– Все ваши интервью начинаются с вопроса, как вы попали в Россию и что вы здесь делаете. Нам хочется сделать фокус на футболе, поэтому предлагаю начать с обсуждения этого сезона. Ваш самый яркий матч в этом году — с «Тиграми» 6 июля. В концовке основного времени вы сумели сравнять счет и отстояли свое поле, а потом могли выиграть благодаря филд-голу. О чем вы думали в тот момент?
— Да, мы были совсем близко, на 12-ярдовой отметке. Пришлось решать. Это был удачный момент, чтобы попробовать пробить. Стас Обухов, наш кикер, отрабатывал такие удары на тренировках, и у него отлично получалось. Он может бить и с 50 ярдов, в таких ситуациях я готов дать ему 75% на успех. Нужно учитывать еще зачетную зону и 8 ярдов, на которые нужно отбросить мяч для удара, но это всё ещё вполне рабочая дистанция. К тому же, здесь все зависит только от трех игроков — снэпера, холдера и кикера. Конечно, нельзя забывать о блоке, но на филд-голе самый простой блок из всех возможных. По всем признакам, это был самый разумный ход, чтобы победить. А я хотел победить.

Признаю, у нас оставалось время на еще одну игровую комбинацию. Но какую? Я точно не хотел бросать мяч. А на выносе у нас уже был один фамбл на 2-ярдовой линии. Вся команда должна сыграть правильно, чтобы получилась одна хорошая выносная комбинация… к слову, в следующей игре в Екатеринбурге мы потеряли мяч на 4 ярдах. Так что, это было правильное решение. Я знаю, некоторые люди критиковали меня за него, но если бы у меня был еще один шанс, я сделал бы то же самое.

Я думал о том, что на часах осталось 35 секунд, а «Тигры» — команда, ориентированная на вынос. Это добавляет эффективности плэй-экшну — когда у нас получается остановить их бегущих, они начинают бросать и это отлично работает. Но когда за 35 секунд нужно пройти все поле, остается только пасовать. Это лишает их основного оружия, я понимал, что им будет сложно. Вообще, любой команде в России сложно пройти всё поле за такое короткое время, даже «Спартанцам».

Но мы не забили. Так случается иногда — мы все контролировали и просто не исполнили.

Александр Уполовников (#82) ловит тачдаун в концовке встречи со «Стальными Тиграми». 6 июля 2019 г., Самара, Россия. Фото: Андрей Сурин

— Овертайм был сложнее основного времени?
— В овертайме у нас тоже был отличный шанс победить, но тайт-энд Илья Михайлов не смог поймать мяч у гол-лайна. Это отличный игрок, важно помнить, что нас бы вообще не было на той точке, не поймай он ранее пас в тачдаун с собственных 35 ярдов. Надеюсь, он еще долго будет играть за нас.

«Стальные Тигры» великолепная команда, я их очень уважаю. После игры мне говорили, что это был первый овертайм в их истории. Я был рад оказаться с ними на одном уровне.  Вообще выйти в овертайм было большой удачей. Когда Александр Уполовников поймал тачдаун в конце четвертой четверти, у него был маршрут Go (девятка — прим. ред.) и бросать на него, когда у соперника прикрытие «двойка-зона», — не очень хорошая идея. Его ведь могут прикрывать сразу двое: корнер и сейфти. Но их сейфти, номер 37 (Станислав Тугбаев — прим. ред.), не откатился в зону приема, так что мы смогли заработать очки. И это не единственный раз, когда нам повезло. К примеру, мы сделали шесть или семь фамблов за игру, а потеряли владение всего два раза.

Будем работать дальше, будем сильнее стараться, набирать больше людей. У «Тигров», к примеру, 8 или 9 линейных, которые играют на высшем уровне, если сравнивать по России. Нам нужно столько же — найти новых, тренировать своих.

— Не было ли у вас ощущения, что вы тогда не справились с нервами?
— Некоторые игроки на поле нервничали, да, Но я с самого начала был готов к тому, что тот драйв должен закончиться филд-голом. У нас же было несколько попыток — после первого филд-гола мы сыграли два розыгрыша и попробовали еще раз. После этого мы, конечно, стали больше отрабатывать филд-гол и вообще тренировать такие моменты.

Но я уже сейчас могу сказать, что это был самый важный матч в нашей истории. Я был очень доволен тем, сколько сил мы вложили в ту игру. Да, мы допускали ошибки и пропускали биг-плеи, но «Тигры» тоже пропускали.

