Привет, Мам.
Это я, Кейси.
Пишу тебе, потому что… Ну, на самом деле, у меня много причин для этого. Потому что люблю тебя. Потому что скучаю. И хочу поговорить с тобой.
А еще, я хочу кое-что узнать…
Я хочу научиться готовить капусту. Помнишь, когда я был ребенком, и ты готовила запеченную курицу и макароны с сыром. В последний раз курица удалась мне на славу – все эти маленькие хитрости со специями, и расплавленный сыр …просто объеденье.
Но у меня никак не получается правильно приготовить капусту.
Во всяком случае, так, как у тебя.
В последнее время я часто вспоминаю мой первый сезон в «Грин-Бэй», когда ты приезжала ко мне и учила готовить все эти вкусности по твоим рецептам. Знаю, и ты помнишь, как я потом звонил и спрашивал: какие специи положить, как долго оно готовится или какую температуру выставить в духовке, чтобы не спалить дом.
Мне нравилось разговаривать с тобой о кулинарии.
И поэтому я хочу попросить прощения… Прости, мам. С тех пор, как ты покинула нас, я совсем не готовлю. Ну, знаешь, разогреваю себе что-нибудь в микроволновке или жарю яичницу на завтрак. Но готовить по-настоящему, как ты? Не получается. Я представляю, как буду стоять у плиты, перед грудой продуктов, пытаясь вспомнить, сколько чего положить и как долго готовить, чтобы блюдо получилось похожим на твое, а потом возьму телефон, чтобы позвонить и спросить…
И вспомню, что спросить мне некого.
Наверное, я сознательно избегаю этого, чтобы не вспоминать лишний раз о том, что тебя уже нет, и о том, как сильно мне тебя не хватает. Таких моментов предостаточно и без готовки.
Тяжелее всего приходится перед играми. Ты ведь каждый раз звонила, чтобы приободрить меня и прочитать вместе со мной молитву обо мне и моих товарищах.
Должен признаться, перед первой игрой после твоего ухода я нервничал, зная, что не услышу, как обычно, твой голос в телефонной трубке. И я решил – пусть я не могу слышать тебя, но я буду говорить с тобой. И с тех пор я повторяю слова молитвы, что говорила мне ты:
Расправь свои крылья и укрой меня
От макушки до пяток
Садись на мои плечи
И мы полетим
Помню тот день, когда ты сообщила мне, что у тебя рак груди. Это был мой четвертый сезон в «Грин-Бэй». Оказалось, что узнав диагноз, ты не сразу сообщила о нем нам с братом. Ты не хотела причинять нам беспокойство. Ты не привыкла, чтобы о тебе беспокоились. Напротив, это ты всегда беспокоилась обо всех – участвовала в благотворительных мероприятиях, позволяла кому-нибудь переночевать у нас, если ему было некуда пойти, или одалживала знакомым 5-10 долларов, даже когда мы сами были стеснены в средствах.
Знаешь, когда мы с братом росли в нашем маленьком городке Пэрри (штат Джорджия), ни я, ни Кейви никогда не догадывались о том, что у нас в семье было туго с деньгами. Потому что вы не подавали вида, что это так. Вы обеспечивали нас всем необходимым.
Помню, ты поднималась в четыре часа утра и шла разносить газеты. Вы с отцом доставляли прессу и обновляли новостные стенды, а потом возвращались и собирали нас в школу. Я и почему-то не думал, что делаешь это, чтобы еще как-нибудь подзаработать. Я думал, что тебе просто нравится рано вставать.
Ты работала парикмахером, а папа – менеджером в Макдоналдс, и я был уверен, что наша семья крепко стоит на ногах. Все мои друзья знали папу, ведь они часто забегали в Макдоналдс. Все знали его, он был вроде небольшой знаменитости в моих глазах. И, конечно, он часто приносил еду из Макдоналдс домой. Не представляю, сколько Хеппи Мил’ов я съел за свою жизнь. А потом я дорос до Ройал Чизбургеров и Биг Маков, и начал, как и мои сверстники, обедать в кафетерии, где работал отец.
Но больше всего запоминались, конечно, те вечера, когда мы ели не принесенную отцом еду, а ту вкуснотищу, что ты готовила. Мы сидели за столом, все вместе, и наслаждались ужином – вы с отцом делали вид, что все в порядке, а мы с братом были в этом уверены… мы просто были детьми и получали от жизни удовольствие, благодаря вам.
Не знаю, благодарил ли я вас когда-нибудь за это.
