Когда в 2011 году «Пэтриотс» взяли меня из «Колорадо», я думал, что единственный смысл моего существования – выигрывать футбольные матчи. Почти всю свою жизнь я был настроен на то, чтобы быть лучшим в футболе, был настроен побеждать. И вот я отправился в Новую Англию, где победа – все. Тогда я думал: «Все совпало идеально». Конечно, чувствовалось определенное давление — меня выбрали в первом раунде драфта для защиты слепой стороны величайшего квотербека в истории. Тогда же я решил, что эта победа облегчит напряжение. Я думал, что победа решит все мои проблемы.
Ведь победа исправляет все, да?
Мой дебютный год… и мы побеждаем. Много раз побеждаем. Регулярный сезон мы завершили с положительным коэффициентом побед и поражений (13-3) и дошли до Супербоула. И даже несмотря на то, что мы проиграли «Джайентс», я думал, что буду испытывать какие-то определенные чувства после этого. Не обязательно счастье, ведь в итоге мы проиграли. Удовлетворение… Ну, или что-то в этом роде.
Но этого не было.
Все, что я чувствовал – это пустоту.
То межсезонье я провел в путешествиях. Мне всегда хотелось путешествовать, и впервые в жизни у меня были и деньги, и время. Я садился в самолет и каждую неделю оказывался в различных местах. Иногда я просыпался и не мог вспомнить, в каком городе нахожусь. Я постоянно был в движении.
Вспоминая об этом сейчас понимаю, что тогда я, возможно, искал что-то, но не знал, что именно. Что бы то ни было, все равно найти это я не смог. Я вернулся в новый сезон полностью опустошенным. И все еще неудовлетворенным.
В тот момент я еще не понимал, но это было только началом пути в поисках моего предназначения.
С тех пор, как в прошлом месяце я подписал контракт с «Гигантами», я много думал о приобретенном опыте и о семи прекрасных годах, которые я провел в «Нью-Ингленд Пэтриотс». Не о семи играх подряд за звание чемпиона Американской конференции или четырех Супербоулах, два из которых мы выиграли. Я думал об отношениях, которые я и моя семья построили там – отношениях, которые будут длиться вечно.
Тогда же я задумался об иронии судьбы, и о том, что пути Господни, все же, неисповедимы. Я был ребенком, который думал, что смыл его жизни – побеждать, и я отправился в «Пэтриотс», где победа – это все.
Чтобы понять, что это не так.
Еще в октябре 2015 года, когда моему сыну Хадсону было три месяца, мы с Лекси, моей женой, купали его, тогда я и почувствовал небольшую припухлость на его животе. Мы ничего такого не подумали, но на всякий случай взяли на заметку. И когда спустя некоторое время она не исчезла, мы решили отвезти его в больницу.
Этот поход обернулся длинной серией тестов под присмотром нескольких врачей, после чего мы узнали, что у Хадсона в обеих почках растут опухоли.
Рак.
Врачи сразу же отправили нас в Бостонскую детскую больницу. Они предложили нам отправиться туда на «скорой», но мы решили ехать сами, потому что… я не знаю, почему. Вероятно, мы думали, что машина скорой помощи будет означать что-то более серьезное. Более реальное. Поэтому мы поехали сами.
Всю дорогу мы с Лекси плакали. Хадсон был нашим первым ребенком. И быть родителями для нас тоже было чем-то новым. Думаю, можно понять наше горе. Но тогда больше всего меня переполняло чувство вины. Я не мог отделаться от мысли, что я – отец Хадсона, моя прямая обязанность – всегда его защищать. И у меня было чувство, что я не смог этого сделать.
Я чувствовал, что подвел своего сына.
Врачи приступили к лечению Хадсона, мы провели в Детской больнице пять дней. Как бы странно это ни звучало, мне повезло, я как раз в то время был травмирован. Я порвал мышцу неделю назад и был на больничном. Нет худа без добра, как говорится, это дало мне кое-какую свободу, я мог находиться там с моим сыном, моей семьей. Мне не пришлось сталкиваться с давлением и футбольными требованиями.