— Для нас, как зрителей того матча, не болевших ни за одну команду, это игра стала откровением. Оказалось, что наш футбол может быть похож на тот, что мы смотрим осенью по телевизору, когда команды в конце игры начинают поднимать темп и набирать много очков.
— Да, обычно, когда игры равные в России, это что-то типа 6:6. Соперники делают много фамблов, много перехватов и это смотрится неинтересно, я согласен. В начале игры защиты обычно свежи, они агрессивны, и нападениям сложно с ними справиться. Но в конце игры все по-другому. Люди устают, забывают свои обязанности и хуже читают игру. Их проще запутать. У нас получилась отличная игра, это был один из самых ярких матчей, что я видел здесь. Даже в НФЛ не всегда везет на такие матчи, хотя это профессиональный спорт, там много делают для того, чтобы он был зрелищным.

В России уровень футбола пока что очень неровный. У нас есть сильные команды, типа «Спартанцев», которые всех обыгрывают, а есть те, кто только начинают. Я не представляю, что нужно сделать, чтобы компенсировать это. В НФЛ есть драфт — они стараются распределить лучших игроков между всеми командами. А у нас же не отправишь насильно игрока куда-нибудь во Владивосток. Это проблема для зрителей — не очень интересно смотреть, как одна команда побеждает другую со счетом 60-0.

— Насколько активно вы в принципе следите за футболом в России?
— Я всегда смотрю матчи соперников, с которыми нам предстоит играть. Нам же важно подготовиться к тому, что они будут делать. Иногда смотрю другие игры, но нечасто.

— Смотрели финал «Патриотов» с «Тиграми»?
— Нет. Я читал о проблемах «Патриотов» и вообще не думал, что такой матч может состояться. Но я рад, что они смогли вернуться — чем больше команд, тем лучше. Я стараюсь в целом наблюдать за тем, что у нас происходит, слежу за рейтингами, читаю обзоры. Когда у меня появляется время на выходных, я смотрю матчи, но совсем чуть-чуть. Видел игры украинских команд, например.

— К рейтингам мы еще вернемся, а пока о сезоне «Буревестников». Насколько я понимаю, на матче в Екатеринбурге вас не было.
— Да, я ездил в Афины. Я это очень давно запланировал. К сожалению, наше футбольное расписание появляется очень поздно, мы не представляли, с кем и когда будем играть вплоть до мая. К тому же, по по воскресеньям у меня служба в церкви, мне нужно быть в Самаре. Иногда мне даже приходится за свои деньги возвращаться с выездных игр, чтобы успеть на неё.

— Если бы вы были там, результат мог бы быть другим?
— Я думаю, что мы неплохо сыграли, у нас были шансы. До самого последнего розыгрыша счет был 14:6, а мы были у зачетной зоны «Молний». Если бы мы занесли тачдаун и заработали 2 очка на реализации, был бы овертайм. Сложно сказать, смог бы я изменить игру, если бы был там. У «Молний» чудесная команда, я помню, как мы начинали с ними играть еще давно, они были совсем на другом уровне. Я могу честно сказать, я не ожидал, что мы сможем выиграть у них в первой товарищеской игре сезона. Я тогда очень радовался, может быть, даже слишком.

Адам Янг после окончания предсезонного товарищеского матча между «Буревестниками» и «Молниями», 11 мая 2019 г. Фото: Мария Сурина

— Помимо дивизиона «Урал-Приволжье», вы еще играете в «Волга Боул» в формате 9×9. Тяжело готовить команду играть сразу в двух форматах?
— Это вообще не сложно. Мы играем все то же самое, что и в 11×11, все те же розыгрыши. Конечно, иметь линию в три человека просто смешно, так что мы всегда играем с двумя тайт-эндами. Но и в 11×11 мы часто используем эту формацию. Мы участвуем в «Волга Боул», чтобы развивать второй состав. К примеру, у нас была игра с Ульяновском, где все наши лидеры действовали на других позициях, чтобы дать поиграть всем остальным. В американских школах, к примеру, есть два уровня — Varsity и JV. Если бы была одна команда, то у младшеклассников просто не было бы шансов набраться опыта. Тоже самое делаем и мы — чтобы у нас было будущее, мы даем возможность нашим новичкам получить опыт.

