Syracuse vs. Texas, 1960 Cotton Bowl. At left is the great Ernie Davis (#44) -- the first African American to win the Heisman. 
На втором курсе я сформировал определенное представление о себе, как о футболисте, и играл в соответствии с ним. Если я думал о себе, как о большом и жестком ублюдке, то побеждал соперника с помощью грубой силы. С другой стороны, если я представлял себя поджарым, резким и быстрым парнем, то моя игровая манера менялась. После игры с «Бостоном», в которой оппонент превосходил меня по массе, я решил сконцентрироваться на втором игровом стиле. Он соответствовал моему чистому подходу к футболу – я никогда не бинтовал руки и не носил на них щитки, я даже отрезал рукава джерси выше локтя и отказывался носить налокотники. Для меня настроиться на игру означало создать мысленный образ быстрого и точного как удар шпагой игрока, который будет кромсать своих соперников.
Нашим вторым соперником стал «Канзас», одна из лучших команд страны. У них был выдающийся бэкфилд, состоявший из квотербека Джона Хадла (сейчас он в «Сан-Диего Чарджерс»), и хавбеков Берта Коэна и Кёртиса МакКлинтона. Коэн и МаКлинтон пробегали 100 ярдов за 9,6 секунды, а Хадл по скорости мог сравниться с любым нашим игроком.
Берт Коэн, Джон Хадл и Кертис МакКлинтон (в составе «Канзас-Сити Чифс»)
Наш тренер ди-беков Рой Симмонс наблюдал за их первым матчем и обобщил свои впечатления, предупредив нас:
«Ребята, они отлично физически подготовлены и энергичны».
Излюбленным розыгрышем «Канзаса» был «QB option», при котором их блокировщики вставали на четыре точки и использовали технику скрэмбл-блока. Они были небольшими, легкими и по-настоящему быстрыми; они не пытались превзойти защитников в силе, а завязывались с ними, используя скрэмбл-блок. При опшене Хадл принимал снэп, разворачивался и имитировал вкладку на фулбека. МакКлинтон двигался за ним, так что у Хадла был вариант выносить мяч самому за тэклом, либо сделать откидку МакКлинтону для широкого выноса. Как только я видел, что они планируют играть эту комбинацию, я прорывался через линию скримиджа и встречал Хадла в бэкфилде, разрушая розыгрыш прежде, чем он начался. Мы перебегали «Канзас», набрав более 300 выносных ярдов против их 68, но победили со счетом всего лишь 14-7 и продолжили беспроигрышную серию. Я отыграл половину матча и отыграл хорошо. Бен сказал репортерам, что я был лучшим ди-лайнером команды.
Следующий матч мы играли против «Холи Кросс» в Вустере, штат Массачусетс. Они никогда не были
Программа матча «Холи Кросс» — «Сиракьюз», 1960
серьезной силой, и в расписании на каждый сезон Бен отмечал игру против них как передышку. Мы не смогли собраться, и они почти обыграли нас. Покидая поле, мы слышали скандирование болельщиков «Холи Кросс»:
«Вы больше не «номер один»!»
И действительно, когда на следующей неделе вышел свежий рейтинг, нас не было на первой строчке, хотя наша беспроигрышная серия насчитывала уже 14 матчей. Несмотря на то, что команда в целом сыграла слабо, я провел лучший на тот момент матч за университет. К перерыву мы проигрывали 6-0, и Бен был в ярости – но он выделил меня и похвалил:
«В футбол здесь играет только один человек, и это Мэггиси. А вы, парни, сахарные задницы и недостойны звания чемпионов».
Он устроил им настоящую взбучку. Его похвалу было приятно слышать, но это был очередной шаг на пути к отчуждению меня от остальной команды — парней раздражало то, что меня постоянно приводили в качестве примера идеального футболиста.
После той игры я получил первые деньги. Боб Стем, наш стартовый центр, вышел из раздевалки вместе со мной. Стем был большим парнем с квадратной челюстью, по-настоящему жестким типом, любящим выпить и подраться. Как и я, он провел хороший матч против «Холи Кросс», и мы вместе шли к автобусу. Навстречу нам вышел Рок Пирро, тренер линии нападения, и взял меня за руку. Я подумал, что он хочет пожать мне руку. Рок сказал: «Хорошая игра», я поблагодарил его и понял, что он вложил в мою ладонь банкноту в $20. Заметив мой озадаченный вид, он сказал:
«Всё в порядке, Дэйв, один выпускник попросил тебе это передать».
