First & Goal встретился с Кристофом Бриолином ещё в конце 2017 года, однако тогда интервью не удалось завершить. Чтобы обсудить все темы, связанные с футболом в Европе, понадобилось еще несколько встреч в течение месяцев, а также ряд уточнений и согласований — интервью проводилось сразу на нескольких языках и в разных обстоятельствах. (Летом 2018 года года Кристоф Бриолин ушел в отставку с поста вице-президента FFFA, Французской федерации американского футбола, однако на момент разговора еще им оставался — Прим. ред.)

***

«Американский футбол в Европе вернулся к состоянию начала 2000-х»

— Сразу хотелось бы поговорить о ситуации в Европе. Длительное время мы наблюдаем за расколом в ИФАФ, и в 2017 году из-за этого даже не проводилась Лига Чемпионов. Вы следите за развитием ситуации?
— Да, конечно. Я знаю Томми Викинга и слежу за тем, что происходит. К сожалению, здесь куда больше политики, чем спорта. Важно понимать, что уже не первый год идёт борьба за то, кто будет управлять американским футболом в Европе — европейцы или американцы. Главная футбольная сила в Европе — Германия. Она отстаивают своё влияние. Мне бы не хотелось обсуждать какие-то конкретные эпизоды этой борьбы. В конце концов, я лично знаю и Викинга, и Роберта Хубера (президент Федерации американского футбола Германии — прим. ред.). Но я надеюсь, что победит спорт и кратчайший путь к этому — чтобы национальные федерации договорились с собой напрямую.

— Как конфликт отразился на футболе во Франции?
— Команды пострадали. К примеру, в прошлом году «Аргонавты» из Экс-ан-Прованса играли в BIG6 вместе с «Брауншвейгом», а в этом году (2017 — Прим. ред.) их уже не пригласили. Но здесь дело здесь скорее в финансах. В Германии на матчах местного чемпионата собираются по 5–10 тысяч зрителей, тогда как в остальной Европе дела похуже и экономика команд оставляет желать лучшего. Немецкие команды на фоне раскола стали меньше участвовать в европейских турнирах, у них не осталось поводов — хотя бы потому, что матчи внутреннего чемпионата собирают больше зрителей. Исключение составляет только Австрия, где американский футбол является спортом номер два, сразу после соккера. Во Франции же интереса к футболу куда меньше. Помимо соккера у нас есть теннис, регби, гандбол и так далее. В итоге, американский футбол в Европе вернулся к состоянию начала 2000-х.

— Получается, Германия живет сама по себе и европейские турниры им не интересны?
— Нет, не совсем. В самой Германии тоже есть разные мнения, и есть даже те, кто идет против федерации, не платит взносы и так далее. Однако для них футбол — это бизнес. Матчи немецких команд привлекают зрителей, а игры с командами из других стран уже не так популярны. Когда приезжает «Флеш», это еще вызывает интерес, но в большинстве других случаев на трибунах пусто, и клубы не могут это игнорировать. Нет зрителей — нет денег, всё просто. В 90-е годы матчи «Брауншвейг Лайонс» и «Гамбург Блю Девилс» собирали по 30–40 тысяч человек. Сейчас — около 10 тысяч, но это все еще бизнес. Во Франции это пока еще любительский спорт — мы готовы платить американцам, но французским игрокам мы не платим. Разве что в единичных случаях.

— При этом в Европе пытались запустить профессиональный футбол — к примеру, НФЛ Европа. Как считаете, почему не удалось?
— НФЛ чувствует интерес к себе за пределами США и пытается развиваться на местных рынках. Посмотрите, как растет количество игр международной серии в Лондоне. Они пытались делать это и до проекта НФЛ Европа, так что стоит всё это воспринимать просто как поиск бизнес-модели. НФЛ Европа не была адаптирована под европейского зрителя, и на её примере было очевидно, как сильно отличаются аудитория спорта у нас и в США. В Америке это часть индустрии развлечений, на матчи ходят семьями, люди активно пьют, едят и готовы тратить на это весь день. Европейский зритель приходит на стадион посмотреть сам футбол, и он не хочет сидеть больше полутора часов. Другой важный момент: ростеры команд состояли в основном из американцев. Из 43 игроков в команде европейцев было человек 10, и выходили на поле они редко. Наконец, не удалось соблюсти баланса сил и интриги. Немецкие команды были успешны, остальные заметно отставали. Последние три сезона из 5 из 6 команд были из Германии.