— Как вы вообще относитесь к формату 9×9? Есть мнение, что это не совсем футбол.
— Я думаю, что флаг-футбол — это не совсем футбол. А в 9×9 нужно также захватывать, блокировать, ловить мяч… Как я говорил, мы используем те же самые комбинации. В 9×9 играют те команды, которым не хватает людей. Понятно, что они на уровень ниже тех команд, которые играют в 11×11. Но сама по себе игра очень похожа.

— В этом сезоне футбол в России распался на множество турниров — Суперлигу, Лигу Черноземья, дивизион «Урал-Приволжье», где вы играли с «Тиграми», «Танками» и «Молниями». Стало чем-то похоже на колледж-футбол, вам так не кажется? Возможно, общий чемпионат и не нужен? Это и есть органичная модель развития для нас?
— Я как-то читал одну статью в Forbes, где говорилось о самых прибыльных программах в колледж-футболе. Как считаете, какая программа самая прибыльная?

— Вероятно, лидеры — «Алабама», «Огайо Стэйт»…
— Если бы меня спросили, я бы тоже так сказал. Но на деле «Алабама» только четвертая. Самая прибыльная — «Техас А&М». У них отличные условия, я был там 6 лет назад, видел их огромный стадион, президентскую библиотеку имени Джорджа Буша. На втором месте — «Техас Лонгхорнс».

Почему я об этом говорю? Колледж-футбол — это серьезный бизнес, где результаты не всегда означают прибыль. При этом каждая программа живет сама по себе, и более чем за сто лет они так и не смогли договориться между собой. Но они все равно идут к общей структуре — к примеру, придумали плей-офф, который наверняка будет увеличиваться. Сейчас 4 команды, потом 8, может быть когда-нибудь 16. Общий чемпион — это очень важно и это большое достижение НФЛ.

Я помню, в 1980-е годы в НСАА чемпионы были как в боксе. Один определялся голосованием тренеров, другой — по рейтингу AP… это не очень хорошо для спорта. Все равно что играть вничью. В США есть комментаторы, которые говорят, что играть вничью — это все равно что целовать сестру, т.е. никакого удовольствия. Здесь то же самое — чемпионство должно решаться в матче между самыми лучшими командами.

Но в России совсем другой мир. Если ты живешь в Москве, то чтобы сыграть с кем-то, нужно проехать всего 30 минут. А в регионах дорога на выездную игру — это минимум 6 часов, а порой и 16. Это бывает очень дорого. Ничего не поделаешь, мы живем в такой стране. Чтобы команды из регионов могли участвовать в каком-то большом турнире, сезон должен быть очень коротким, буквально 4 игры, которые должны определить, кому играть в плей-офф. Другая проблема — разный уровень. Если у нас в дивизионе «Стальные Тигры», то мы можем никогда его не выиграть. Это как «Баффало», «Джетс» и «Майами», которые играют в дивизионе с «Пэтриотс». Но я все равно считаю, что общий чемпионат с большим плей-офф — к примеру, на 16 команд — это лучшее решение. Конечно, всегда найдутся те, кому это не очень удобно, но для общего здоровья системы нужно жертвовать собственными интересами.

— First & Goal в этом году пытался решить эту проблему общим рейтингом. Вы следили за ним?
— Да, конечно. Нас же вообще не было в рейтинге в самом начале, появились только в середине сезона. Наверное, было бы справедливо поставить нас в таблицу пораньше, когда мы обыграли Екатеринбург, который занимал 10-е место. А потом была игра с «Тиграми». Это все довольно сложно, поскольку мы не играем, например, с «Оружейниками» — более того, у нас даже нет общего соперника. Хотя «Стальные Тигры» играли со «Спартанцами» и «Патриотами» — на мой взгляд, они оправдали ту высокую позицию, что у них была, они неплохо играли. Делать рейтинг сложная работа. Единственный способ определить, кто лучше — на поле. Поэтому я за общий чемпионат.

— А как вы сами считаете, на каком уровне находятся «Буревестники» относительно остальных команд в стране?
— Я думаю, что в регионах мы одни из лучших. А в целом где-то в середине. Но я предпочитаю играть и выяснять кто лучший на поле.