Затем тоже самое он проделал со Стемом.
В прошлом году всем игрокам стало известно, что звезды получали от $20 до $50 за игру. Во второй половине сезона, когда «Сиракьюз» начал подниматься в рейтинге, всё больше игроков получало выплаты. Обычно тренеры передавали деньги как Рок Пирро, через рукопожатие, но часто они просто вручали игрокам конверты. Иногда они использовали другие способы: после одной из домашних игр я пытался надеть ботинок, но что-то внутри него причиняло дискомфорт. Я перевернул ботинок, и на пол упала мятая двадцатидолларовая бумажка.
В четвертой игре мы встретились с нашим извечным соперником – «Пенн Стейт». После посредственного выступления в матче против «Холи Кросс» многие ожидали, что мы проиграем. Тем жарким днём на Стадионе Арчбольда собралось 40000 человек – рекорд посещаемости за всю историю «Сиракьюз». Показав хорошую игру против «Холи Кросс», я заслужил место в старте.
На последних минутах игры мы вели 21-15. Тогда «Пенн Стейт» прошел 84 ярда до нашей 2-ярдовой линии. Тачдаун означал ничью, а успешная реализация – конец нашей беспроигрышной серии. Я провел в защите весь драйв и жара – тогда было около 30 градусов и душно – замучила меня. Между розыгрышами я стоял на четвереньках, пытаясь восстановить дыхание. Мяч был установлен на наших 2 ярдах, и я принял стойку, готовясь к началу розыгрыша. Я еле стоял на ногах и думал:
«Ладно, ублюдки, ещё один розыгрыш, и время закончится».
Я посмотрел на часы – осталось всего 7 секунд. В попытках настроиться я совершенно потерялся, даже забыл, какой по счету был даун. Игроки «Пенн Стейт» выстроились напротив меня, но когда я огляделся, то увидел, что был единственным игроком «Сиракьюз» на линии. Мои товарищи по команде стояли в хадле, оказалось, что на прошлом розыгрыше мы остановили «Пенн Стейт». Я поднялся, а кто-то из парней крикнул, чтобы я шел в хадл. Мы сыграли «QB sneak», и время вышло. Так мы одержали 15-ую победу подряд.
Пятый матч мы играли в Моргантауне против «Вест Вирджинии». Я был не только стартовым ди-тэклом, но и стартовым тэклом нападения. После победы над «Пенн Стейт» команда была как никогда едина, и мы провели лучшую игру в году, разгромив «Вест Вирджинию» 45-0. По два тачдауна занесли Эрни Дэвис и Арт Бэйкер, а Джон Мэкки и Уолт Суини отметились тачдаунами на приеме. Нашим соперникам не удалось набрать очки, зато они запомнились несколькими грязными ударами. Помню, как я собирался выставить блок в глубине поля. Ди-бэк «Вест Вирджинии» просто стоял на месте, а я подумал:
«Господи, он даже не пытается защититься».
Когда я приблизился вплотную, он неожиданно ударил меня кулаком в челюсть, это был левый хук. К заключительной четверти игра превратилась в уличную драку.
Самолет до Сиракьюз взлетал из аэропорта Питтсбург (два часа езды от Моргантауна). Множество парней здорово напились ликера, который пронесли на борт. Пока мы ехали в автобусе, я сидел с Марком Уэбером. Он поделился своими опасениями насчёт того, что команда становится слишком самоуверенной, особенно после такой победы над «Вест Вирджинией». Он был обеспокоен тем, что некоторые ветераны не желали выкладываться как раньше. Они считали, что второе подряд чемпионство уже у нас в кармане, и распылялись на множество вещей, не связанных с футболом. Я согласился с Марком, меня тоже беспокоил настрой ветеранов.