«Лондон Монаркс» проводят матч на «Уэмбли», 1992. Фото: Sean Aidan / Alamy Stock Foto

— А «Лондон Монаркс»?
— В начале 90-х — да, они были заметной силой, но затем всё стало на свои места. Футбол в стране не будет развиваться, если есть одна команда, которая радикально превосходит все остальные.

— Почему у немцев получается? У них ведь тоже последние годы полное доминирование «Брауншвейга».
— Они смогли в меру успешно скопировать американскую модель. Большинство футболистов играют на зарплатах, а команды тратят очень много денег на рекламу и маркетинг. Однако нужно понимать, что многие немецкие клубы сильно зависят от одного спонсора, тогда как у американских команд их куда больше.

Французский флёр

— В других странах пытались воспользоваться удачным опытом немецких команд? Почему их успех не получается повторить, к примеру, во Франции?
— Это интересный вопрос, я сам его не раз его себе задавал. Дело ведь не в том, что мы как-то плохо умеем играть в футбол — более того, на уровне сборных мы обыгрывали Германию. Но у Франции свой, особый путь. Пожалуй, мы единственная страна, где игру получилось по-настоящему адаптировать. Если вы поедете в Нидерланды, Финляндию, Россию, то футбол везде будет более-менее одинаков. Везде, кроме Франции — у нас даже термины звучат по-французски. Различия хорошо заметны, когда мы играем с теми же немцами: они дисциплинированны и организованны, мы же стараемся играть по-своему. У нас очень талантливые спортсмены. Это немного напоминает ситуацию в регби, где наша национальная команд может несколько раз подряд проиграть англичанам, но затем обыграть «Ол Блэкс» (сборная Новой Зеландии — Прим. ред.). У нас есть французский флер. Мы умеем поймать кураж и действовать непредсказуемо, однако из-за этого нам чуть сложнее добиться успеха на международном уровне.

— Как «французский флер» проявляется в игре?
— Мы очень много импровизируем. К примеру, любой американский квотербек под давлением будет пытаться избавиться от мяча. Француз же сделает что-то совершенно неожиданное, как Рассел Уилсон. Мы не очень любим следовать правилам и придерживаться традиционных схем.

— Получается, вы изобретаете свой собственный футбол?
— Совершенно верно. В самом начале, когда футбол только появился во Франции, мы играли по схемам, которые невозможно представить себе в США. У нашей сборной был тренер, канадец Ларри Лего, который добился серьезных успехов как с национальной командой, так и на клубном уровне с «Аргонавтами». Он разработал систему, основанную на активном использовании ристбэндов, которая учитывала наши сильные и слабые стороны, и я могу сказать, что никто в мире так больше не играл. Но времена меняются. Текущий тренер сборной Франции Патрик Эзюме — немец (как игрок он выступал за «Гамбург Блю Дэвилс»). Так что мы стараемся перенимать другие европейские практики, чтобы преуспеть.

— Что с другими странами? Скажем, Италия?
— В каждой стране всё по-своему. Италия поделена на регионы, и разница между ними огромна. Например, «Бергамо Лайонс» были очень успешным клубом в конце 90-х и начале 2000-х. При этом вся страна как Европа в миниатюре: они делают вид, что пытаются работать сообща и двигаться в одном направлении, но на деле каждый хочет делать всё по-своему.

— Скандинавские страны?
— У них ситуация отличается. Там очень маленькие федерации с небольшим количеством игроков и команд, но отдельные команды выступают на очень высоком уровне — «Хельсинки Рустерс», «Карлстад Крусейдерс», «Стокгольм Мин Машинс». Они очень избирательны в импорте, приглашают только качественных иностранцев и стараются перенимать американский опыт — настолько, насколько это возможно в их случае. Но, при этом, повторюсь, сами федерации очень небольшие.

«Пока я был игроком, я смотрел на федерацию свысока»

— Давайте вернемся к французскому чемпионату и вашей роли. Почему вообще вы решили заняться футболом как руководитель?
— Где-то в начале 2000-х я начал помогать своей команде «Флеш» не только как игрок, но и как менеджер. Мы тогда много играли с командами из других стран и так вышло, что я очень скоро начал участвовать в деятельности ЕФАФ. Я был представителем федерации на важных матчах как инспектор — делал отчеты, проверял, всё ли хорошо и так далее. Также я представлял «Флеш» на различных мероприятиях. Мы старались наладить партнерство и делиться опытом с другими федерациями — польской, сербской. Помогали им с организацией, проводили различные семинары и тренинги, делали тренировочные лагеря для команд. Мне приятно осознавать, что нашу помощь очень ценили и нас всегда приглашали на важнейшие события — например, финалы национальных первенств.

