Что случилось с Винсом Янгом?
Эта история – не про Винса Янга.
Ту историю вы прекрасно знаете. Вы слышали ее миллион раз.
Вот Винс Янг – он собирает хаддл в «Роуз Боуле». Четвертый-и-пять. Вся страна смотрит на него. Десять парней в хаддле смотрят на него, как будто хотят узнать…
А какая у него сейчас температура?
А какой пульс?
А он нервничает?
А он, если честно, трясется от страха.
Но он не имеет права показать это. Винс Янг смотрит на этих парней, и говорит им: «Это самый важный момент в вашей жизни. Соберитесь, мать вашу!»
Эта история – не про Винса Янга.
Винс Янг – это то парень, который принимает мяч из «шотгана», смотрит налево, смотрит направо…и видит, что путь свободен. Беги, Форрест, беги. Тачдаун. Прыжок через голову оператора. Винс Янг – Национальный Чемпион. И тут все заверте… MTV. Джей Лено. Агенты. Менеджеры. Менеджеры менеджеров. Агенты агентов.
Господи, помилуй. Верните все, как было.
Но как я уже говорил ранее, эта история – не про Винса Янга.
На следующий день Винс Янг летит в Лас-Вегас, заходит в знаменитый «Эм-Джи-Эм Гранд», его провожают к секретному лифту, который поднимается на секретный этаж, на котором расположен суперсекретный номер, в котором собираются суперкрутые ребята, прям как в кино. Вон там, в углу кто-то ест…
Ааа, это Тайгер Вудс.
Вон там какой-то чувак просто отдыхает на огромном диване.
Это Дерек Джетер (основатель и владелец The Players Tribune).
И тут в номер заходит еще кто-то.
Это Эм-Джей.
Майкл Джордан.
Майк.
Великий, собственной персоной.
Просто зашел в гости.
И все эти люди, сидящие в этом суперсекретном сьюте, хотят поговорить с Винсом Янгом.
Тайгер говорит: «Фантастическая игра, Винс. Фантастическая».
Джетер: «Потрясающая работа, молодой человек».
Таким проникновенным голосом, что хочется плакать от счастья.
«Потрясающая работа».
Потом вступает и Эм-Джей: «Мы сидели здесь и смотрели игру».
Происходит что-то невероятное. Винс Янг словно умер и попал на небеса.
Они смотрели игру, не отрываясь?
«Да-да, парень. Мы сидели вот здесь и смотрели на твою игру. Все вместе», — кивает Майкл.
А потом улыбка исчезает с его лица и он говорит: «Так ладно, но почему мне говорят, что ты не хочешь подписывать контракт с «Jordan Brand»? Рибок, Винс? Рибок? Дерьмо собачье!!!!»
Но хватит об этом, ладно?
Эта история – не про Винса Янга.
Эта история – про Буббу.
Про Малыша.
Эта история – про Винсента.
И вы никогда не слышали этого раньше.
***
Мама была под кайфом.
И тут мы с вами немного свернем в сторону. Вы должны знать, что моя мама – прекрасная женщина, опора семьи и человек, который победил своих демонов. Человек, который более 20 лет не употребляет алкоголь и наркотики. Аплодисменты моей маме!
Но для того, чтобы оценить то, что мы имеем сегодня, нужно вспомнить о том, что было вчера. Будучи ребенком, я повидал много того, чего не должен был. Секс, наркотики, алкоголь, стрельба, поножовщина…
Мне десять или одиннадцать лет. Кто-то ломится в нашу дверь. Барабанит изо всех сил. Мама открывает, и истекающий кровью парень вваливается прямо в гостиную. У него четыре или пять пулевых ранений. Кровь повсюду.
Парень моей сестры.
Такой была моя повседневная жизнь.
С того дня я спал у входной двери. Клал деревянный поддон прямо на пороге, и спал на нем. Я знал, что должен защитить женщин в этом доме. Отца почти никогда не было рядом, и я чувствовал, что я в ответе за мою мать, бабушку и двух сестер.
Я был мужчиной в доме, и я должен был защищать их.
И да, отец тоже сидел на наркотиках.
