Некоторыми вечерами Роберто Агуайо мог просто стоять, смотря на стену, и плакать. Думать про себя: «Что же такое происходит?!». Смотреть на свои ноги: «Почему, почему у вас не получается то, что получалось всегда?!». Уставившись тяжёлым взглядом на своё отражение в зеркале, вопрошать: «Почему ты не можешь это сделать?!».
Давление на него всё усиливалось. Оно уничтожало его. На него безумно давил страх очередного промаха. Страх не оправдать надежд, которые на него возложила «Тампа-Бэй», выбрав кикера из «Флориды Стейт» во втором раунде драфта-2016. Страх подвести тех, кто в него поверил.
Он был зол. Зол на фанатов, называвших его кривоногим бастом. Зол на журналистов, снова и снова задававших ему вопросы о его промахах. Зол на удручающую реальность, в которой и те, и те были правы. Ему платили за ту работу, которую он не мог делать. Он не мог выполнить то, что от него просили. Он не оправдывал ожиданий.
И хуже всего было то, что он не мог найти ответы. Ни для фанатов, ни для журналистов, ни для себя самого. Тяжело, когда на вопрос о твоих неудачах ты можешь ответить только: «Не знаю, почему это происходит. Я — всего лишь человек и сегодня я был плох».
Он терпел катастрофу на глазах у всей Америки. У него не было привилегии облажаться в одиночестве, не выходя из дома, какая есть у нас. У него не было даже привилегии большинства кикеров — времени на адаптацию при переходе их колледжа в НФЛ. Не было, потому что он был Роберто Агуайо, кикером из второго раунда драфта. И его чуть не сломило осознание того, что он больше не Роберто Агуайо, величайший кикер в истории студенческого футбола, а Роберто Агуайо, 22-летний парень, не могущий забить простой филд-гол.
«Теперь я другой человек», — говорит Агуайо, которому уже 25. Он сидит в гостиной своего дома в Юпитере, штат Флорида рядом со своей женой Кортни и двумя карликовыми пуделями: Грозой, названной в честь Лу Грозы, престижную награду имени которого Агуайо получил в 2013 году, как лучший кикер года в студенческом футболе, и Стеллой, настолько крошечной, что герой материала запросто может обхватить её своей ладонью.
Агуайо, по сути, успел прожить две разные жизни. В одной из них он был на самом верху, в другой — в самом низу. Его хвалили — а потом его оскорбляли и осуждали. Он был уверен в себе — а потом стал бояться самых простых вещей. Он был наиболее высоко задрафтованным кикером десятилетия — а потом был отчислен. И не один раз. Сначала — из «Бакс», где он забил 22 из 31 филд-гола в своём первом сезоне в лиге. Потом он ненадолго заскочил в «Каролину», «Чикаго» и, совсем недавно, в «Чарджерс». «Батарейки» расстались с Агуайо в сентябре 2018 года даже несмотря на то, что он не допускал ошибок в предсезонных матчах: три забитых филд-гола из трёх и шесть точных одноочковых реализаций при отсутствии неточных. В последней игре предсезонки он забил победный филд-гол.
Он пытается совершить камбэк в НФЛ в этом сезоне и знает, что некоторые команды уже не дадут ему нового шанса. Несмотря на то, как тяжело он работал, чтобы преодолеть свои проблемы, вырасти и измениться к лучшему. Чтобы стать более мудрым и более сильным ментально.
«Я знаю, что могу вернуться, — говорит Агуайо. — Люди могут говорить, что со мной всё, что я уже больше ничего не могу. Но нет, я знаю, что могу снова делать свою работу так, как делал её в колледже».
«У меня не было шанса показать это. Я точно, знаю, что могу. Я сейчас хорошо бью по мячу. Мне нужна возможность — и я продемонстрирую это всем».
Но каждый новый день без этого шанса всё больше вгоняет его в неопределённость. Он ещё не готов расстаться с мыслями о карьере в НФЛ и сфокусироваться на чём-то другом. Его личность слишком долго была привязана к ногам. Это было то, что позволяло ему чувствовать себя хорошо. Чувствовать себя особенным, профессионалом в своей деятельности. Он верит, что был рождён для того, чтобы бить по мячу. Он верит, что эта способность, сделавшая его звездой «Флориды Стейт», не должна пропасть так просто.