В нашем доме было много любви, но была и строгость. Даже сейчас, когда я допускаю оплошность на тренировке или, не дай бог, в игре, я слышу, как ты кричишь на меня, словно я еще непутевый ребенок. Как, например, когда мне было лет семь, и я играл в баскетбол в школе и потерял мяч, ты встала с трибуны и крикнула мне что-то, а я отмахнулся, словно говоря: «Отстань!»
И мам… ты ТАК посмотрела на меня… не знаю, как описать тот взгляд.
Я помню только, что увидел твое лицо и подумал: «Ох и надерут же мне задницу, когда вернусь домой».
Да, именно так и произошло.
Наверное, за всю свою жизнь я лишь пару раз позволил себе так ответить на твое замечание, и это был один из них. Я имею в виду те случаи, когда я сознательно противопоставлял себя тебе.
Другой раз это случилось, когда я разозлился настолько, что заявил, что ухожу из дома.
Знаю, что ты вспоминаешь этот случай со смехом.
Уже и не помню, из-за чего конкретно мы тогда повздорили – скорее всего, из-за уборки в моей комнате или мытья посуды, что-то в этом роде. И в меня вдруг словно бес вселился – я заявил что-то вроде: «С меня хватит, я ухожу».
Ты сказала: «Извини… что ты сказал?»
«Я ухожу! Ухожу из дома!»
Ты и бровью не повела. «Окей. Давай, собирайся».
Ты сказала мне собрать сумку и уходить – но с собой мне было разрешено взять только одну пару джинс, одну рубашку и сэндвич с арахисовым маслом и джемом. Всё.
И вот я, 12-летний Кейси, собираю сумку и иду к входной двери, словно мне есть куда идти. Такой весь «я вам покажу»!
Я шагал по дороге, с рюкзаком за плечами, пиная комья грязи, все еще мысленно споря с тобой… но не прошло и 20 минут, как до меня дошло, что денег у меня нет, город находится так далеко, что я ни за что не доберусь туда пешком, а если и доберусь, то что дальше?
Так что я развернулся и пошел обратно.
А ты стояла на крыльце и ждала.
«Я знала, что ты вернешься», — все, что ты сказала мне.
Я вошел в дом и с тех пор беспрекословно выполнял все задания по дому, что ты давала мне.
Да, мама, ты бывала строгой. Но это была строгость любящей матери.
Тем больнее было видеть тебя в той шапочке, которую ты носила, не снимая, после того как потеряла все волосы после курса химиотерапии. Никогда не забуду, как я сидел в парикмахерской в Грин-Бэй, думая о тебе, и глядя на свое отражение в зеркале, сказал парикмахеру: «Чувак, сбривай все к черту».
«Что, прямо налысо?»
«Да. Все, подчистую, до зеркального блеска».
Ты знаешь, что у меня здоровенная круглая голова. И вот, после парикмахерской, я сидел в машине и смотрелся в зеркало заднего вида, не узнавая себя. Я выглядел очень странно.
Потом я сделал несколько снимков своей лысой головы и отправил тебе со словами: «Смотри, мам! Ни волосинки!»
А уже на следующий день ты прислала мне свое фото. Без шапки и без волос. И ты была прекрасна.
Я так гордился.
Ты боролась с болезнью, боролась упорно. И даже за две недели до того, как тебя не стало, ты была уверена, что победишь.
Но врачи говорили нам, что больше ничего не могут поделать.
Это было лето 2016 года. Я недавно подписал контракт с «Чарджерс», и все мы были воодушевлены этим. Пока что я оставался у себя дома, в Атланте, и каждый день ездил в больницу Мейкона, чтобы побыть с тобой. В те две или три недели перед твоим уходом, каждый раз, когда мой телефон звонил, сердце сжималось – ведь это мог быть кто-то, кто звонит, чтобы сказать, что моей мамы больше нет.
Это произошло воскресным утром, 17 июля 2016 года. Отец позвонил и сказал, что ты покинула этот мир.
Ты боролась до самого конца.
Когда приехал в больницу, вся семья уже была в сборе. Я вошел в палату и сел около тебя. Не думаю, что я что-то говорил тогда. Я просто держал тебя за руку, молился и представлял, что ты теперь будешь присматривать за всеми нами оттуда, с небес. Что ты расправишь свои крылья и защитишь всех нас.
И я пообещал, тебе и себе, что оставшуюся часть моей карьеры в НФЛ я посвящаю твоей памяти. Что каждый раз, выходя на поле, я буду твоим отражением и продолжением.
И знаешь что?