Как-то раз, когда мне было двенадцать, он стянул что-то не у тех людей. Они погнались за ним, стреляя вслед. И что, вы думаете, он сделал? Вломился в дом, конечно. А что сделали его преследователи? Они стреляли ему вслед, стреляли в окна и двери. Я осторожно выглянул из окна своей спальни, и увидел несколько человек, которые стояли прямо на лужайке перед домом и стреляли. Я подумал, что если я выскочу первым, возможно, у моих сестер появится шанс спастись.
К счастью, у них закончились патроны. Они ушли. Ушли, оставив изрешеченный пулями дом с кучей перепуганных детей внутри. Детей, которым никто ничего не объяснял. Да они и не спрашивали. Разве что у Бога.
Добро пожаловать в Хьюстон.
В то время я пытался быть жестким, хотел быть крутым. В средней школе я был далеко не подарком. «Не я такой – жизнь такая», — говорил я себе. Нет, я не продавал наркотики, не состоял в банде. Так… заносило иногда. А иначе не получится, если ты постоянно видишь, как одни убивают других и попадают в тюрьму. Будешь слабым – и тебя сожрут.
«Эй, мне надо, чтоб ты проучил кое-кого. Дам сотню баксов».
Звучит заманчиво, а? особенно если ты голоден, как волк.
Но даже тогда многие уже видели во мне потенциал будущего спортсмена.
Многие ребята постарше говорили: «Винс, братишка, шел бы ты домой. Брось ты это все».
Но я просто не видел выхода, не видел света в конце тоннеля.
И мне кажется, вы до сих пор не совсем понимаете, о чем я говорю.
Мне тринадцать. Приближаются осенние каникулы. И в этой связи две школьные банды решают схлестнуться в битве. «Браунс» против «Сикс Найнс», насколько я помню. Не помню почему, но побоище должно было начаться во время ланча. Все это знали, и если уж ты оказался в это время в столовой, пощады не жди. Да, это были всего лишь школьники, не настоящие бандиты. Но дрались все – девушки и парни. Добро пожаловать на Королевскую Битву!
И вот, все собрались в столовой на ланч, кто-то даже успел донести полный поднос до столика…
И началось.
Сначала полетел стул…
И «Средняя школа Дика Даулинга» стала полем битвы.
Не знаю, на что были похожи драки в вашей школе, но не думаю, что доходило до такой жести. Если вы представили себе обычную драку едой, это примерно одна сотая от того, что происходило у нас. Тут реально били морды. В ход шли стулья, столы, подносы, посуда. На полу кровь, ее столько, что на ней поскальзываются и падают люди, кто-то громит автоматы с напитками, банки с газировкой летают по столовой, более предприимчивые набивают мелочью карманы, учителя раздают тумаки, школьные охранники раздают тумаки, срабатывает пожарная сигнализация, слышен вой полицейских сирен…хаос в полном смысле слова.
Кто-то поджег одежду на учительнице.
Поджег. Одежду. На учительнице.
Она бежала по лестнице, крича, и искала огнетушитель.
Хаос. И этот не та веселая неразбериха, о которой потом вы с друзьями вспоминаете со смехом. Нет, это война, это бой на выживание. Не ты, так тебя. И я принял бой, схлестнувшись с теми, кто мне давно не нравился.
Полицейские не намерены были шутить с нами. Они просто начали хватать нас и надевать наручники. После того, как все улеглось, они начали опрашивать нас. Никто не горел желанием сотрудничать, и тогда копы сказали: «Так, с нас хватит. Мы вызываем ваших родителей».
«Ох, ну и дерьмище», — подумалось мне тогда.
Что бы вы ни подумали о моей матери с тех слов, что были сказаны выше, вы не правы. Каждый день, вне зависимости от того, до скольки они вчера гудели, она вставала в 6 утра, ехала за бабушкой, которая работала в ночь, а потом собирала нас и отвозила в школу. Каждое утро. Мы не пропускали школу и не опаздывали. Иногда я недоумевал, как она вообще держится на ногах после вчерашнего?
Да, она не была идеальной, но она любила нас больше всего на свете, и хотела, чтобы мы были хорошими послушными детьми. Поэтому сидя в школе под присмотром копов, с «браслетами» на руках, я не боялся тюрьмы. Я боялся только гнева своей мамы.