За эти пять дней в больнице мы с Лекси узнали, какой именно вид рака у Хадсона, о различных видах лечения и лекарствах. Очень много информации. Это было невыносимо. Когда нам, наконец, разрешили покинуть больницу и забрать Хадсона домой, врачи дали нам толстую папку – почти как плейбук – где была вся информация, которую мы получили за неделю, а также список из 15 лекарств, которые надо было давать сыну постоянно.
Наконец, мы вернулись домой, это был настоящий бедлам. Хадсон не переставал плакать. Мы с Лекси не ели часами и были обессилены. А наш кухонный стол стал похож на аптеку. Повсюду были маленькие оранжевые баночки – различные лекарства с дозировками и инструкциями на этикетках.
Принимать по одной каждые шесть часов. Эту таблетку – каждые восемь. А эту – ночью. Другую – два раза в день во время еды.
И так далее.
Их было много. Однажды, пока Хадсон плакал, мы с Лекси вдвоем лежали на полу и пытались разобраться с тем, как двигаться дальше.
Положение спасли ее родители.
Они приехали к нам. Отец Лекси составил список всех лекарств Хадсона: названия, дозы, время приема. Ее мама приготовила еду. Мы, наконец, смогли успокоить сына и уложить его спать. Постепенно мы начали ощущать, как свежий воздух возвращается в дом, словно мы начали преодолевать страх и избавляться от беспокойства. И впервые после того, как нам стало известно о диагнозе, мы почувствовали, что мы все сможем.
У нас все будет хорошо.
Я думаю, несмотря на то, через что ты проходишь, будь то какая либо трагедия или травма, всегда придет момент, когда опускаются руки. Та первая ночь дома была именно такой. Но бывают и моменты прилива сил, когда думаешь, что сможешь со всем этим справиться.
Пару дней спустя после того, как мы привезли Хадсона домой, мы с Лекси решили, что самое время увидеться с командой. Мы почувствовали, что готовы к этому – это был тот самый момент прилива сил.
Собственно, в этот день был матч. Я не играл, потому что был травмирован, но все равно пришел на предматчевую молитву. Там было несколько парней, а также Джош Макдэниелс со своей женой и четырьмя детьми. Мы с Лекси вошли и встали рядом с ними.
Я все еще пытался свыкнуться со всем этим, уверен, Лекси – тоже. Снаружи я сохранял спокойствие. Но внутри – разваливался. Глубоко во мне сидело огромное чувство вины и я никак не мог от него избавиться.
Зазвучала песня, и мы все начали петь. Она называлась «Благий, благий Отец»
Когда я запел, то вдруг просто не выдержал. Я начал плакать. Лекси тоже. Мы упали на колени, всхлипывая, нет… рыдая на протяжении всей песни, и все смотрели на нас, гадая, что случилось. Они не знали.
Хотя, нет. Джош знал.
Я говорил с ним и нашим тренером Беличиком, когда Хадсону только поставили диагноз. Поэтому Джош знал, через что мы с Лекси проходим, и когда он со своими четырьмя детьми стоял рядом с нами, мне казалось, он действительно понимал ту боль, которую мы чувствовали.
Прежде, чем вы узнаете, что произошло дальше, мне нужно рассказать немного о том, как это на самом деле – играть за «Пэтриотс».
Обстановку можно назвать жесткой. Она очень деловая, в какое-то время даже холодная. В «Патриотах» все основывается на действии. Это место, где люди могут иногда относиться к вам по-разному, в зависимости от того, как вы тренировались в тот день или как вы ответили на вопрос на собрании. Сегодня ты можешь чувствовать себя как участник Пробоула, а завтра – будто тебя собираются отчислить.
Я не хочу, чтобы это звучало грубо или негативно. Это великолепное место для игры в футбол, и я благодарен за все те годы, которые там провел. Просто иногда может быть сложно. У «Пэтриотс» есть свои стандарты, и давление вполне обосновано. Они создали культуру побед, и именно поэтому они настолько успешны. Джош – важная часть этой культуры и ее формирования.