«Сейчас я готов, — говорит он. — Я уверен в себе, я нашёл себя». Агуайо делает глубокий вдох.
Он, наконец, готов поговорить о том, что случилось в его жизни.
Однажды днём, перед стартом сезона-2016, Агуайо собрался со своими новыми одноклубниками на командную встречу. На ней тренеры обсуждали те области, в которых необходимы были улучшения. Кикинг был одной из них.
«У нас больше нет этой проблемы! — заорал один из игроков и показал на Агуайо. — У нас есть он!».
Ого, подумал Агуайо. Значит ли это, что я теперь не имею права на промах? Должен ли я быть идеальным? Роботом? Он уже чувствовал немалый вес нескольких вещей: игры со взрослыми мужчинами, чьи средства к существованию напрямую зависели от его возможности точно пробивать филд-голы. И, конечно же, факта выбора во втором раунде.
Ещё до того, как он впервые промахнулся в матче НФЛ, он уже услышал от журналистов вопрос: «Как думаете, вы заслуживаете такого высокого выбора?». Этот вопрос посеял в Агуайо крошечное зерно сомнения. Я заслуживаю быть здесь? Могу ли я сделать то, чего от меня ждут? Одна его часть думала, что да, он может. Другая — что нет. Эти внутренние качели были не тем, чего он хотел. А все остальные, тем временем, думали, что всё пойдёт идеально. Агуайо никогда не промахивался с расстояния, меньшего, чем 40 ярдов во время своего пребывания в «Флориде Стейт» и закончил свою студенческую карьеру с одним из лучших процентов реализации филд-голов в истории НСАА.
В его ногах также была невероятная сила. Как будто он мог пнуть мяч на огромное расстояние. Забить с 60 ярдов для Агуайо совсем не было сложностью. Его способности развились благодаря тому, что в детстве он играл одновременно и в футбол, и в соккер. Но даже тогда он видел возможности для улучшения — он думал, что слишком сильно полагается на пах при ударе и из-за этого его тело затрачивает при ударе больше усилий, чем могло бы.
Таким образом, несмотря на все успехи в колледже он начал дополнительно настраивать свои способности перед дебютным сезоном в НФЛ. Внёс небольшие изменения — профилактические меры для предотвращения травм паха, спины и бёдер. «Я сравнивал это с тем, как Тайгер изменил свою технику удара», — утверждает Агуайо, имея в виду изменения, которые внёс в свою технику легендарный гольфист Тайгер Вудс в 2004 году. Вудс попытался ещё сильнее улучшить свою игру даже несмотря на то, что к тому моменту он был обладателем восьми основных титулов.
Гольф — другая страсть Агуайо. Он играет в него, смотрит его и находит утешение в нём.
«Люди удивлялись: „Ты чего, Тайгер, ты и так хорош. Зачем что-то менять?“. Но Тайгер хотел сделать это, чтобы стать ещё лучше», — говорит он.
И Агуайо тоже хотел. Но удары не стали более точными — наоборот, только пропала уверенность, что он сейчас забьёт. Он чувствовал себя не в своей тарелке, хотя уверенность должна всегда присутствовать у кикера на любом его ударе. И он не хотел признаваться ни тренерам, ни кому-либо ещё, что с ним что-то не так.
Конечно же, Агуайо, попал в стойку ворот во время своего первого удара в предсезонке против «Филадельфии Иглс». Потом промахи стали накапливаться как снежный ком. Его техника удара не была развита достаточно, чтобы ей полностью доверять. Сомнения начинали закрадываться. «Я понимал, как я могу выполнить эту цель, — вспоминает Агуайо. — и в то же время что-то мне мешало. Я не мог этого сделать».
Промахи приводили к большему беспокойству, беспокойство приводило к разочарованию, а разочарование приводило к новым промахам. Такой вот замкнутый цикл. Почему это происходит? Что со мной не так? Именно тогда он начал думать. Перед тем как что-то сделать, он думал. Перед тем, как ударить по мячу, Агуайо в своём сознании избивал себя самого.