— Лидер вашей команды, Станислав Обухов, писал весной пост о том, как вы вернулись в команду. О чем вы разговаривали тогда и почему вообще уходили?
— Я всегда уважал всех членов команды и думаю, что они меня тоже. Множество мелочей сложилось таким образом, что в прошлом году я команду не тренировал. Когда я возвращался, у меня было два условия. Во-первых, я не терплю сквернословия. Понимаю, что не ругаться сложно, особенно в эмоциональные моменты. Но тот, кто не может контролировать свою речь, не контролирует всего себя, а это важно для футбола. Во-вторых, в команде не должно быть никакого алкоголя — ни в автобусе, ни в раздевалке после игр, ни, тем более, на тренировках. Дома – пожалуйста, у всех своя жизнь. Но не в команде. В прошлом году у нас был разговор на эту тему — не всем нравились такие правила. Но для меня это были важные условия и мне оставалось просто поблагодарить ребят за время, которое мы провели вместе.

В этом году они решили принять эти условия и я вернулся. Все просто. Они выполняют правила даже когда, к примеру, я еду отдельно от команды — и я доверяю им.

— Как сильно «Буревестники» изменилось за тот год?
— Мне сложно судить о том, что было в прошлом, поскольку меня не было в команде. Я приходил на игры и всегда болел за них. Очень громко! Но что было внутри коллектива — я не знаю. Состав немного изменился — объединились «Медведи» и «Буревестники» (раньше было две взрослые команды), один из линейных стал тренером. Его зовут Денис Миронов и он был прекрасным игроком. Вес 140 кг, рост 2 метра, при этом — отличный спортсмен с превосходным балансом, который так важен для линейного. Но он решил завершить карьеру, к сожалению. Плюс, еще один стартовый линейный — Александр Гарфельд — не смог больше совмещать футбол и работу. Так что в целом наша линия потеряла в габаритах. Но те, кто остались, были очень преданы делу. Они усердно тренировались и в этом сезоне смогли набрать великолепную физическую форму.

— Сколько вы уже в команде?
— Сейчас посмотрим… Команда собралась в 2008 году, а я пришел через год. И только тогда мы впервые начали играть в контактный футбол с другими командами.

Адам Янг и «Стормбрингерс» в 2012 г. Фото из личного архива Адама Янга.

— Как всё начиналось?
— Меня привел человек из команды. Мы познакомились случайно, на улице — оба смотрели НБА и я рассказал ему, что играл в Америке на университетском уровне. Потом он позвонил и пригласил на тренировку «Буревестников». Игроки сразу, абсолютно меня не зная, попросили стать их тренером. Я согласился и даже вложил свои деньги — купил 11 комплектов защиты. У нас были игроки, которые сразу купили себе всю форму, но и были и те, кто не мог себе позволить сразу заплатить за всё. Мы договорились, что они будут отдавать мне по частям. В итоге отдали только за один комплект — люди появлялись в команде и исчезали, а я так и возил всю форму на каждую тренировку на протяжении нескольких лет. Но у нас была команда! Первый матч у нас был с Нижним Новгородом — им нравилось с нами играть, это было весело, потому что все молодые команды играют ужасно. Тогда я познакомился с Кириллом Завьяловым — что называется, шлем-в-шлем…

— Вы еще и играли тогда?
— Да, у нас ведь не хватало игроков. Я был тэклом нападения. В какой-то из моментов у меня получился хороший блок, но чтобы удержаться на ногах и двигаться вперед, я решил перепрыгнуть упавшего соперника. Я приземлился на одну ногу и повредил колено. Я сразу понял, что всё не очень хорошо, потому что уже травмировал его, когда играл в баскетбол (я сделал данк и тогда тоже неудачно приземлился — всё-таки я слишком большой для таких штук). В том же розыгрыше получил травму наш центр, так что вариантов у меня не было — надо было продолжать игру.

Такое было время. Помню, «Рэйдерс 52» тогда решили угостить нас и купили всем бургеры в «Макдональдсе». Так вот — мне не досталось ни одного. Спасибо, ребята! (смеется). Сейчас бы такого не повторилось, конечно, мы изменились.

— Что помогло не развалиться?
— Наша первая победа была в тот же год — приятно, что не пришлось ждать слишком долго. Мы обыграли команду из Пензы. Но потом мы встретились с казанскими «Моторами», за которых тогда играл Михаил Гаврилов. Ох, он просто уничтожил нас. Хорошо помню ту игру.

Постепенно дела налаживались. Мы неплохо прибавили в физподготовке, за которую отвечает Стас Обухов. Он очень много занимается. Думаю, даже в американских лигах далеко не у всех спортсменов есть такая подготовка. Он весит где-то 75 кг, но при этом жмет штангу 100 кг более 20 раз. Отлично приседает. И при всем этом он очень быстрый — этим он вдохновляет всю команду.