Меня выбирают в ПроБоул каждый год с тех самых пор.
Вот уже два года тебя нет с нами, мам. И эти два года я показываю лучший футбол в своей жизни.
Потому что играю для тебя.
Да, именно ты – мой лучший помощник и главная причина моих успехов. Каждое воскресенье я чувствую, что ты со мной, что я укрыт незримыми крыльями моего ангела-хранителя.
Нам приходится нелегко без тебя. Но я благодарен небесам за то, что у нас всех было время, чтобы побыть с тобой и показать, как сильно мы любим тебя, и как много ты значишь для каждого из нас. Не представляю, как бы тяжело было мне, случись все неожиданно.
Так, как произошло с Кейви.
Я был на обеде для новичков команды, когда мне позвонил мой двоюродный брат. Он был взбудоражен чем-то и все спрашивал, давно ли я говорил с Кейви. Я пытался успокоить его и понять в чем дело, но он все говорил, чтобы я позвонил Кейви.
На выезде из Мейкона на трассу I-75 произошла автомобильная авария. В машине, помимо Кейви, было еще два человека. Один из них погиб, но не было точной информации, кто именно.
Никому ничего не сказав, я поехал домой, и не мог сдерживать слез всю дорогу. Мой телефон разрывался от звонков. Уже из дома я позвонил папе.
Он сказал мне, что это был Кейви.
Он собирался в больницу на опознание.
На следующий день я прилетел в Пэрри, чтобы помочь отцу утрясти все формальности. И остался на похороны.
Как же это было тяжело, мам, не могу описать словами. А хуже всего то, как быстро все случилось. Не было времени попрощаться с ним. Лишь год с небольшим прошел с тех пор, как ушла ты, и вот теперь нет и моего брата.
И, так же как о тебе, я думаю о нем все время.
Особенно, когда смотрю на его дочку, Септембер.
Да, мам, у тебя есть внучка.
Кейви назвал ее Септембер, потому что это месяц твоего рождения. Это было самым малым из того, что он мог сделать, чтобы почтить твою память, ведь он знал, как ты хотела внуков. Ты и меня всегда спрашивала: «Когда уже я буду нянчить внуков, а, Кейси?» Но я был не готов к этому в то время. Я не готов и сейчас.
И ты помнишь, что Кейви совсем не хотел детей. Он отрицал саму мысль об этом.
Но я бы очень хотел, чтобы ты видела, как воодушевлен он был, когда узнал о том, что станет отцом. Словно в голове у него что-то щелкнуло, и очень радостно было это видеть. Он так хотел поскорее увидеть свою малышку.
Но судьба не дала ему такой возможности.
Когда произошла та авария, его девушка была еще беременна.
И он уже никогда не сможет увидеть свою дочь.
Знаю, что он сейчас рядом с тобой. Дай ему знать, что я забочусь о его девочке. Скажи, что она похожа на него. Ну, как две капли воды.
Пусть он знает, что его дочь прекрасна.
И скажи ему, что мне очень его не хватает. Не хватает его сообщений перед каждой игрой. Мы всегда писали друг другу одно и то же: «Если ты не делаешь деньги, зачем тогда ты живешь?» Этими словами мы как бы говорили: если ты не стремишься к чему-то большему, чем имеешь сейчас – зачем ты вообще живешь?
Получить это сообщение от него, поговорить с тобой – вот мои главные ритуалы перед игрой. Вернее, они ими были.
Теперь перед игрой мы разговариваем с папой. Мы говорим о вас, о том, что вы смотрите на нас с небес, а потом я читаю мою молитву.
Пожалуй, на сегодня это все, что я хотел рассказать тебе. Но скоро я снова напишу тебе. А до той поры… намекни мне насчет капусты. Не знаю, готов ли я сейчас вернуться на кухню, но я хотел бы быть уверен в том, что ты рядом, когда решу снова приняться за готовку. Просто дай мне знать об этом. Хлопни меня по лбу или вроде того, когда увидишь, что я кладу не те приправы или неправильно режу овощи. Я не обижусь. Я буду знать, что ты со мной.
Хотя и так знаю, что ты всегда со мной. Когда я на поле. Когда я слышу смех твоей внучки. Когда читаю молитву. Ты всегда рядом.
Я – твое отражение.
Я люблю тебя, мама. Спасибо за все. Присматривай за нами и дальше, пожалуйста. Ты нужна нам, как никогда раньше.
Расправь свои крылья и укрой меня
От макушки до пяток
Садись на мои плечи
И мы полетим
Источник: Player's Tribune