Промахи были каким-то чуждым опытом. И смертельные угрозы тоже. Его называли ужасным, бастом, мусором, неудачником после каждого его промаха. Он никогда не терпел провалы раньше. Даже в школе «Саут Лейк Хай» в Гроверлэнде, штат Флорида, его удары звучали по другому. Они звучали как пуля, вылетающая из дробовика. «Он был большим и очень сильным ребёнком, — говорит Уолтер Бэнкс, тренировавший Агуайо в высшей школе. — Мы сначала подумывали о том, чтобы поставить его лайнбекером, настолько атлетичным он был».
Он всегда сохранял уверенность в себе. Он был настолько уверенным в себе, что во время игры за «Флориду Стейт» подмигивал тренерскому штабу после каждого своего впечатляющего удара. «Он был естественным, — утверждает Дастин Хопкинс, бывший партнёр Агуайо в университете, а ныне бьющий по мячу за «Редскинс». — У него не было ни малейших сомнений в том, что он будет делать, когда он выходил на поле».
Таким образом, ритм его жизни был: «Делай, делай, делай». Повеселись. Победи. Он помог «Семинолс» выиграть национальный чемпионат в 2013 году. «Он был гением», — говорит Тим Брюстер, в те времена работавший тренером тайт-эндов в «Флориде Стейт», сейчас трудящийся ассистентом в «Северной Каролине». Все обожали Агуайо: женщины, фанаты, партнёры по команде, аналитики и тренеры. «Я был на вершине, — вспоминает Агуайо. — Никто не мог ставить под сомнение мою значимость».
Но он никак не мог вернуться на ту вершину в «Тампе». Его разум и тело не были синхронизированы. Тренеры продолжали спрашивать его о том, почему так получается, а он не знал, что ответить. У него были проблемы с определением корня всех неудач.
Размышляя о том сезоне в «Тампа-Бэй», Агуайо видит на экране телевизора Макса Хому, впервые победившего в туре ПГА (крупнейшего турнира по гольфу в мире). Агуайо смотрит на Хому несколько секунд. Они не знакомы лично, но Агуайо, как кажется, испытывает с ним какое-то родство. Он понимает его так же, как и большинство игроков в гольф. Кикеры сталкиваются с теми же проблемами, что и гольфисты.
«Кажется, я услышал Макса в каком-то подкасте. Он говорил, что его дважды лишали членства в ПГА. Что он допускал огромное множество промахов, — говорит Агуайо. — Он сказал репортёру примерно такие слова: „Находясь среди всех этих ребят на турнирах, я чувствовал себя не на своём месте. Я чувствовал, что играл недостаточно хорошо, чтобы быть там. Каждый раз, когда я оказывался среди них, я чувствовал себя полным отстоем“.
Я не хочу утверждать, что моя ситуация точно такая же, но наши истории довольно похожи».
Во время игр он сидел на бровке, надеясь, что ему не придётся выходить на поле. Когда он выполнял удар, он внушал себе: «Не думай о плохом». Но не думать не получалось. Он знал, что промахнётся. Не важно сколько раз он внушал себе, что нужно расслабиться, вдохнуть, что он крутой, что он сможет это — он всё равно мазал.
«Я ошибался — и давление продолжало нарастать», — говорит он.
Когда он был не на поле, он судорожно пытался выявить причину ошибок. Во всём виновато это? Или это? Я должен был поспать семь с половиной часов или восемь с половиной? Слишком много ли я качаюсь? «Самокопанию не было предела, — говорит Кортни. — Это превращалось в постоянную одержимость».
Он впал в глубокую депрессию. Кортни, единственный человек, которому он мог доверять, изо всех сил не давала ему упасть. «Она была единственным человеком, с которым я чувствовал себя в безопасности», — утверждает Агуайо.
Он встречался с несколькими психотерапевтами, но не чувствовал, что может доверять им. У них был контракт с «Бакканирс». Он чувствовал, что все вокруг его осуждают. И он чувствовал, что признание боли в их глазах выглядело бы признаком слабости. Иногда он просто плакал.
