Хочу уйти отсюда.

Эта мысль занимала все мое сознание, пока я сидел в пустой комнате в Джексонвиле, Флорида, в ожидании начала сеанса. Я прошел уже многих специалистов, у каждого из которых был свой, уникальный подход, но сейчас я был практически в отчаянии. Я должен был как-то исправить то, что со мной происходило, чтобы спасти карьеру.

Я постарался устроиться удобнее, а потом женщина, сидевшая напротив меня, мягким голосом сказала мне закрыть глаза, а затем очень медленно начала обратный отсчет.

5…

Как такое могло случиться? Как я здесь оказался?

4…

По окончании школы я был одним из самых многообещающих молодых питчеров в стране.

3…продолжай слушать мой голос, Хейден

А теперь  я не мог попасть в перчатку ловца с расстояния три метра.

2…

Я перепробовал все, пытаясь настроиться на нужную волну и вернуть былую уверенность в себе, но ничего не помогло.

И 1…

Так почему же не попробовать гипноз?

***

Но и гипноз не сработал.

Не хочу сказать ничего плохого о самом способе лечения, но, по-моему, вся штука в том, что пациент должен хотеть быть загипнотизированным, иначе ничего не получится. Сама идея метода  заключается в том, чтобы проникнуть в свое подсознание и попытаться найти корни своих страхов, что может помочь в их преодолении.

Мне было всего 19 лет и я вынужден был поселиться в Брэдентоне, Флорида, совсем один. С тех пор, как «Питтсбург Пайрэтс» взяли меня в 17-м раунде драфта, в моей жизни не было такой неопределенности, как сейчас. Сколько себя помню, я всегда был уверен в том, что меня ожидает в будущем: я стану питчером в МЛБ (Высшая бейсбольная лига Америки).

Как и у всех детей, которые мечтают в будущем стать профессиональным спортсменами, все мое детство было связано со спортом. Если я не играл в бейсбол, значит, мы с друзьями бросали футбольный мяч на площадке. Не одно, так другое, как говорится. С малых лет спорт был связующим звеном и в моей семье, и в играх с друзьями, да и просто тем, чем мне больше всего нравилось заниматься. Я был пацаном, которого выбирали в свою команду первым. Когда стало ясно, что у меня есть потенциал для того, чтобы попасть в МЛБ прямо со школьной скамьи, я решил оставить занятия футболом и сосредоточиться на бейсболе, чтобы не упустить свой «счастливый билет».

Поэтому мысль о том, что я просто так взял и разучился бросать мяч, была для меня какой-то дикостью – я всегда был лучшим в этом, благодаря своему броску я стал известен. Как может случиться так, что природное умение стало чем-то чуждым и непонятным? И как можно найти решение проблемы, происхождение которой остается тайной для тебя?

И, самый главный вопрос: кто я без бейсбола?

Думаю, вы знакомы с тем термином, который мне предложили в качестве «диагноза». Люди называют это «мандраж» (yips [йипс]). Даже звучит глупо, будто вы громко икаете. Но, тем не менее, проблема эта совершенно реальная, и она перевернула мою жизнь с ног на голову.

Что интересно, я совершенно четко помню момент, когда это (мандраж) проявилось впервые. Мы бросали мяч с товарищем по команде во время моего первого межсезонного тренировочного курса, целью которого является оттачивание навыков игроков по окончании сезона в младших лигах. До того времени с моим броском все было в порядке, и в команде мной были очень довольны. Когда парень моего телосложения и в моем возрасте показывает точность броска стабильно выше 90-та процентов, это очень многообещающее начало. Я уже спал и видел, как буду проводить свое первое межсезонье в качестве профессионального спортсмена, ведь оставалось лишь несколько дней тренировок.

А потом случилось что-то странное. Без какой-либо видимой причины я перебросил своего партнера. Сильно перебросил. Он сбегал за мячом, бросил его мне, а я…снова перебросил его. И он посмотрел на меня с выражением: «Какого черта?» на его лице.

Вот как-то так. Этот случай посеял в моем сознании семя сомнения в собственных способностях.

Вскоре после того, как весной я вернулся к тренировкам, я травмировал бицепс, и вынужденно «отдыхал» неделю. Но после моего возвращения проблемы никуда не делись. Более того, теперь я не только допускал неточные броски на разминке, но и не попадал в страйк-зону (воображаемое пространство между локтями и коленями отбивающего игрока) по ходу игры. И после каждого неудачного броска я слышал в своей голове один и тот же голос, все громче и громче. А перед каждым броском я в уме прокручивал все возможные отрицательные варианты…

Если я попаду в защитную сетку, я буду выглядеть, как идиот.

Если я не доброшу мяч, я буду выглядеть слабаком.

Кто-нибудь следит сейчас за моей подачей?

Да ладно, ничего такого не произойдет, если я брошу страйк (отбитый мяч). Это с каждым случается, и это довольно легко.