И когда она приехала в школу и увидела меня, сидящего в наручниках, я думал, что она просто снимет с меня штаны и выпорет на глазах всей школы. Но она повернулась к полицейским и сказала: «Снимите с моего сына наручники. Я сама с ним разберусь».
И они послушали ее. Просто подумайте об этом.
Они освободили меня! Они поняли, что эта женщина представляет здесь закон.
Мы вышли из школы и сели в машину, и здесь она сказала мне те слова, которые изменили мою жизнь. Она не стала успокаивать меня или подслащивать мне эту пилюлю. Она сказала: «Сынок, вот что я тебе скажу. Если ты не изменишь свое поведение, тебя пристрелят, или ты закончишь свою жизнь в тюрьме».
Но штука в том, что я не знал другой жизни. И я не знал, как мне измениться. И не хотел меняться, честно говоря. Но мама придумала, как встряхнуть меня. Она придумала для меня отличное наказание. Каждое утро в течение того времени, на которое меня отстранили от посещения школы, я должен был убирать листья на лужайке перед домом.
Звучит не слишком страшно, правда? Но на лужайке перед нашим домом рос здоровенный дуб, а время, как вы помните, было осеннее. И в один из дней, когда я убирал листья, мимо проезжал школьный автобус.
Мои одноклассники махали мне руками и одновременно смеялись надо мной. Пацаны и девчонки, все без исключения.
И я никогда не забуду чей-то выкрик: «Ахахаха! Винс убирает листья!»
И это «Ахахаха!» меня сильно задело. Я был обижен, унижен, взбешен…
До этого момента я не помышлял о том, что в моих силах что-то изменить.
Не верил, что я могу выбраться отсюда, выйти в люди.
Тогда я вспомнил о разговоре с мамой в машине. Подумал обо всем, через что ей пришлось и приходится проходить каждый день. Подумал о том, в какой куче дерьма я сижу. И сказал себе: «Ладно, я понял. Я должен измениться. Должен найти выход».
Легко говорить так, когда ты — 36-летний мужчина. Ты представляешь себе, что делать и за что хвататься. В 13 лет все по-другому – ты словно снова открываешь для себя мир вокруг.
Но выход должен быть.
И им стал футбол.
Футбол, он для каждого разный. Не знаю, что чувствуют другие парни, когда надевают шлем и выбегают на поле вместе со своими друзьями. Может быть, они нервничают, боятся, или, напротив, воодушевлены. Может быть, они не чувствуют ничего особенного.
А что же я?
Что я чувствую, когда надеваю шлем и выбегаю на поле с моими ребятами? Когда мы проходим расчерченное белыми линиями поле, набирая ярды? Когда я держу мяч в руках? Когда заношу тачдаун?
Это и есть настоящее веселье и удовольствие.
Дома я ел сэндвичи с джемом. Видел, как на улице подстрелили моего друга. Наблюдал, как мой дядя накуривается прямо на кухне. Видел реальную жизнь во всех ее проявлениях.
Но выходя на поле, я забывал обо всем этом. Здесь я словно сбрасывал оковы бытовухи и просто получал удовольствие.
Футбол стал моим новым домом. Вот моя комната, обставленная по моему вкусу. Здесь все как я хочу.
Я выбегаю на поле – и я больше не парень из бедного района; моя мама не сидит на наркоте; здесь нет драк и стрельбы, здесь не отключат электричество за неуплату.
Я больше не тот Винсент, который убирает листья.
Я – Винс, Мать Его, Янг – тот, который смеется последним.
В этом благословение футбола и его смысл. Не для меня одного, но для всех нас.
И все же, кое-чего мне здорово не хватало. Отец не приходил на мои игры. Да, все женщины из моей семьи были там, на трибунах, и именно на них я смотрел после каждого тачдауна. Это было круто, но все же я хотел бы видеть там отца.
И вот, в шестнадцать лет я получил приглашение в футбольный лагерь Стива Макнэйра.
Когда думаешь о Стиве, в первую очередь вспоминаешь его в кипельно-белой форме «Хьюстон Ойлерс» с номером 9, парня на миллион долларов, демона «Астродоума». Стив Макнейр, дамы и господа, легенда Хьюстона.