Однажды вечером Кортни пришла домой и застала Агуайо сидящим на кремовом диване перед двумя или тремя опустевшими бутылками пива и тупо смотрящим на стену. «Я просто онемел, — говорит Агуайо. — Вам будет трудно понять это ощущение, если вы не проходили через это, если вы не были в этом».
Его грусть переполнила их дом. Душные комнаты. Отсутствие нормального сна. Кортни часто принимала душ, когда не было никакой необходимости — просто чтобы поплакать в одиночестве, пока Роберто не видит. Она должна была быть сильной — но вместо этого чувствовала себя опустошённой. Роберто, глубоко верующий человек, впервые в своей жизни засомневался в боге.
Он разочаровался в людях, которые, не сыграв ни одной игры, говорили ему: «Соберись! Верь в себя! Это всё в психике! Это всё только в твоей голове! Просто очисти свой разум!». Ему стало стыдно, когда он смотрел, как его мать, Мартина, спешит к семейной машине, как будто пытаясь спрятаться от смущения. И от своего сына.
Он также не чувствовал себя комфортно при общении с отцом. Его папа, Роберто-старший, был тем, кто научил его каждую ночь делать 50 ударов одной ногой, а потом ещё 50 другой — и так в течение всего детства. Он собственноручно построил ворота из вертикальных стоек, поэтому Роберто и его младший брат Рикки (сменивший старшего в роли кикера «Флориды Стейт») могли бить до поздней ночи, пока были видны мяч и ноги.
Роберто говорит, что его папа был с ним строг, когда он промахивался. Поэтому он не хотел говорить с ним о неудачах в «Тампе». Он не хотел дополнительно обременять отца. Роберто лишь сказал своим родителям не носить никакой одежды с его фамилией. В конце концов он попросил их не приходить на игры. Он не хотел их подводить. Он также пытался защитить их от провокаций и насмешек. Один мужчина был так громок и несносен, крича оскорбления в адрес семьи Роберто во время одного из матчей «Бакс», что матери одного из одноклубников Агуайо пришлось заставить его замолчать.
Некоторые из его товарищей по команде предлагали свою поддержку. «Парни пытались показать, что они с ним, что они на него не давят, — говорит Эндрю Депаола, бывший лонг-снэпер «Тампы», перешедший недавно в «Окленд». — Мы пытались найти то, в чём мы могли бы ему помочь. Он же был не только нашим стартовым кикером, ответственным за набор очков, но и совсем молодым и неокрепшим пацаном».
Тем не менее, Агуайо ушёл в себя. Стал меньше тусоваться с друзьями. Он не думал, что заслуживает какой-либо деятельности помимо попыток исправить ситуацию. Даже гольф перестал быть таким классным. Когда он выходил из дома, то чувствовал себя параноиком, так как его накрывала уверенность, что прохожие-незнакомцы смеются над ним и его неудачами. Если бы кто-то подошёл к нему и не заговорил бы с ним, Агауйо подумал бы, что это из-за презрения к нему.
Однажды он пришёл в магазин Apple в серой толстовке с капюшоном и солнцезащитных очках, чтобы кто-то не подумал, что он не расстроен из-за пропажи своего смартфона. «Ты какая-то знаменитость или что?» — спросил его консультант. Агуайо лишь пожал плечами.
Некоторые из его близких друзей охладели к Агуайо, что ещё сильнее ударило по его моральному состоянию. «Они смотрели на меня с выражением: „Да что с тобой, чувак?“ — говорит Агуайо. — Я пытался убедить их, что я всё такой же, каким был раньше».
На 11 неделе сезона-2016 он забил 4 из 4 филд-голов и был назван лучшим игроком спецкоманд НФК на этой неделе. Но он закончил сезон с печальным показателем реализованных филд-голов от общего количества пробитых в 71% — худшим среди всех кикеров, сделавших в том сезоне более пяти попыток.