После того дня в часовне я заметил, что Джош немного изменился. Каждый раз, когда он видел Лекси, он обнимал ее и держал в своих объятиях немного дольше, чем обычно, чтобы спросить, как у нее дела. Изменились и наши разговоры. Раньше они были только о футболе. Сейчас с футбола они начинаются, а в конце мы говорим о Боге, наших семьях и в целом о жизни.
Мои отношения с Джошем действительно улучшились с тех пор. В суровом бизнесе, где парни всегда могут быть отчислены, где победа – это все, где все только о футболе, я по-настоящему ценил тот факт, что он мог просто найти время подойти ко мне и сказать: «Нейт, то, что ты переживаешь с Хадсоном – это важнее футбола». Он сказал, что если мне нужно будет уйти с собрания из-за слишком сильного напряжения, никто меня ни о чем не спросит. Тренер Беличик сказал мне то же самое. Он сказал, что если когда-нибудь придется пропустить тренировку или встречу, то ничего страшного.
«Все, что только может потребоваться Хадсону», — говорил он.
Не думаю, что смогу выразить словами, как я признателен тому, что сказал Билл, и как Джош все это уладил. Они относились ко мне как к человеку, а не футболисту или левому тэклу.
Такое теплое отношение было не только со стороны тренеров. Это отношение проделало путь до самых верхов организации, до мистера Крафта.
Вторник всегда был выходным для команды. Но для моей семьи он стал днем химиотерапии. Мы выезжали из дома в половину седьмого утра и ехали примерно полтора часа до Бостона в детскую больницу. Долгие поездки, химиотерапия, анализы крови, МРТ – так выглядел наш обычный вторник. Я пропускал несколько тренировок и встреч, в основном из-за того, когда наше расписание менялось из-за матчей по четвергам или понедельникам. Но «химия» по вторникам была семейной традицией. Я бы не пропустил ее ни за что на свете.
Помню, в один из вторников на Новую Англию обрушилась метель. В понедельник мы с Лекси посмотрели прогноз погоды и начали переживать, сможем ли мы вообще отвезти Хадсона на прием ранним утром. Мы не знали, будут ли перекрыты дороги, будет ли безопасно ехать.
Тем вечером я поговорил с мистером Крафтом, и он поселил нас всех в отеле рядом с детской больницей в Бостоне, чтобы нам не пришлось беспокоиться о снеге. Отель был красивый, из окон открывался вид на стадион «Фенуэй Парк».
Этот скромный жест – мелочь, которая, думаю, многое говорит о мистере Крафте и о «Пэтриотс» в целом. И это всего лишь один пример доброты и сострадания, которые они показали мне и моей семьи в трудные для нас времена. Мы не чувствовали себя одинокими в нашей борьбе.
Мы знали, что есть целая организация, которая нас поддерживает.
Хадсону в районе груди под кожей установили небольшую порт-систему, так что врачи могли без труда брать кровь и проводить химиотерапию. Спустя год лечения опухоли прекратили рост. В октябре 2016-го врачи убрали порт и перестали делать «химию».
Но еще ничего не было понятно. Мы вошли в так называемый «режим наблюдения». Хадсону продолжили регулярно делать томографию и следить за тем, чтобы опухоли снова не начали расти. Если это произойдет, придется вернуться к химиотерапии.
Это было в тот год, когда мы играли в Супербоуле с «Фэлконс». После этого матча мне впервые показалось, что мое сердце вместо страха, вины и беспокойства стало чувствовать… надежду. Победа раньше была всем для меня. Но в тот момент – после победы в самом сумасшедшем Супербоуле, когда на поле была вся команда и моя семья – сама игра и то, что мы взяли второй титул за три сезона, не занимали первое место в моих мыслях.
Я думал только о Хадсоне.
Помню, как смотрел на него, пока он играл на поле и пинал конфетти, я был счастлив, что с ним все хорошо. Его здоровье было всем для меня.
А победа в Супербоуле – просто вишенка на торте.
