсы — всё, как надо. Позже он приехал снова на отдых, с мачехой, они заглянули заодно на тренировку, где мне при всех с размаху ударили в живот. Я согнулся в три погибели, но продолжил бежать. Отец решил, что лучше забрать меня в Россию. Так я оказался в Саратове.

Записался в школу олимпийского резерва «Сокол». Настала пора строить отношения с девочками, а я даже целоваться не умел. В это время из Москвы приехал старший брат, рассказал о таких персонажах, как Джастин Бибер и Крис Браун. Все сразу стало понятно. Я начал «нести стиль»: порванные джинсы, челка, сережки. Девчонки стали оказывать первые знаки внимания, что несколько отвлекало от спорта, но играл вратарем я по-прежнему хорошо. И, самое главное, играл в России.

В дубле саратовского «Сокола». Фото из личного архива Александра Яцуненко

В 17 лет у меня появился друг из Далласа. Он занимался американским футболом, про который я, естественно, был ни сном, ни духом. Показал мне «щелчки» в исполнении «Легион оф Бум», маршруты Ларри Фицджеральда. Я тут же влюбился в это всё по уши. Оставил дубль «Сокола», оставил зарплату и ушел в детский парк к тренеру «Авиаторов» Александру Романенко.

На занятиях стало получаться всё и сразу. Я отлично ловил с первого же дня. Появлялся на тренировках первым, уходил последним, не пил и не курил. Некий американец по имени Кент, увидев такое, заявил, что перед ним будущая звезда НФЛ. Само собой, я загорелся идеей попасть туда.

Но сначала надо было хотя бы пройти просмотр в «Спартанцах». Пересказывать это уже нет особого смысла. Я застал клуб, когда он проигрывал «Витязю», «Рейдерс 52» и другим региональным командам. Был одним из тех, с кого началась стабильная пасовая игра «Спарты». Здесь надо отметить, конечно, и Ваню Головешкина как квотербека. Люблю его.

Помню, что в эфире «Матч ТВ» заявил, что через год попаду в сборную. Так и получилось. На сборах перед матчами с Англией и Голландией меня подвели к главному тренеру национальной команды Тони Симмонсу, тот сказал, чтобы я делал визу, будут менять по ходу игр Александра Хохлова.

С джерси сборной России. Фото из личного архива Александра Яцуненко

Однако уже на следующей бесконтактной тренировке я поймал хитч, а Александр Спичкин со второго этажа сбил на скорости, меня перевернуло головой вниз — полный разрыв акромиально-ключичного сочленения. Операция, неважная реабилитация, полтора года не игрок. Я сломлен, мечта сгорела.

К сожалению, на определенном этапе я допустил ошибку. Появилось три направления: пришлось делить время между футболом, проектом Mad11ven и тем, о чем вообще говорить не стоит. Я слишком подробно ознакомился с американской школой музыки, влился в неё, появилось стереотипное мышление, что музыка и запрещенные вещества — это одно целое. К сожалению, последний сезон и не играл, и музыкой не занимался, а лишь бежал от самого себя.

Моя физическая форма пострадала, однако на самом деле проблемы были скорее с головой. Вся эта ситуация стала толчком, чтобы разобраться в себе и сделать важное дело.

Появилась необходимость работы с психологом. Как бы высокопарно это ни звучало, я хочу признания всего мира. Хочу, чтобы каждый человек узнал моё имя и увидел моё творчество.

Сейчас я все изменил и полностью ушёл в музыку. В последнее время хожу на вокал, много пишу, начиная со стихов и заканчивая полноценными проектами, занимаюсь танцами. Ежедневно начал фристайлить — в России это не то что редкость, но единицы на эстраде могут грамотно использовать этот скилл.

Бекстейдж со съемок Mad11ven. Фото из личного архива Александра Яцуненко

Понимаю, что каждая глава в моей жизни это полный… и никому не пожелаю такого. Но знаю точно, что если бы не было цели и мечты, я бы сломался ещё на полпути. Нужно найти что-то, что будет светить как маяк. Последнее время это музыка. В самые тяжёлые моменты, когда мысли уходили чуть ли не в суицид, я думал о стадионах. О том, как буду вещать в горящие глаза фанатов, как жадно они будут смотреть на меня и любить меня. А я буду любить их.

Где-то в голове футбол меня так и не отпустил. Работая официантом, я не могу посвятить такое количество времени тренировкам и игре, какое хотелось бы. Поэтому в планах в этом году обеспечить стабильный заработок с помощью музыки, а в следующее межсезонье вернуться и выдать, как говорят, идеальную версию себя на позиции ресивера и ретернера.

Те эмоции, которые я получал от футбола… их пока больше нигде не было. Это похоже на творчество, только я еще не прочувствовал эмоций, которые дают концерты, фанаты, в конце концов, большие деньги, о которых я мечтал всю жизнь.

Если я вернусь, то в «Спартанцы». Именно этот клуб воспитал меня как мужчину. Я был в других коллективах, в том числе в сборной. У меня много вопросов к людям, которые не знают, каким должен быть настоящий футбол. Да что там, четверть всех клубов не знают, что такое футбол. Я не пытаюсь превознести «Спарту», но все познается в сравнении. Ну и в тот непростой момент команда от меня не отказалась. Наоборот, даже помогла.

Александр Яцуненко (#11) и Тимур Литвинов (#95) в эпизоде матча «Патриоты» – «Спартанцы» в 13-м туре ЛАФ. 22 июля 2017 г., Зеленоград, Москва, Россия. Фото: Михаил Клавиатуров (First & Goal)

Вот такая история. Сейчас я в Абхазии, закрываю гештальты. Сходил на то место, где тонул. Туда, где дрался. Еще хватает моментов, с которыми я не могу смириться, но цель — показать миру, кто я такой и что я могу — она тоже осталась.