Когда Роберто промазал экстрапойнт и 47-ярдовый филд-гол в первом предсезонном матче сезона-2017 против «Цинцинатти», Кортни поняла, что его после этого отчислят. Она сразу отключила его Инстраграм, чтобы Роберто, взяв телефон, не увидел кучи злобных сообщений. Действительно, его убрали из команды на следующий день, что через некоторое время было показано в небезызвестном шоу Hard Knoсks. Худший момент в жизни Агуайо увидели миллионы зрителей.
Отъезжая от тренировочного корпуса «Бакс», Роберто заплакал. Кортни продолжала говорить с ним по телефону, чтобы убедиться, что он сможет благополучно вернуться домой. «Я не смог оправдать ожидания, которые возлагали на меня, — говорит Агуайо. — Я несу полную ответственность за это». Странным образом он почувствовал облегчение. Давление, наконец, было снято. Наконец. Теперь ему нужно было просто сменить обстановку. Найти новую команду и начать всё с начала.
Сначала они поженились с Кортни 8 июля 2017 года. Один из их друзей сказал, что момент не очень подходящий. «В океане есть волны, — сказал он. — Лучше убедитесь, что вода вам не угрожает, прежде чем идти на такой шаг».
Но Кортни и Роберто знали, что жизнь работает не так. Вещи были такими, какими они были. Они любили друг друга и хотели быть вместе. И женитьба была для Роберто, по сути, первым шагом к исцелению. Первым шагом на пути к поиску себя. Потому что Кортни видела его не таким, каким его видел остальной мир. Не кикером-бастом, а просто Роберто. Парнем, с которым она встречается ещё с колледжа.
Когда они оба учились в «Флориде Стейт», Кортни сначала не знала, что Агуайо играет в футбол. А когда узнала, для неё ничего не поменялось. Ей нравилось, какой он добрый и какой забавный. «Твои достижения не делают тебя тем, кто ты есть на самом деле, — говорила она ему тогда. — Я не буду относиться к тебе, как к самому лучшему человеку на свете, потому что ты ставишь перед собой цели и выполняешь их. Я буду относиться к тебе, как к лучшему человеку, потому что ты любишь и уважаешь меня».
Он нервничал, когда просил её стать его девушкой во время своего первого года в университете. Ни одна другая женщина не заставляла его нервничать. Ничто в жизни не заставляло его нервничать. Ни футбол, ни школа. «Она всегда была рядом со мной», — говорит Агуайо.
И вот, после кошмара с «Тампой», она увидела его на самом низу и сказала, что останется с ним. Тогда он был слишком расстроен, чтобы это понять. Слишком зациклен на своём горе, чтобы осознать, что на свете есть человек, который поможет превратить его горе в радость. Это сделало их сильнее. Роберто понял, что футбол приходит и уходит, но он уже нашёл себе человека, с которым он будет всю жизнь.
«Чикаго Беарс» подписали его в августе того же года. Каждый вечер, находясь в Чикаго, они с Кортни читали по главе книги Тима Тибоу «Потрясённый». Агуайо начал читать десятки книг, таких как «Сила вашего подсознания». Он постоянно включал фильмы и подкасты, рассказывающие о преодолении невзгод.
«Я не буду жалеть себя. Я не скажу себе:»Я больше не могу», — осознал он. — Я возвращаюсь».
Однажды сотрудница «Беарс» спросила Агуайо, есть ли у него увлечения помимо футбола. Он упомянул гольф. Он порекомендовала ему прочитать и посмотреть «Семь дней в Утопии», рассказ о молодом гольфисте, у которого был ужасный дебют на профессиональной арене. В попытках найти себя он уезжает настолько далеко, насколько может, столкнувшись по дороге с владельцем ранчо. Агуайо повторяет совет того владельца ранчо: «Что будет на твоём могильном камне? Действительно ли важно отлично играть в гольф или важнее быть верным тому, кто ты есть?».
И тогда Агуайо понял, что его самооценка всё это время зависела только от его ног. Не от трудовой этики и не от характера. Он продолжил читать книги и параллельно боролся с Коннором Бартом за место в основе «Чикаго». Агуайо был отчислен примерно через три недели. «Это было благословлением, — говорит Кортни. — Он ещё не был готов играть в команде».