Мы всегда подчеркиваем важность спорта как социального явления и в этой области у нас есть опыт, которым мы с удовольствием делимся. Американский футбол очень хорошо применим для решения социальных проблем. Район Ла-Курнёв, где расположен «Флеш», раньше был не самым лучшим местом во Франции. Сейчас ситуация получше, конечно, но мы действительно разные вещи видели и через многое прошли. Мы были готовы делиться этим опытом тогда и готовы сейчас. Я начинал делать это от имени «Флеша» и в какой-то момент я понял, что больше помогаю всем остальным, чем своему клубу. Сейчас представляю уже всю французскую федерацию.

Два или три года назад, когда я был в Сербии по работе, никак не связанной с американским футболом, я вышел прогуляться и заметил знакомые шлемы и каркасы. У тех ребят были так себе условия — неважное поле, плохая экипировка. Да и было их всего 10-12 человек. И всё-таки это был футбол! Я сразу пошел знакомиться. Они, конечно, понятия не имели кто я такой, но я связал их с «Флешем», и этот контакт до сих пор работает. Они часто вспоминают меня и благодарят. Развивать футбол, налаживать связи — это то, что у меня получается лучше всего, и я вкладываю всего себя в эту работу.

Когда я только начинал играть в футбол во Франции, меня переполняла гордость за то, что я делаю. Весь футбольный антураж — каркас, шлема, куча людей на бровке, — он настолько отличался от любого другого вида активности, что люди постоянно подходили и спрашивали: «Ребят, чем это вы занимаетесь?». Нет, это было не первое поколение футболистов во Франции, но тогда наш спорт всё еще был уникальным явлением. Мы сами строили для себя наш мир и, конечно, у нас было ощущение избранности. В то время футбол в Европе хоть как-то существовал только в Германии.

Конференция Французской федерации американского футбола в 2016 г. Фото: FFFA.ORG

— Как складываются отношения у французской федерации и команд? Случаются ли конфликты? Во Франции богатая культура революций.
— Пока я был игроком, я, конечно, смотрел на федерацию свысока. Мне казалось, что они занимаются какой-то бесполезной деятельностью… Но, как видите, сейчас я сам в руководстве федерации. Мое отношение изменилось: возможно, дело в том, что я стал старше. Как у любой другой организации, у нас есть свои проблемы и вызовы. У нас был очень долгий процесс роста — сначала это было просто объединение нескольких команд, но потом команд стало больше, задачи изменились, начались контакты с государственными структурами. Конечно, у нас были хаотичные периоды. К примеру, наш первый президент был человеком очень харизматичным и эмоциональным, он любил продавливать свои решения, очень громко разговаривал, почти кричал, и порой приходилось тяжело. Но сейчас все стабилизировалось, у нас около 25 тысяч игроков в стране, в 2012 мы даже запустили женскую лигу. У нас удалось решить финансовые проблемы и сейчас бюджет профицитный. Это помогает нам развивать регионы — не все с этим согласны, конечно, но в целом нашу политику поддерживают. Текущий совет был недавно переизбран, так что можно считать, что мы всё делаем правильно. У нас сильные клубы и хорошие национальные команды — как взрослые, так и юношеские.

— А были ли какие-то серьезные конфликты? К примеру, как в Польше, где лидирующие клубы решили отделиться и создать независимую лигу?
— Мне сложно говорить конкретно о ситуации в Польше — все-таки это их внутреннее дело и с моей стороны было бы некорректно высказывать мнение. Мне кажется, что это проблема роста и ее проходят все организации. Но федерация сама по себе и то, как она работает, имеет огромное значение. Очень важно, чтобы федерация была именно общественной организацией, чтобы люди в нее попадали на выборной основе и чтобы они решали задачи в интересах футбола. А если не решали, то признавали бы это и уходили. Проблема, конечно, в том, что человек, находящийся на высокой руководящей должности, должен побороть собственное эго. Он должен действовать в интересах команд и игроков. Футбол ведь не будет существовать без игроков и команд. К счастью, нам удалось побороть эту проблему. Во многом потому что все члены правления сами в прошлом игроки и они хорошо знакомы с проблемами, которые нужно решать. Сейчас у нас довольно жесткие правила — допустим, все тренеры должны иметь спортивное образование, но это не значит, что команды, которые не могут следовать всем правилам, исключаются из федерации. Совсем напротив — мы пытаемся им помочь, это и есть развитие.