— Как считаете, история «Буревестников» — это вообще логичное развитие для команды? Или были эпизоды, которых можно было избежать?
— У нас был момент, когда мы распались на две части. Это, конечно, совсем не шаг вперед. Для меня, как тренера, очень важно объединять всех и вести в правильном направлении. Но у нас было время, когда было очень сложно это делать. В 2015 году часть наших ребят объединились с командой из Тольятти и сделали сборную Самарской области. Тогда не очень получилось — у них было несколько очень сильных игроков, которые получили травмы. При этом состав был очень хороший. К примеру, Алексей Стрекалов, который сейчас выступает за «Спартанцев» — ему не хватает массы для гарда, но он очень сильный и прекрасно толкает игроков. Когда я впервые увидел его на тренировочном лагере здесь, я очень впечатлился.

У нас тогда было несколько непростых сезонов, когда не хватало состава, но я сторонник играть теми игроками, которые есть. Конечно, можно приглашать опытных игроков — в том числе и из других городов. Многие так делают, это быстрый путь стать лучше. Но в перспективе это вообще не вариант. Нам не хватает игроков, но мы привыкли к небольшому составу. Я вижу в этом нашу сильную сторону — например, наши принимающие отлично захватывают, потому что большинству из них нужно играть в обороне. Наш второй квотербек — это стартовый фри-сейфти. Это не просто ресиверы, бегущие, защитники… это футболисты. Если сравнивать с шахматами, то представьте, что у вас любая фигура ходит как ферзь.

Адам Янг и «Стормбрингерс» в 2012 г. Фото из личного архива Адама Янга.

— Чего сейчас не хватает вашей команде, чтобы достигнуть уровня тех же «Тигров»?
— Трех очков (смеется). На самом деле я уже говорил об этом — у них 8 или даже 10 хороших линейных. Это то, чего не хватает в первую очередь. И мы стараемся как-то решать этот вопрос — как и все команды сейчас, мы ведем активный набор. Каждый сезон это делаем.

— Первый раз First & Goal обратил на вас внимание в 2017 году — тогда вы попали в номинацию на лучшего тренера года. Это был сюрприз для вас?
— Это было приятно. Если честно, я не уверен, что мы так уж хорошо играли тогда. Вот человек, выигравший награду — Сергей Корнев из «Оружейников» — он проделал действительно прекрасную работу и был достоин награды. Но вообще-то человеку со стороны оценить игру команды и работу тренера очень сложно. Даже в одном розыгрыше нельзя разобраться, не зная ответственности и задачи каждого игрока. Порой это кажется очевидным — скажем, корнербек пропустил передачу за спину, но вполне возможно, его задача была совсем другой, в той зоне должен был быть сейфти, который прочитал вынос — например, при плей-экшене. А выглядит так, будто корнер просто остановился.  Комментаторы сразу начинают кричать — что это за игрок, как можно было так ошибиться?

Послушайте, как комментируют люди, действительно знакомые с футболом — например, Тони Ромо. Он сразу говорит — нет, он не просто так остановился, кто-то другой отвечал за эту зону. Оценивать команду снаружи очень сложно. Почему они выигрывают, почему проигрывают? Причин может быть очень много и даже внутри команды могут разные мнения. Конечно, тренер отвечает за финальный счет, вся ответственность на его плечах. Но иногда просто везет. Лично я уверен, что действительно хорошие команды имеют множество ключей к успеху и всегда ищут новые.

— Вы не единственный американский тренер, который долго работает в России. Знакомы с остальными? Например, Керри Ярусси или Ташей Подуской, которая тренировала «Кобр»?
— Да, я слышал о ней. У неё же мексиканский ресторан в Хабаровске? Это очень далеко, я был во многих городах, но восточнее Новосибирска не ездил. С Керри, к сожалению, не знаком.

— В 2015 году First & Goal стартовал с манифеста про то, что американский футбол — самый русский вид спорта. Вы американец, который хорошо знает Россию и футбол. Как считаете, это может быть правдой?
— Чудесный лозунг. Я уверен, что это очень мужской вид спорта. Пока что нам очень далеко до того уровня, что есть в США, думаю, это всем очевидно. Однако там я много раз видел, как игра не идет и люди сдаются. Здесь я этого почти не вижу, честно. Бывает, что команда может расстроиться после игры — но не на поле. Я это очень уважаю.