Ну а уже потом приходят на ум «Теннесси Тайтенс».
Поэтому, когда я получил это приглашение, я был на седьмом небе. А потом подумал: «Как бы мне обратить на себя внимание Стива? Чтобы он понял, что я – свой парень». Все-таки в этот лагерь приедут еще 50 квотербеков.
И когда Стив подошел ко мне, чтобы поздороваться и перекинуться парой слов, я сказал ему: «Стив, для меня честь быть здесь. Я помню твою первую игру на «Астродоуме».
И он такой: «А ты не шутишь, парень?»
Я ответил: «Ага. Мы с пацанами прошли через служебный вход!»
Он заинтересовался, и я рассказал ему эту историю целиком. Во время ежегодного родео, которое в Хьюстоне проходит с размахом, я подрабатывал, продавая с лотка в «Астродоуме» жареные индюшачьи ножки. Когда подросткам подворачивается такая работа, они непременно стараются разузнать, где расположены служебные двери, как можно попасть на арену в обход билетных касс, куда подвозят продукты, и где нет охраны. Так что для нас попасть на матч было не так уж сложно. (Это был матч «Ойлерс» — «Лайонс», насколько я помню) Тук-тук, доставка хлеба! Здравствуйте, пожалуйста, спасибо… Бам, и мы уже на трибунах!
Попав на трибуны, ты начинаешь слоняться в поисках незанятых мест – билета ведь у тебя нет. Лучше всего сразу пройти на верхний ярус. Но на пути тебя подстерегает…
«Привет, парень. Можно взглянуть на твой билетик?»
Пока-пока! Ты уже мчишься в Секцию 600. Пока они связываются друг с другом по рации, ты уже далеко.
Отчетливо помню, как я бежал от охранников, и диктор громовым голосом объявил: «И на позиции квотербека «Хьюстон Ойлерс» на поле выходит… номер 9 … Стив … Мак … Нээээййййр».
Целый матч мы играли в кошки-мышки с секьюрити. Я рассказал Стиву об этом. А еще о том, как я смотрел матчи с его участием на нашем раздолбанном телевизоре, с металлической вешалкой, обмотанной фольгой, вместо антенны.
Стив Макнэйр стал для меня отцом, которого у меня никогда не было. Я не знаю, почему. Не знаю, что такого он разглядел во мне. Может быть, себя самого. Но он взял меня под свое крыло.
Стив был моим героем, а потом стал моим Папой.
Уже в старшей школе, когда ко мне было приковано внимание многих университетов, я всегда мог позвонить ему и спросить: «Пап, что ты думаешь обо всем этом? Как мне быть?»
И он отвечал мне, в любое время дня и ночи.
В межсезонье, когда он был в городе, я был держателем его банковской карты. В торговом центре, в ресторане, на благотворительных мероприятиях, он неизменно говорил что-то вроде: «Счет отдайте моему сыну. Вам нужна новая обувь, чистая одежда? Поговорите с моим сыном». Я был его правой рукой. Стив обеспечивал меня всем. Я увидел жизнь его глазами. Я увидел другую, настоящую жизнь.
Мне семнадцать лет. Я за рулем «Бентли», Стив дремлет на пассажирском сидении. Мы катимся по даунтауну Хьюстона. Я был Uber’om до появления Uber’a. Я опускал стекло и хотел, чтобы меня видели все и каждый.
До сих пор не могу поверить в реальность того, что произошло тогда со мной. Представляете, что это значило для меня, мальчишки из бедного района?
Нет, не сидеть за рулем «Бентли». Да, это было круто, весело, но…
Но вы только представьте себе: легенда НФЛ, МВП НФЛ и просто замечательный человек…
…называет тебя своим сыном.
Да, я ведь уже говорил, что эта история – не про Винса Янга.
Техас? Университет Техаса? Вот это про Винса Янга. Тут я был на своем месте. Никогда не забуду, как мама, прощаясь со мной около общежития перед началом первого курса, сказала: «Теперь это – твоя жизнь, сынок. Что ты будешь делать дальше?»
Я получил стипендию в отличном университете, я мог играть в любимую игру со своими собратьями, на глазах у ста тысяч (!) болельщиков… что мне было делать?