— Французская лига делится на уровни по аналогии с чемпионатами по европейскому футболу — есть элитный «бриллиантовый» дивизион, второй и третий. Почему была выбрана такая структура?
— На самом деле, этот вопрос сложнее, чем кажется. Американский футбол — молодой спорт для Европы. Команды создаются и распадаются. Чем больше команд, тем проще организовать соревнование. Но в какой-то момент становится очевидно, что они разного уровня и лучше иметь отдельную первую лигу с шестью командами, чем одну общую с двенадцатью. Конечно, двенадцать команд лучше смотрятся со стороны — это интереснее и зрителям, и спонсорам… Но если первая команда обыгрывает, скажем, восьмую со счетом 48–0, то мотивация у игроков падает. При этом мы постоянно задаемся вопросом, не стоит ли увеличить первую лигу, во многом потому что футбол во Франции часто сравнивают с регби, а там в первой лиге 15 команд. Но пока нам кажется, что мы не готовы и для нас лучше работает вариант с элитной лигой в 8 команд. К слову, вторая и третья лиги значительно больше — 16 и 45 команд соответственно.

«Флеш» с 11-м титулом чемпионов Франции. Фото: americanfootballinternational.com

— Формат закрытой лиги, как в США, вы не рассматривали?
— В США всё совсем по-другому. Напоминаю, что там это спорт номер один, там сотни тысяч игроков. В США сама структура другая, там по лестнице продвигаются игроки, а не команды. Они начинаются заниматься футболом в начальной школе, осваивают самые азы. Затем они играют в средней школе и, если у них хорошо получается, попадают в команду колледжа. И только самые лучшие из них смогут играть на профессиональном уровне в НФЛ или в менее известных лигах. Это их система, у них свои условия, у нас — свои. Какие-то проблемы у нас общие – к примеру, вся эта шумиха с сотрясениями, она задевает и нас. Нам тоже приходится объяснять, что это всё не настолько опасно. В том же соккере эта проблема тоже есть, просто говорят о ней меньше. Более того, по статистике там сотрясения случаются даже чаще.

— И всё же, вам никогда не хотелось создать закрытую профессиональную лигу? Где были бы только лучшие игроки, а матчи бы собирали максимум зрителей? Она могла бы стать локомотивом и для любительского футбола.
— У вас свои инсайды, да? Да, два года назад мы начали обсуждать профессиональную лигу на европейском уровне в формате арена-футбола. Должно было быть 6 команд из разных стран. Это был именно бизнес-проект, где каждая команда получала равную долю. Мы даже уже продумали стиль и сделали джерси, однако пока что сказывается разница менталитетов и пока мы всё ещё обсуждаем организационные вопросы. К слову, ко французской лиге это не имеет отношения, ей я занимаюсь как представитель «Флеша». Замечу, что план не в том, чтобы создать лигу для существующих команд, это должно стать соревнованием национальных команд, такую афишу проще продать.

— «Флеш» — большой клуб, ему под силу амбициозные проекты. А как живут остальные команды во Франции?
— Крупным командам, конечно попроще — они уже интересны сами по себе и могут привлекать богатых спонсоров. Но в большинстве случаев такого рода партнерства образуются через знакомства. Команды поменьше живут либо на собственные средства, либо стараются работать с локальными бизнесами. Например, ресторанами или магазинами. Но механизм всё тот же — кто-то кого-то знает, у кого-то есть семейный бизнес. Вряд ли в России ситуация отличается. У нас, конечно, на бумаге всё выглядит солидно, но всё это — ежедневный труд сотен людей и, в какой-то степени, стечение обстоятельств, когда правильный человек оказывался в правильном месте в правильное время. К сожалению, здесь возникает другая проблема — те, кто начинал играть в футбол давно, то есть люди моего поколения, должны были сами выстраивать систему того, как будет команда существовать. Новое поколение игроков ведет себя уже как потребители. В этом, наверное, нет их вины, но… Я не могу сказать, что я спокоен за футбол во Франции. Когда я и многие мои коллеги отойдут от дел, кто придёт к нам на смену? Сейчас я не вижу никого.

— То есть, сейчас во французском футболе есть дефицит менеджеров?
— Пожалуй, да.