Лучшая проверка для команды — это не победы. Когда все идет хорошо, то играть легко. А вот если план не работает — такие моменты требуют терпения, взаимопонимания и надежды, что все может наладиться. Команда по-настоящему складывается, когда все вместе переживают поражения. В Самаре мы всё это прошли.

— Давайте немного поговорим о вас. Что вас привело в Россию?
— Я в России по религиозным делам — я пастор в баптистской церкви. Это моя основная деятельность. Изначально я вообще собирался стать юристом и русский язык я изучал в университете. Так получилось, что в первый раз я услышал Евангелие в разговоре между русскими людьми (после развала Советского Союза у нас было много иммигрантов), которые затем пригласили меня в их церковь в Сакраменто. И я принял эту веру. А затем оказался здесь — уже как пастор.

Я люблю Россию и не представляю жизни в другом месте. Надеюсь, что и не придется — двое из моих детей родились в России. У меня сейчас вид на жительство, который я обновляю раз 5 лет, но вроде бы сейчас законодательство меняется и есть возможность получить бессрочный. Я построил дом и собираюсь провести всю жизнь здесь.

— Сколько лет вы уже в России?
— Я переехал в 2002 году. Сначала жил в Санкт-Петербурге два с половиной года, затем переехал в Самару. Это очень красивое место — мне очень нравится Волга и вообще природа в этих местах. Мы с моей женой Анджелой смогли обустроить себе чудесную жизнь. Кстати, наши имена помогли нам вписаться — они звучат вполне нормально для русских. Адам — немного необычно, но все равно подходит. К примеру, когда у меня родились дети и нужно было давать им отчества, в базе компьютера были «Адамович» и «Адамовна».

— В семье вы говорите по-русски? Дети его хорошо знают?
— Когда как, но в основном на английском, конечно. Мои дети занимаются с репетитором, который бывает у нас трижды в неделю, плюс я стараюсь им помогать, объясняю грамматику и разницу между языками. Также они ходят в местную музыкальную школу и получают американское образование через интернет.

Русский язык был моей специальностью в университете, но по-настоящему я научился говорить там, в церкви. Я знаю людей, которые тоже специализировались на русском в университете, но говорить так и не научились. Здесь я веду службы на русском языке, разумеется.

«Буревестники» во дворе дома Адама Янга. Сентябрь 2019 г. Фото: Станислав Обухов

— Вам удалось посмотреть Россию? Где вы были еще?
— Я путешествовал только с командой и был в тех городах, куда мы ездили играть. То есть я видел много раздевалок (смеется). Мы стараемся сделать так, чтобы выездная игра была в субботу, чтобы команда могла остаться и погулять по городу. Но мне нужно возвращаться на воскресную службу.

— Мы обнаружили, что в Самаре вы своего рода знаменитость. Пару лет назад вы попали в некий «топ-30 самарцев» по версии журнала «Собака».
— Да, это было очень интересно! Сам не понимаю, как так вышло. Хотя у меня есть подозрение — когда-то у нас был игрок, который работал в этом журнале. Вероятно, он меня и номинировал. Когда мне позвонили и рассказали, я очень удивился. Но подумал, раз можно кому-то еще рассказать о команде, то отлично. Меня пригласили на мероприятие — это был светский вечер в Самарском театре оперы и балета, что-то типа «Оскара», где объявляли победителя. Выиграла женщина-параолимпийка — думаю, она была куда более достойна победы, чем я.

— В США вы часто бываете?
— Нечасто, хотя был как раз недавно. Стараюсь ездить раз в три года. Мой старший сын заканчивает школу там и сейчас выбирает себе университет. Как любой отец, я бы хотел, чтобы дети были рядом, но он должен сам решить. Я, например, далеко от своих родителей — они живут в Оклахоме.

— Мы много раз встречали футбол в американских фильмах как культурное явление. И он там нередко связан с религией. У вас никогда не было мысли добавить элементы вашей основной профессии в тренировочный процесс «Буревестников»?
— У нас очень разные люди в команде. Есть очень религиозные православные игроки, бывают мусульмане. В самом начале, когда я только начинал тренировать команду, я сразу сказал всем, что первая ответственность тренера — это благо команды. Так что на тренировках и любых командных мероприятиях я стараюсь не поднимать религиозные темы. Все знают, что я пастор и со мной можно поговорить о Боге. Но это — вне команды.