Вместо этого он смог без давления дополнительно поработать над техникой удара. Тренеры наблюдали за ним. Его механика удара стала лучше. Он начинал восстанавливать доверие к себе.
Затем, в конце октября, он попал в практис-сквад «Каролины Пантерс» благодаря тому, что на просмотре ни разу не промахнулся. Кэм Ньютон подошёл к нему в первый тренировочный день. «Привет, я Кэм Ньютон», — вспоминает слова квотербека «Пантер» Агуайо.
«Салют, я Роберто Агуайо»
«Я знаю, кто ты. Добро пожаловать», — сказал Ньютон. Он развернулся и начал было уходить, но потом повернулся обратно. «Чувак, я должен вставить свою пару копеек. Тебе нужно вернуть свои самоуверенность и чванство обратно, и всё будет хорошо. Ты будешь в порядке».
Это значило бесконечно много для Агуайо. Его товарищи по команде относились к нему с уважением. Грэм Гано, кикер «Каролины», также выступавший за «Флориду Стейт», стал для Агуайо наставником и старшим братом. Агуайо на время освободился от груза игр и смог спокойно учиться новому.
«Ему просто нужно чуть-чуть уверенности, — говорит Гано. — Он пытался понять это. Когда он был с нами, он великолепно бил по мячу…Он помог мне стать лучше, как кикеру. Всем понравилось то, что Роберто был здесь».
В декабре 2017 года он, наконец, понял, что тренировки дали свои плоды. Наконец, он получил то неуловимое колебание, которое искал. «Лампочка загорелась», — говорит он. Теперь он гораздо больше использовал квадрицепс, чем пах. Он перестал так сильно волноваться и чувствовал себя спокойнее.
Вскоре после окончания сезона для «Пантерс» он был отчислен, но он действительно чувствовал себя лучше. В январе он подписал резервный контракт с «Чарджерс» и его разум прояснился. Он снова был взволнован, но уже по другому поводу. Теперь он хотел бить по мячу в играх. Эта уверенность, чувство, которое он испытывал в колледже, вернулось.
«Я снова могу это сделать», — сказал Агуайо про себя, сидя на скамейке «Чарджерс». Но он не просто говорил это. Он чувствовал это. Верил в это. Осознавал, как сильно он вырос. Теперь его разум успокоился. Перед ударом больше не было терзаний по поводу возможного промаха. Он просто бил. Всё было хорошо, особенно победный филд-гол. «У меня больше не было демонов. Мне не о чём было думать и не о чём было волноваться».
Веселье тоже возвращалось. После тренировки он спрашивал Кортни, что она хочет делать и куда хочет сходить. Сначала она была ошарашена — Роберто хочет отвлечься? Они ходили в ресторан «Лимонад», где Агуайо заказывал свою любимую чашу с тушёным тунцом. Они гуляли по острову Моды в Ньюпорт-Бич, наслаждаясь закатом солнца и временем, проводимым вместе.
Внутренний перфекционист всё ещё жил в нём. Он всё ещё давал о себе знать перед каждым ударом. Но объём самокритики внутри Агуйайо резко уменьшился. Ему было достаточно, что он мог слышать себя. Доверься себе, говорил он. Никто не совершенен, кроме бога.
Агуайо отчислили, даже несмотря на 9 из 9, но он сказал: «Моё время ещё придёт».
Но так ли это?
Иногда он боится, что вне зависимости от того, насколько он улучшит технику своего удара и насколько ясен будет его ум, команды всё равно побоятся давать ему ещё один шанс. «Являюсь ли я багажом для команд? Плохой рекламой? Закончился ли я, как кикер НФЛ? — он говорит. — Это те вопросы, которые вызывают у них сомнение во мне».
«Я не могу это контролировать».
В настоящее время его меньше беспокоит, когда люди спрашивают, продолжает ли он до сих пор пинать мяч. «Он стал гораздо более подготовленным психически, — говорит Джон Карни, близкий друг Агуайо и один из лучших кикеров в истории НФЛ. — Теперь у него есть вся информация и все инструменты для того, чтобы быть последовательным и стабильным кикером профессионального уровня не только на ежедневной основе, но и на еженедельной, в течение всего сезона».