— Государство никак не участвует в жизни футбола во Франции?
— Федерация футбола — официальная организация и, разумеется, мы тоже зависим от министерства по делам молодежи и спорта. Если речь идет о деньгах, то государственной программы поддержки футбола у нас нет, однако многие команды получают финансирование от местных властей — к примеру, муниципалитетов. «Флеш» поддерживает коммуна Ла-Курнёв, где располагается команда. При этом нам не дают денег просто так: мы активно участвуем в местной жизни — работаем в школах, где учим флаг-футболу на разных уровнях, проводим социальную работу. Например, ездили в тюрьмы и рассказывали о футболе. У нас есть и коммерческие услуги похожего характера — например, мы работаем с крупными компаниями и предлагаем им флаг-футбол и контактный футбол как вид развлечения. В целом, я вижу, что успешные команды во Франции отличает именно умение работать с местными сообществами — районами, коммунами, небольшими городами и так далее.

«Игроков «Флеша» все опасались, на поле они были очень агрессивны»

— Поговорим подробнее про «Флеш». Я часто встречаю, что вас называют «Париж Флеш». Как всё-таки правильнее?
— Скоро разницы не будет. Пригороды скоро должны будут войти в так называемый Большой Париж, по аналогии с Москвой. Но пока что правильнее «Ла-Курнёв Флеш» — когда команда только образовались, все первые игроки были из Ла-Курнёва, отсюда и название. Должен сказать, что еще пять-десять лет назад это было так себе место, по сути гетто, где жило много бедноты и приезжих из французских колоний: Гваделупы, Марокко… Тогда было очевидно, что богатые живут в Париже, а здесь — пролетариат. В Париже тоже были команды, и для «Флеша» было важно от них как-то отличаться. По сути, как «Атлетико» от «Реала» в Мадриде. Со временем это оказалось серьезным преимуществом, поскольку для Ла-Курнёва наша команда — значимое явление. «Флеш» сделал для коммуны больше, чем все другие команды — по соккеру, баскетболу и так далее. Другой важный фактор — игроки, которые приходили в команду, были физически сильнее и не боялись контакта, а для футбола это важно. Я помню, что когда я сам начинал играть в футбол и выступал за другие команды, игроков «Флеша» все опасались, на поле они были очень агрессивны.

«Ла Куреёв Флеш», начало 2000-х. Кристоф Бриолин – №90. Фото из личного архива

— Сейчас ситуация поменялась?
— Конечно. И у команды совсем другая репутация. В какой-то степени мы даже стали социальной организацией, ведь многие мальчишки через футбол получили путёвку в жизнь. Едва ли не каждый десятый наш игрок первый раз путешествовал самолётом, потому что у нас были выездные игры с европейскими командами. Либо увидели Альпы или французский юг. «Флеш» — уникальный пример.

— «Флеш» уже давно доминирует во французском футболе. Как считаете, что помогло построить такую организацию?
— У нас есть такое внутреннее название — «Семья Флэш» (Flash Family — Прим. ред.). Многие из тех, кто играл еще в первом составе команды 30 лет назад, до сих пор участвуют в жизни клуба. Мы смогли сформировать внутреннюю философию, согласно которой мы остаемся вместе несмотря ни на что. Когда мы проигрываем — жаль, но важнее оставаться вместе и идти дальше. Для нас стратегически важно помогать юниорам, мы всегда думаем о будущем. Словом, для нас всё это — гораздо больше чем просто футбол. Мы всегда готовы помочь и часто так случается, что когда у других команд проблемы, они обращаются во «Флеш», а не к федерации.

— Насколько я понимаю, «Флеш» — это уже давно не одна команда, а целая спортивная организация с разными уровнями и командами. Сколько человек сейчас в ней?
— Около полутора тысяч. У нас две взрослых команды, детская, три уровня юношеских (U-19, U-16 и U-14), недавно появилась женская команда.

— Откуда вы берёте игроков? Они все местные, из Ла-Курнёва?
— В основном, да. К нам можно прийти заниматься совершенно бесплатно, и это играет свою роль. Сейчас бюджет «Флеша» около двух милллионов евро в год, мы можем позволить себе такой подход.

— В России большинство команд существуют на членские взносы, то есть на деньги самих игроков.
— Да, «Флэш» тоже с этого начинал, но сейчас мы сумели добиться того, чтобы исключить взносы из бюджета команды. Я не могу сказать, что игроки совсем освобождены от необходимости за что-либо платить — нужно оплачивать лицензии, чтобы участвовать в официальных соревнованиях (эти деньги идут в федерацию), нужно покупать экипировку. Конечно, у нас есть общественные комплекты, но в целом игроки из взрослой команды играют в своём. А детские команды мы одеваем за счет клуба.