— Расскажите о своей футбольной юности. Вы же играли в США на университетском уровне, верно?
— Да, я играл в футбольной команде Калифорнийского университета в Дейвисе. На тот момент мы играли во втором дивизионе, несколько раз выигрывали его, но на уровень выше не переходили (в 2004 году «УК Дейвис Эггис» все-таки перешли в Division I FCS и в этом сезоне даже играли с «Калифорнией» — прим. ред.) Говорят, это из-за того, что администрация не хотела давать спортивные стипендии.

Это проблема. К примеру, в «Алабаме» почти все игроки на стипендиях — они занимаются футболом все время, что находятся там, что очень влияет на их образование. Большинство из этих игроков не попадает потом в НФЛ и не становятся профессионалами, чтобы зарабатывать на футболе — настолько велик уровень конкуренции. «Алабама» хорошо на этом зарабатывает. А мой университет не давал стипендий, хотя у меня все-таки была — на один год. Дело в том, то мой отец — инвалид вьетнамской войны и по законам штата члены его семьи могли получить образование очень недорого.

— На какой позиции вы играли?
— Гард нападения. Любопытно вышло — в школе у меня была очень слабая команда. Когда я был джуниором (предпоследний год в школе), мы не выиграли ни одного матча в сезоне, а на мой выпускной год мы смогли победить только дважды. А в университете наоборот — мы были самой сильной командой в дивизионе и постоянно побеждали. Разница огромная. При этом в школе мы, конечно, все дружили и учились вместе с самого начала. В университете твои друзья — это, максимум, партнеры по позиции. Хотя у нас даже было братство, но в какой-то момент многих его членов выгнали из Университета из-за проблем с поведением. А я стал христианином.

— При этом родились в Северной Каролине.
— Я жил там до пяти лет, потом переехал с семьей в Калифорнию. Сейчас это богатый край — все выращивают виноград и делают вино. А в моем детстве там были фермы! Повсюду одни коровы! С тех пор цены на недвижимость очень сильно выросли. Мои родители в итоге продали дом и построили новый с нуля в Оклахоме.

Когда мы только переехали, как раз были лучшие годы «Фотинайнерс» — Джо Монтана считался лучшим квотербеком, а Джерри Райс лучшим игроком в истории футбола вообще. Я вырос на этом и с тех пор преданный болельщик «Сан-Франциско». Если зайдете ко мне домой, увидите много сувениров с их символикой. Да что там — на половине моей одежды их логотип! Разумеется, я за ними пристально слежу и очень переживаю за Джимми Гаропполо. Я хорошо помню период, когда после Монтаны в старте оказался Стив Янг — он был очень хорошим квотербеком, но самостоятельно победил в Супербоуле всего раз. Он не был Монтаной, но с ним точно всегда была надежда. Если бы не «Даллас» с Эммитом Смитом, он точно взял бы трофей Ломбарди еще пару раз.

Адам Янг с отцом и детьми на матче «Сан-Франциско» в 2018 г. Фото из личного архива Адама Янга.

— Не могу не спросить вас про Колина Каперника.
— Каперник был нашим лучшим квотербеком с того времени. Но я все-таки осуждаю его поступок. Гимн нужно уважать. Например, я живу в России и когда здесь начинают играть гимн, я его пою. Он написан на обложке моего вида на жительство, но я его едва ли не наизусть знаю. Это ведь базовое уважение! Уважение к культуре, к жителям. Он там вырос. И встал на колено, чтобы показать, насколько это ужасная страна. Если она такая ужасная, есть еще 180 — можно переехать.

— Как считаете, почему развалилась та команда, которая выходила в Супербоул 6 лет назад?
— Я думаю, что Джим Харбо — гений нападения. Если бы у него было достаточно времени, чтобы построить систему, «Фотинайнерс» было бы очень сложно остановить. У него было много хороших игроков — и Вернон Дэвис, и Майкл Крэбтри, и Патрик Уиллис, но сейчас уже очевидно, что Каперник — не самый лучший квотербек. А в системе Харбо он был звездой. Думаю, что генменеджер Трент Баалке считал, что ту команду построил именно он. Ему хотелось славы. То же самое произошло и с Джерри Джонсом и Джимми Джонсоном в «Каубойс». Все всегда говорят, что нужно поставить команду на первое место, жертвовать собой ради неё, но на деле это лишь слова.