Агуайо также научился управлять своими эмоциями, видя в них не столько слабость, сколько дополнительную возможность для движения вперёд. «Множество ребят после такого сказали бы: „Я всё. Я закончил. Займусь чем-нибудь другим“, — говорит Коди Парки, бывший кикер «Чикаго» и ещё один близкий друг Агуайо. — Но у него всегда было хорошее отношение, он всегда готов уцепиться за ещё одну возможность».
У Агуайо нет никаких сожалений. Он считает, что всё это произошло с одной целью: смирить его, сделать более благодарным тому, что он имеет. До этого удары по мячу были для него чем-то лёгким, фактически развлечением. Конечно, он много работал и тогда, но сложностей перед ним не возникало.
Он пока не хочет устраиваться на офисную работу, но ему точно нужен план Б. Может быть, что-то на телевидении. Может быть, что-то, связанное с гольфом. Недавно он прошёл стажировку в американском ПГА клубе, но заработная плата там была минимальной. Кортни работает инструктором в Pure Barre. Иногда Агуайо сожалеет, что не может обеспечить семью финансово.
На днях он, сидя за кухонным столом, слушал подкаст Джоэля Остина. В эпизоде рассказывалось о бейсболисте, который потерял всё, но, в конце концов, вернулся в профи. Агуайо начал плакать, чуть не подавившись яйцами — он понял, что однажды может стать таким же.
Каждую ночь он представляет, каково это — вернуться в НФЛ. Он воображает, что смотрит на небо и благодарит бога. Он запомнил имена людей, которых поблагодарит, когда забьёт победный удар. Он ожидает интервью после игры, когда репортёр спросит его: «Вы когда-нибудь думали, что сможете так вернуться». И он ответит: «Да, думал. Я в это верил и сделал это».
Затем он просыпается. Просыпается и осознаёт, что ничего из этого ещё не произошло. Возможно, и не произойдёт никогда. И он понимает, что у него есть ежедневный выбор: жалеть себя или пытаться реализовать свою мечту. И вот, около 8:30 утра, он едет к ближайшей средней школе, неся с собой сумку с десятью мячами. Густое небо, наполненное густыми облаками, начинает сереть. Будет дождь. Он бьёт, бьёт и бьёт, пока не осознает, что на сегодня достаточно.
Агуайо почти никогда не заходит в трофейную комнату в своём доме, но сегодня он делает исключение. Там есть полка со всеми его книгами. Его перстень победителя национального студенческого чемпионата 2013 года. Он сверкает так, как будто его только что произвели. Но всё это похоже на отголоски прошлой жизни, к которым не стоит прислушиваться и о которых лучше забыть.
Забыть обо всём, за исключением одной фотографии: 12-летний Роберто заснят во время удара. «Это маленький я», — говорит Агуайо, демонстрируя улыбку. Его голова чуть опущена, а нога выпрямлена. Мяч летит высоко, без шансов быть заблокированным. «Мне нравится это. Этот удар, — говорит он. — Это было просто…это было просто… — пауза на пару секунд. — Это не было ничем испорчено. Это было чистым».
Кортни входит в комнату. «Какой ты драматичный!» — говорит она в шутку. Они оба смеются. Ему не нужно было быть идеальным. Ему не нужно было зарабатывать деньги. Радость была в ногах. В ударах. В том, чтобы быть ребёнком.
Они говорят о том, что хотят когда-нибудь завести детей. После того, как Агуайро прошёл курс детской психологии, он часто думает о том, каким будет отцовство. Он думает, что ему ответить, когда сын откроет Гугл и спросит: «Папа, а что тогда случилось?».
Агуайо представляет себя спокойным. Не разозлённым и не стыдливым, а просто рассказывающим свою историю. «В конце концов ты учишься преодолевать преграды на своём пути, — воображает он. — Это то, через что мы прошли с твоей мамой. Это то, что сделало нас лучше».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.