— Насколько эффективна ваша юниорская программа? Во взрослой команда много игроков, которые прошли младшие уровни?
— Да, процентов 70 наших юниоров остаются в системе. Считаю, что это очень хороший показатель. Есть люди, которые уходят из футболом или уезжают играть в другие команды, но в целом система работает очень эффективно и основная команда в основном комплектуется игроками из младших команд. Мы целенаправленно приглашаем только американцев.

— Игрок может сделать карьеру в вашей команде? Прийти в детскую команду, вырасти и начать получать зарплату во взрослой?
— Во «Флеше» зарплату получали только американцы. Европейцы денег не получают вне зависимости от уровня — даже если они игроки сборной или в прошлом играли в НФЛ Европа . Мы исходим из того, что для местных игроков футбол — это самореализация, а не профессия. Но при этом мы регулярно отправляем лучших наших игроков на стажировки в Канаду.

— Они там играют в канадский футбол?
— 3 дауна, 12 игроков, поле больше… да, игра отличается, но это всё еще футбол. Там есть система и там можно получить игровой опыт, который нельзя найти во Франции.

— Игроки потом остаются в команде на тренерские позиции?
— Да, но все работает не так просто. У нас есть правило на уровне федерации, что тренер должен иметь лицензию и подтверждение своей квалификации. Лицензированием и обучением занимается сама федерация, и если игрок хочет стать тренером, он должен сначала пройти курсы и уже потом возвращаться в команду. При этом мы поощряем желание игроков оставаться в системе и помогать развиваться. Например, привозим тренеров из США и проводим кемпы.

— Американских тренеров для работы в команды привозите?
— Да, но в целом мы стараемся, чтобы главным тренером был француз. Конечно, тренер из США может дать неоценимый опыт американской школы, но нашими тренерами чаще были французы.

— Американцы помогают вам развиваться в медийном плане? Приходят зрители посмотреть на них?
— Не очень. Я могу сказать, что у нас больше такой, семейный футбол — на трибунах много друзей и членов семей игроков.

— Сколько у вас в среднем людей на трибунах?
— В среднем, тысячи 2, но это сильно зависит от игры. Если это еврокубки, то побольше.

— Вы стараетесь как-нибудь развивать это направление? Делать платный вход, давать рекламу игр?
— На еврокубковые матчи вход, как правило, платный. Мы продаем различную брендированную продукцию — шапки, футболки… Но нормально зарабатывать на этом не получается. Я уже говорил, что в той же Германии футбол является настоящим бизнесом и там это развито куда сильнее. Пару лет назад у некоторых команд бюджет наполовину состоял из маркетинговых активностей. Во Франции до этого далеко, у нас всё-таки другой менталитет.

— Ситуация как-нибудь меняется?
— Пока что нет. Футбол во Франции не популярен, у нас слишком много других видов спорта: соккер, регби, теннис, гандбол, баскетбол… Чтобы купить джерси НФЛ, например, её нужно будет заказывать через интернет. Мы, конечно, пытаемся изменить ситуацию, у нас есть долгосрочный план и цель попасть в телевизор. Но мы не одни такие, абсолютно такая же ситуация в хоккее.

«Я испытал чувство, очень похожее на шок. Можно сказать, что я влюбился»

— Давайте немного поговорим о вас. Сами вы как попали в футбол?
— Дело в том, что моя семья частично живет в США и в молодости я много лет проводил в Сиэтле, где живет брат моей мамы. И как-то меня затащили на матч «Сиэтла» и «Денвера», где тогда еще играл Джон Элвей. Это довольно сложно объяснить, но я испытал чувство, очень похожее на шок. Можно сказать, что я влюбился. Я всегда активно занимался спортом, пробовал много разного, но здесь я сразу понял, что это для меня. Скорость, сила, тактика… не говоря уже о том, как всё было организовано на стадионе. Это произвело на меня огромное впечатление и, когда я вернулся во Францию, сразу же начал искать команды там. Но тогда я еще жил на севере, а не в Париже, и полноценно начал играть только в Бельгии, где выиграл свой первый чемпионат. Моя работа была тесно связана с экспортом, и я подолгу находился за пределами Франции, так что следующей моей командой стал «Берлин Адлер». И только уже после этого меня пригласил «Флеш», где я провел 8 сезонов.