Примерно через год, в октябре минувшего сезона, томография показала, что опухоли в почках Хадсона возобновили рост. Врачи снова поставили порт-систему ему под грудь, опять началась химиотерапия, а мы вернулись к нашему типичному вторнику – правда теперь нас четверо, потому что в начале этого года появилась дочь Чарли.
Хадсон все еще борется. Мы все еще боремся.
Но теперь мы ведем этот бой в Нью-Йорке.
Когда я решал, где провести следующий сезон, медицинские потребности Хадсона играли огромную роль. Моя семья должна быть там, где сыну оказали бы самую лучшую помощь. Поэтому несколько команд я исключил сразу.
В Нью-Йорке Хадсон получит то лечение, которое ему необходимо, и мы с моей семьей рады начать новую главу.
Самое сложное – оставлять друзей, которых мы завели, как в «Пэтриотс», так и в округе. Особые отношения у нас завязались с людьми в Бостонской детской больнице, в клинике Джимми Фанда и во всей Новой Англии, в самом Бостоне.
Я хочу, чтобы все эти люди знали, даже несмотря на то, что мы едем в Нью-Йорк, наше общение не прекратится. Мы не собираемся искать им замену. Мы хотим продолжить и развивать их и далее.
Оставлять моих одноклубников тоже будет непросто.
Помню, как за день до Супербоула против «Иглс», мы с некоторыми игроками собрались помолиться, как, впрочем, перед каждым матчем. Нас было около десяти человек в одном из конференц-залов отеля, включая духовника Джека Истерби, который ведет наши проповеди.
Молиться перед играми во время плей-офф всегда сложнее, ведь может так случиться, что это последний раз в этом сезоне, когда группа собирается в таком составе. Перед Супербоулом вы знаете, что этот раз – точно последний. Это тяжело, потому что ты смотришь на всех этих парней в комнате, и вы вместе через многое прошли, но в следующем сезоне некоторых уже здесь не будет. Таков бизнес.
К тому времени, как Джек закончил проповедь, многие из нас были в слезах. Думаю, что любовь и уважение, которые мы испытываем друг к другу, проявлялась именно в такой момент. Мы были небольшой группой, которая в течение всего сезона посещала часовню и молитвенные собрания, а по понедельникам изучала Библию. Некоторые из нас делали это уже несколько лет подряд. За это время некоторые парни женились. Кто-то крестился. Мы делились своими тайными страхами и опасениями, молились за семьи друг друга. Отношения, которые мы построили, трудно описать словами.
Один парень очень точно выразился, когда сказал, что вся эта группа была послана с небес.
Не думаю, что смог бы придумать лучше.
Я благодарю Бога за этих людей.
В этом году я стал одним из тех, кто не вернется в нашу компанию, и буду скучать по всем ребятам. По правде говоря, я буду скучать по всем парням в нашей раздевалке, по людям из организации в целом. Куда бы Бог меня не привел, ничего не заменит мне то, что я нашел в Новой Англии.
Спасибо мистеру Крафту, тренеру Беличику. Особенная благодарность Джошу Макдэниелсу, который стал для меня больше, чем просто отличным тренером – он стал хорошим другом. Спасибо за вашу поддержку. Спасибо тренеру линии нападения Данте Скарнеккии за то, что он всегда относился ко мне как к человеку. За то, что он никогда не позволял тому, что случалось со мной вне поля повлиять на отношение ко мне как к футболисту. Спасибо всем игрокам, которые всегда были рядом, когда мне это было особенно необходимо. Спасибо всем тем, с кем мы с Лекси взаимодействовали в нашем районе. Спасибо каждому даже за небольшую помощь в лечении Хадсона в течение последних нескольких лет. Тепло и доброта, которые вы принесли в нашу жизнь, останется с нами навсегда. Спасибо нашим невероятным фанатам, которые поддерживали команду, меня, мою семью даже в тяжелые времена.
Спасибо, Новая Англия. Я буду скучать по тому времени, когда был частью «Пэтриотс». За последние семь лет я многое узнал о жизни. И также я многое узнал о победе, особенно то, что это еще не все…
Есть нечто большее…
Храни вас Бог.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.Источник: Player's Tribune