И я получал удовольствие. Я надрал задницу «Техас Тек». Надрал задницу «Оклахоме». Надрал задницу «Огайо Стейт». И уж конечно, мокрого места не оставил от «Техас Сельхоза (Texas A&M)».
Иногда, когда я бываю в Техасе, меня спрашивают: «Как вам это удалось? Вы были просто неудержимы, ребята…»
Некоторые ждут, что я раскрою им какой-то секрет или химическую формулу.
Но все гораздо проще: нам это нравилось. Мы не просто выходили на поле, чтобы надрать кому-то задницу, мы делали это с удовольствием. Это была не работа. На нас никто не оказывал давления. Это была возможность заниматься любимым делом. Благословение.
Даже вечером накануне матча с Университетом Южной Калифорнии мы не были напуганы или взвинчены. Да, «Техас» не выигрывал титул уже 36 лет. Да, у «Троянцев» были хорошие игроки. Как уроженец Техаса, я понимал всю значимость этого момента. Но мы были лишь детьми, которым весело. Этот вечер был сродни Рождественскому сочельнику.
Как обычно, моим соседом в номере гостиницы был Сэлвин Янг.
И угадайте, что мы делали?
То же, что и обычно.
Мы до позднего вечера ели хлопья и смотрели «Луни Тюнс».
Это все – наследие моего детства. Бабушка не подпускала меня к телевизору, пока не заканчивался вечерний блок мыльных опер. Я хочу просто поесть хлопьев и посмотреть «Людей Икс» или «Багза Банни». Я накладываю себе еды, делаю шаг к телевизору, и…
«Вин-сент!»
А тут! Сколько хочешь хлопьев и молока, бесплатное кабельное ТВ. Мультики весь день! Я в раю, не иначе! Вот это – настоящий Бубба. Настоящий Винсент.
А вот когда я надеваю форму и шлем. Когда вижу на бровке Макконахи. Когда слышу звуки гимна. Здесь Ви-Уай (VY). С вами вновь Винс Янг.
Так что яйца в кулак и вперед, прошу прощения за мой французский.
Момент, который помнят все: Винс Янг и тачдаун на четвертом-и-пять.
Момент, который помнит Винсент? Момент, который помнит Бубба из квартала 4700? Совсем другой. И для вас он, может быть, не значит ничего.
Это когда Папа спустился с трибун на поле после игры, когда мы уже начали праздновать. Стив Макнэйр, который пришел посмотреть, как я играю в матче за титул Национального Чемпиона. После всех этих лет, когда за мной наблюдали мама, бабушка и сестры, на трибуну пришел отец…
Стив пробился через все кордоны и подошел ко мне. Похлопал по плечу и сказал: «Знаешь, мальчик, сегодня ты показал всем, из чего сделан».
Я не забуду этот момент до самой смерти.
Все начали спрашивать меня: «Куда пойдем сейчас? Что будем делать?»
Кажется, Макконахи пригласил всех нас на вечеринку, и меня спрашивали: «Ви-Уай, мы идем? Или что будем делать?»
И я, клянусь Богом, спросил: «Что будем делать?»
Они такие: «Ага».
И я говорю: «Вы знаете, что я только что сделал? Набрал четыре с хреном сотни ярдов. Я спать пошел».
Вот и все, ребята. (Здесь обыгрывается концовка мультика Looney Tunes: «That’s All, Folks»)
Вместе с моей будущей женой мы отправились в гостиницу и после… хм, скажем, 12 прекрасных минут я спал, как убитый.
Резонанс от матча накрыл меня на следующий день, когда я летел в Лос-Анджелес на «Вечернее Шоу». Потом я полетел в Вегас, где встретился с Джетером, Тайгером и Эм-Джеем, которые рассказали мне, какой я молодец. Ураган событий. Что-то нереальное.
К такому вы никак не сможете подготовиться. Особенно если вы выросли в такой среде, как я.
Иногда я слышу, как люди спрашивают: «Что случилось с Винсом Янгом? Что случилось с Джеффом Фишером? Что произошло с «Тайтенс»? Почему карьера этого парня пошла под откос?»
Что ж…
Попробую объяснить…
Но если не поймете, ничего страшного.