— На каком уровне находился футбол во Франции, когда вы начали играть?
— Всё только начиналось. Команд было немного — я думаю, лет 10 назад было что-то похожее в России. Люди одновременно и играли, и тренировали, и каждый был уверен, что он разбирается лучше другого. В конечном итоге, конечно, никто толком ничего не знал. Просто собирались, пытались делать что-то похожее на американцев, что-то изобретали сами. Я жил тогда в Лилле и начал тренироваться с местными «Викингами». Мне было уже 22 года — конечно, поздновато для американского футбола, но я показывал определенные успехи и уже через два года меня вызвали в сборную. К сожалению, проблема была с моей работой — постоянные разъезды, и у меня не всегда была возможность прибыть в сборную. В 1996 году я уехал в Бельгию и жил в городе Турнэ, где играл один сезон и сразу выиграл местный чемпионат. Понятно, что в бельгийский чемпионат маленький, однако наша команда играла на хорошем уровне. Затем, в 1998 году я переехал в Германию и пошел на просмотр в две команды — «Дюссельдорф Пантерс» и «Берлин Адлер». В итоге сделал выбор в пользу «Адлера», потому что жил тогда именно в Берлине и провел там два сезона.

— Это ведь было не самое лучшее время для «Адлера», не так ли?
— Да, команда играла во втором дивизионе. Но я провел там всего год — со мной связался Самир Амуди, один из лучших игроков того времени (корнербек, выступал за «Барселона Дрэгонс» в НФЛ Европа — Прим. ред.), и пригласил во «Флеш». Тогда у них не было такого доминирующего положения и чемпионами они стали лишь однажды, в 1997 году (и тогда же выиграв кубок ЕФАФ). Интересно, что в тот момент моей любимой командой во Франции были «Аргонавты» — злейший соперник «Флеша». Однако было видно, что команда на подъёме и я согласился. В итоге, остался там надолго, сыграв 8 сезонов с 1999 по 2007 год. Мы четыре раза становились чемпионами Франции, дважды — вице-чемпионами и один раз играли в Евробоуле.

Кристоф Бриолин с трофеем чемпионов Франции. Фото: Личный архив Кристофа Бриолина

— Можете поделиться самым ярким воспоминанием из спортивной карьеры?
— Пожалуй, это как раз тот самый 2006 год и выход в Евробоул. Мы были в группе с «Бергамо Лайонс» — сильнейшей командой того времени, выходившей в финал пять раз за шесть лет, трижды его выиграв. У них половина команды была из США и Канады с итальянскими паспортам. Но мы заняли первое место, вышли в плей-офф и в драматичном матче обыграли «Тироль Рэйдерс». В самом Евробоуле тоже всё хорошо начиналось — мы вели 9–0, но потом команда посыпалась и «Вайкингс» крупно выиграли.

— А Евробоул 2009 года? «Флеш» в тот раз был куда ближе к победе.
— Я тогда уже не играл. Но даже без учета этого для игроков моего поколения сезон-2006 был как-то важнее. Мы обыграли две из трёх сильнейших команд Европы на тот момент. К слову, «Вайкингс» двумя годами позже мы тоже победили.

— Тогда же вы познакомились с Александром Павловым?
— Нет, первый раз мы встретились чуть раньше — на играх сборной в 2004 году на чемпионате Европы (группа B) в Амьене. А потом как раз в 2009, когда «Флеш» встречался с «Патриотами» в европейской лиге в Москве. Александр — человек очень сильный и все наши линейные отмечали, что его было очень сложно держать. И он ведь продолжает играть! Я закончил карьеру, когда мне было 37 лет — сильно травмировал связки и решил уже не возвращаться. К тому же, моя работа сильно связана с разъездами, так что я решил сосредоточиться на менеджменте и работе в федерации.

— Сразу после травмы вы решили перейти в менеджмент? Никакой паузы, чтобы отдохнуть, не брали?
— Как уже говорил, я начал заниматься организацией, еще когда играл, выступая своеобразным послом французского футбола. Я всё-таки знаю много языков, у меня хороший контакт с людьми и я знаком со многим. Когда начинал, интернет не был так развит так сильно и новости о том, что какой-то француз играет в Германии разлеталась через людей. Это способствовало налаживанию контактов и в последние годы моей карьеры как игрока я был как бы менеджером по связям, помогая ЕФЛ. Так что никакой паузы не было, футболом я занимаюсь непрерывно уже почти 25 лет.