Быть питчером от природы – это довольно редкое явление. Я никогда не был тем, кто часами оттачивает свой навык на площадке. Напротив, мой отец лишь один раз показал мне основные движения, а остальное пришло само собой. Подача была тем, что получалось у меня без каких-либо значительных усилий.

Когда я впервые столкнулся с этой проблемой, я не хотел вызывать у своих родных или друзей беспокойство за меня, поэтому держал все в себе. Но я отчетливо почувствовал, как изменилось отношение ко мне в клубе – многие из ребят в команде стали меньше общаться со мной. Думаю, они просто не старались понять меня и ту ситуацию, в которую я попал, а просто видели во мне новичка, который не может попасть в перчатку ловца. И вот тогда, когда я начал терять уважение и доверие одноклубников, я понял, каким одиноким может быть питчер.

Был у меня тренер, который проповедовал жесткий военный подход, и он определенно ухудшил ситуацию. Он настоял на том, чтобы я в корне изменил свою механику броска, а когда у меня что-то не получалось, просто орал на меня. Он озвучил все те нелестные эпитеты, которыми я мысленно награждал себя, и втайне боялся, что и другие думают так же. Он ругался на то, как отвратительно смотрится мой бросок, и как неестественно выглядит моя рука в это время, говорил о том, что я просто бесхребетный неудачник. А поскольку я, в общем-то, был еще ребенком и воспринимал на веру все, что говорит тренер, то я сам поверил в это.

Естественно, он был неправ.

Как и другие тренеры.

И доктора.

И гипнотизер.

И тот парень, который нажимал на различные точки на моей голове, чтобы «освободить мой разум» (я же говорил, что перепробовал практически все).

И вот в начале третьего сезона меня начали ставить на позицию бьющего, и игрока первой базы. Это значило, что из подающего надежды я перешел в разряд «а вдруг получится». Увы, на новой позиции я тоже не преуспел, и тогда организация дала мне последний шанс, снова переместив на позицию питчера. Однако на тот момент я уже не любил бейсбол, как когда-то. Каждый выход на поле был для меня чем-то ужасным, если не сказать хуже.

Я пытался побороть свой страх, даже, вроде бы, делал, какие-то успехи, но каждый раз, когда я поднимался на «горку» (небольшая насыпь на бейсбольном поле, где стоит питчер), все начиналось заново. Последней каплей стала бросковая тренировка со Скоттом Элартоном – бывшим профессиональным питчером и одним из тренеров, кто поддерживал меня все это время – я бросил очередную подачу «в молоко», и окончательно сломался. Я сорвал с руки ловушку, швырнул ее наземь, и убежал в раздевалку, где просто разрыдался. Настал тот момент, которого я боялся больше всего – я осознал, что я не могу ничего поделать со своим броском. Хорошо, что Скотт тогда был рядом — он немного успокоил меня, но именно тогда я вслух заявил о том, что с меня хватит.

И теперь на первый план вышли другие проблемы.

Если уж вышло так, что я не преуспел в бейсболе, в первую очередь нужно было подумать о том, чтобы поступить в колледж. И пусть я не мог так точно бросать мяч, как раньше, я все еще был хорошим атлетом, никуда не делся и мой спортивный дух, просто нужно было направить мою энергию в правильное русло.

Я поговорил с родителями, и мы сошлись на том, что мне нужно попробовать себя в чем-то другом. Может быть, стоило попытать счастья в футболе.

Предвижу ваш вопрос: «Почему же футбол?»

Честно говоря, это был довольно амбициозный поворот. Многие говорили мне, что я с ума сошел. Да что там, моя мама говорила мне об этом. А может, так оно и было… но я знал одно – я еще не готов к тому, чтобы отступиться от своей мечты. И даже если шанс остаться в спорте был совсем уж призрачным, я не имел права его упустить. Даже когда я в старшей школе бросил заниматься футболом, чтобы сосредоточится на бейсболе, я не потерял какой-то внутренней связи с игрой. Мысль о нем (футболе) словно ждала вот такого «а что, если» момента. Я знал, что в этом виде спорта все зависит от твоего желания и приложенных усилий. Проще говоря, тебе нужно быть лучше того парня, который играет против тебя, и тут уж побеждает тот, кто больше этого хочет. И это нравилось мне больше всего.

Нет, я не мог больше подавать так, чтобы стать питчером в команде МЛБ. Но мое трудолюбие, дух состязательности и честолюбие. Никуда не делась и мечта стать профессиональным спортсменом, и я не собирался сдаваться без боя.

Вот почему я выбрал футбол – пусть это решение и попахивало сумасшествием.

И, по моему мнению, конференция SEC (Юго-Восточная Конференция) была отличной стартовой площадкой.