Помните, я рассказывал о том высоком дубе, который рос перед нашим домом в Хьюстоне? Ну, листья с которого я убирал в наказание за то, что был безответственным дуралеем, у которого пенопласт вместо мозгов?
Так вот, это дерево росло прямо напротив окна моей спальни. И иногда, когда гости моей мамы вели себя чересчур шумно или когда я стрессовал из-за чего-то, что произошло в школе, или из-за чего-то, что увидел на улицах – я вылезал в окно и устраивался на ветвях этого гиганта.
Да, просто сидел там.
Там я чувствовал, что на короткий миг становлюсь выше того, что меня окружает. Выше дома и двора. Выше всей округи. Выше криков в доме и стрельбы на улицах.
И я сидел там, думал и мечтал.
Иногда мать выходила во двор и, стоя прямо под тем местом, где сидел я, звала меня: «Винсент? ВИНС? Где ты?»
А я сидел на своем дереве. На своем островке мира и спокойствия. И мечтал… Мечтал о том, кем я хочу быть. О том, что я просто хочу быть другим.
Я знаю, о чем вы подумали.
Но нет, я не представлял себя квотербеком команды НФЛ. Я не представлял себя игроком «Лонгхорнс». Я не представлял себя за рулем «Бентли». Все это круто. Я знаю. Все это у меня было.
Но в своих мечтах я видел не это. Я видел свою семью в другой ситуации. В другой жизни. Никаких больше сэндвичей с джемом. Никаких отключений света за неуплату.
И это никак не было связано с футболом.
Это просто была нормальная жизнь в моем представлении.
***
Так что же случилось с Винсом Янгом?
Ну…
Я не знаю. Иногда мне кажется, что я был квотербеком НФЛ миллион лет назад. Вроде как «Это и правда было со мной? В этой жизни?»
Джефф Фишер. Бад Адамс. Мои ошибки. Их ошибки. Об этом можно говорить хоть целый день, но ничего уже не изменишь.
Вы видите Винса Янга таким, каким Вы можете его увидеть.
Играть в НФЛ не так весело и приятно, как в школе или в колледже. Эта Лига – не игровая площадка. Возможно, так и должно быть.
Во всяком случае, мне с трудом удавалось получать удовольствие от игры в НФЛ.
И я уже не мог смотреть на футбол как прежде после смерти Папы в 2009-м. ведь я потерял не просто наставника или друга. Я потерял Отца.
Герои не должны умирать, не так ли?
И мне тебя очень не хватает, Пап.
Эту пустоту в душе ничем не заполнишь.
Вот что случилось с Винсом Янгом.
Но на смертном одре ни Винсент Янг, ни Бубба, ни Малыш, ни я не будем вспоминать об НФЛ.
На смертном одре я буду вспоминать февральский вечер 2006 года. Нью-Йорк. Пара месяцев до драфта НФЛ. Я не знаю, кто возьмет меня и возьмет ли. Неуверенность. Стресс. Ветер перемен…
Вся моя семья здесь, в Нью-Йорке, рядом со мной, мы возвращаемся с ужина, и наше такси проезжает мимо Центрального Парка. И вдруг начинается сильнейший снегопад… Мы, прожившие всю жизнь в Техасе, просто обалдели.
Смотреть на ночной Манхэттен в снегопад – это как в кино, правда?
По крайней мере, нам так показалось.
И тогда я сказал водителю остановиться, и закричал: «Все на улицу!»
Мы вылезли из машины прямо посреди Центрального Парка и принялись носиться по снегу. Сестры делали «снежных ангелов». Мы швырялись снежками друг в друга. Вот я попал в спину бабуле – хлоп! И она хохочет и грозит мне кулаком.
Все мы хохочем.
Все хорошо. И все будет хорошо.
В Нью-Йорке идет снег…
В эту минуту никто ни о чем не беспокоится.
Вот она, другая жизнь.
Вот то, о чем я мечтал, сидя на своем дереве.
Так что же случилось с Винсом Янгом?
Я не знаю. Вы мне скажите.
Я знаю только, что случилось с Винсентом из квартала 4700 на Тайдуотер Драйв.
Он спал у входной двери. Сидел на дереве ночью. Он представлял это. И он сделал это. Он защитил свою семью. И дал ей новую, другую жизнь.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.