— С российским футболом, кроме сборной и «Патриотов» как-нибудь знакомы?
— Слышал про «Черный Шторм» — если не ошибаюсь, несколько лет назад они стали чемпионами. Еще помню вашего бегущего из юниорской сборной (Евгения Чехова — Прим. ред.). Ну и как-то совсем давно, еще с 90-х, знаю «Московских Медведей». Они тогда приезжали во Францию, и мы с ними общались. От российского футбола у меня ощущение, что у вас еще не всё сложилось и заработало. Порой для серьезного прорыва нужны незначительные изменения, но у вас они еще не произошли.

Московские «Патриоты» против «Флеш де Ла-Курнев» в 2009 г. Фото: Михаил Сербин

— Как считаете, чего не хватает футболу в России?
— Международного опыта. Но у вас объективные сложности — в Россию далеко и дорого ехать, сложно получить визу. В этих условиях сложно приглашать специалистов, да и просто играть в европейских турнирах. Но я обсуждал с Александром Павловым возможности организовать кемп в Москве с нашими тренерами возможно, что-нибудь получится.

— Вы очень хорошо говорите по-русски, как так вышло?
— На самом деле, раньше мой русский был лучше. Мне сейчас приходится много говорить по-сербски и по-польски, так что у меня в голове всё смешалось и я иногда путаю слова. Вообще, я уже 20 лет занимаюсь экспортом французских люксовых товаров, и мы много продаем как раз в России. Мои клиенты здесь — это ГУМ, ЦУМ, «Петровский пассаж», а также зоны дьюти-фри в московских аэропортах. Я участвовал в открытии многих бутиков известных брендов. А началось всё с того, что моя мама преподавала русский язык во французском университете и это начало передаваться по наследству. Мой сын тоже хорошо говорит по-русски — можно сказать, мы семья русофилов. Мы обожаем русскую культуру.

— И сколько языков вы знаете?
— Французский, английский, немецкий, итальянский, русский, польский, сербский, немного испанский и голландский. Получается, девять. Это всё рабочие нужды, я занимаюсь экспортом предметов роскоши: мода, духи, французские продукты, шампанское, вино — всё, что Франция может сделать красиво, я продаю. Люди, которые это понимают и ценят, живут по всей Европе.

— Как у вас получается сочетать вашу работу с таким брутальным видом спорта, как американский футбол? Очень необычная комбинация.
— Сейчас, когда Россия ввела санкции, они стали очень похожи. И там, и там важны коммуникационные навыки. В разных местах есть люди, которым может быть интересна французская мода и люксовые товары, а моя задача — приехать, рассказать, убедить, наладить систему. И напротив, мне нужно убедить французов, что в России есть люди, с которыми можно иметь дело. То же самое и в футболе.

— Давайте попробуем вернуться к спорту. Вы следите за НФЛ?
— Конечно, я давно болею за «Сиэтл». Был период, когда они постоянно выигрывали и друзья считали, что это всё равно, что болеть за «Нью-Ингленд». Также я слежу за колледж-футболом. Особенно мне нравятся боулы: там совсем другая атмосфера и они мне ближе по духу. Там есть парни, которые будут играть в НФЛ, есть те, кто не будет, и все вместе это образует очень высокий уровень, до которого при этом можно дотянуться.

— В каком смысле «дотянуться»?
— Было время, когда «Флеш» каждый год играл один международный матч с командой из НСАА — например, c «Иллинойсом». Для нас это было реально, а НФЛ, конечно, совсем недостижимый уровень в нынешних условиях.

— Как оцените нынешних «Сихокс»?
— Последнее время я не очень слежу за регулярным сезоном. Сейчас я активно включаюсь только в плей-офф, хотя до этого смотрел постоянно. Мне нравилось противостояние «Сиэтла» и «Сан-Франциско» лет пять назад, но все закончилось в Супербоуле два года назад, когда решили не давать мяч Линчу и случился перехват… У меня большой шок тогда был. Наверное, тогда я и «выключился». Плюс, со временем начинаешь понимать, что НФЛ — это в первую очередь развлечение и сама соревновательность там немного натянута.

— Выходит, американский футбол в США ушел на второй план?
— Да, интереснее всего мне всё-таки следить за футболом в Европе. Я очень любил противостояния «Брауншвейга» и «Гамбург Блю Девилс», а сейчас слежу за BIG6. Мне нравится, когда меня приглашают на финал итальянской лиги, я обязательно хочу посмотреть финал в России. Меня тянет к этому больше, чем к очередной игре НФЛ в Лондоне, где я был тысячу раз. Я все-таки европеец и считаю, что американский футбол здесь достигнет успеха только если в него будут играть по-европейски. Мы совсем другие люди.

Редакция благодарит Александра Павлова и Руслана Курбанова за помощь в организации интервью.