Естественно, живя во Флориде, в семье, все члены которой учились в Университет Флориды, я хотел в этот ВУЗ в первую очередь. Однако, когда я попытался, как говорится, с наскока получить место в команде, тренеры не увидели во мне игрока, способного, по их мнению, усилить состав. Я не позволил этой небольшой неудаче уронить мой боевой дух, напротив, она послужила мне дополнительной мотивацией – ведь я решил, что должен заставить тренеров Флориды пожалеть о том, что они не взяли меня.

У меня был свой человек в университете Южной Каролины – Перри Орт, мой друг, который играл за этот университет. По результатам встречи с тренерским штабом мне дали шанс проявить себя, естественно, речь о спортивной стипендии не шла. Но для меня это было как раз то, что нужно. Я знал, что сделаю все возможное, чтобы оправдать доверие.

Должен сказать, что быть первокурсником в 21 год – довольно необычное ощущение. Ведь большинство людей приходят в колледж, чтобы открыть себя, понять, чего они стоят. Я же уже жил взрослой жизнью до колледжа, поэтому мои цели и задачи кардинально отличались от тех, что были у 18-летних.

Лишь в одном я чувствовал себя так же, как и мои однокурсники – выходя на поле, я снова превращался в ребенка. Я был по-настоящему счастлив. Пусть мне предстояло много работы, на поле и вне его – главным для меня было то ощущение удовольствия и счастья, утраченное к третьему году карьеры в бейсболе, которое я получал, играя в футбол. А уверенность в том, что я сделал правильный выбор, только подстегивала меня к упорной работе.

Так и прошел весь первый год – я упорно тренировался, изучал теорию, проводил много времени с тренерами, впитывая в себя знания об игре, а еще был постоянным посетителем тренажерного зал – защитники в нашей конференции были жесткие, и мне нужно было подкачаться. В итоге я вышел на поле в каждой из игр моего первого сезона, а первой игрой, когда я вышел в стартовом составе, был матч против Флориды. Приятно, чего уж там.

На втором курсе я, что называется, поймал волну. Мне предложили стипендию, и это было достижением, а еще я стал первым в истории университета Южной Каролины второкурсником, который был выбран одним из капитанов общим голосованием команды. Существует уйма способов оценить свой прогресс, но этим жестом доверия и уважения мои товарищи по команде дали мне понять, что я на верном пути. И как бы тяжело мне не далось решение об уходе из бейсбола, оно было единственно верным. Те страх и трепет, которые охватывали меня при выходе на поле, уступили место ощущению свободы и радости, которые сопутствовали мне на футбольном поле. Я был на своем месте.

На третьем году обучения все детали картины заняли свое место – меня снова выбрали капитаном, я попал в первую сборную Конференции, а еще мы обыграли Флориду – и это принесло мне немало радости. Даже мысль о том, чтобы играть в НФЛ, не казалось какой-то несуразной. Напротив, теперь вопрос, связанный с этим, звучал как: «Какая команда меня выберет?» вместо «Возьмет ли меня хоть кто-нибудь?». И это спустя лишь три года после того, как я рыдал в раздевалке, оплакивая свою недолгую бейсбольную карьеру.

Дурдом, верно?

***

Я увидел на дисплее телефона номер с кодом «443» и незамедлительно взял трубку.

«Алло, это Хэйден?» — спросил Оззи Ньюсам, генеральный менеджер «Балтимор Рэйвенс».

«Эм, даа» — ответил я, с трудом сдерживая охватившее меня возбуждение.

«Что делаешь?» — спросил он потом.

«Смотрю драфт, с семьей»

«А, понятно… а ты сегодня что-нибудь ел?» — продолжал он.

Я такой: «Чего?»

«Ну, хоть сэндвич-то ты съел?» — спросил он.

«Постойте, что вообще происходит?» — спросил я, в замешательстве.

Как потом выяснилось, Оззи просто нужно было потянуть время за болтовней, пока «Рэйвенс» официально подтверждали, что берут меня на драфте. Не самый обычный способ быть выбранным, но, после всего того, через что я прошел, меня уже мало что удивляло.

Знаю, что впереди меня ждут новые испытания – мне есть над чем работать и куда расти. Но я постоянно, а в трудные времена особенно, напоминаю себе, что ничего не происходит просто так. Не просто так я бросил бейсбол. Не просто так заново открыл для себя футбол. Не просто так меня взяли в «Балтимор».

И я хочу поделиться своей историей не для того, чтобы кто-то брал с меня пример того, как можно достичь своей сокровенной мечты благодаря решительности и упорному труду. Будь так, я бы, наверное, был сейчас питчером в МЛБ. Нет, я хочу показать важность того, что каждый из нас может изменить свою жизнь. Я бы не оказался в НФЛ, если бы не сделал выбор, который большинству людей казался сумасшедшим. Но единственный способ найти свое место – это никогда не переставать искать его. И я вам обещаю: в конце пути каждый пройденный шаг будет иметь значение.

А потом вы зададитесь другим вопросом: о чем еще мечтать?