Фред Маутино
Следующим соперником был «Питтсбург», последняя сильная команда на нашем пути. Предвидя драматическое развитие событий в этом матче, наши наиболее предприимчивые ветераны ещё до начала сезона стопками скупали билеты на него и на игру против «Пенн Стейт». Одним из этих парней был наш энд Фред Маутино. Мы возвращались в общежитие после предматчевого завтрака и проезжали мимо стадиона, когда Фред закричал водителю, чтобы тот остановился. Никто не понимал, какого чёрта он делает, потому что большинство из нас было погружено в свои мысли и настраивалось на игру. В автобусе не было тренеров, поэтому водитель выпустил Фреда. Мы увидели, как он вытащил огромную пачку билетов и принялся продавать их тем, кто пришел на игру пораньше. Когда мы разошлись по комнатам, я лежал на кровати и думал о Фреде и его чёртовых билетах, его безразличное отношение к игре выводило меня из себя.
Около часа спустя, я пошел в раздевалку, чтобы приготовиться к игре. Я всегда одевался в определенном порядке. Сначала я надевал бриджи, затем носки и обувь, а после этого начинал ритуал правильного завязывания шнурков. Если мои бутсы были зашнурованы слишком туго или слишком слабо, я не мог нормально играть. Затем я надевал каркас и джерси, проверял застежки на шлеме, винты на маске и, наконец, надевал шлем. В тот день я повторил этот ритуал, но был так возбужден перед игрой, что только раза с двенадцатого смог правильно зашнуровать бутсы.
Матч начался, и «Питтсбург» был к нему готов. Подготовился и их энд Майк Дитка, который был соперником Маутино за попадание в команду Олл-Американ. Фред был выбран в символическую сборную годом ранее, но многие считали, что как игрок Дитка лучше него. Прошел слух, что в 1960 году от Востока в сборную будет выбран только один из них – это была стандартная процедура, так как выбиравшие игроков специалисты хотели расширить географию представленных в команде регионов. Так что игра была не только противостоянием двух сильных команд, но и дуэлью двух сильных футболистов.
Майк Дитка, 1960
Я играл бок о бок с Фредом и в атаке, и в защите, поэтому отлично видел, как Дитка разрывал его. «Питтсбург» использовал свою знаменитую защиту «State 7», при которой Дитка и энд с другой стороны прорывались через линию розыгрыша. Я только начинал блокировать своего игрока, как тут же слышал свисток рефери, сигнализировавший об окончании розыгрыша. Я оглядывался назад и видел кучу тел: Дитка просто выталкивал Фреда в бэкфилд, на блокирующего бека и игрока с мячом, полностью разрушая комбинацию. Это продолжалось большую часть дня, и к заключительной четверти Дитка прорывался в бэкфилд почти каждый раз.
Дитка был так же эффективен против Фреда, когда атаковал «Питтсбург». Я помню одну комбинацию, которую они с успехом применяли на протяжении всего матча. Это был опшен, при котором квотербек отправлял фулбека с мячом в проход за тэклом, делал откидку хавбеку, или оставлял мяч у себя. Во время одного из таких розыгрышей фулбек отлично изобразил вкладку. Я среагировал на вынос и хорошенько его приложил. Я нанёс ему тяжелый и резкий удар, и мы оба оказались на земле. Оглянувшись, я увидел, что Дитка уложил Фреда на газон, в то время как квотербек с мячом пробежал через его проход и занес тачдаун. Дуэль Дитки и Маутино стала отражением того, как проходила игра в целом. «Питтсбург» обыграл нас 10-0 и завершил нашу беспроигрышную серию, которая насчитывала 16 матчей. Тогда они превзошли нас во всём, и их победа не была случайностью.
Мы проиграли и наш следующий матч против «Армии» в Нью-Йорке со счётом 9-6. Для меня было удовольствием играть на домашнем стадионе «Янкис», но та встреча запомнилась мне кое-чем другим. По ходу сезона Марк Уэбер получил несколько травм колена, и было до конца неясно, сможет ли он сыграть против «Армии». Марк всерьёз думал о завершении карьеры. Примерно за месяц до игры он попросил Бена выплачивать ему деньги, так же как и некоторым другим игрокам. Шварцвальдер наотрез отказался. Я много раз говорил об этом с Марком, и он решил продолжать играть, так как это был его последний год в университете.
Но ему так и не удалось доиграть сезон до конца. Во второй половине матча против «Армии» Бен сделал то, чего почти никогда не делал до этого – поставил Марка на возврат панта. Уэбер поймал мяч и начал движение. Один из крупных тэклов «Армии» нанес удар прямо по его больному колену и порвал его. Марка унесли с поля на носилках. Не было никакого смысл в том, чтобы ставить большого тяжелого парня с плохим коленом на возврат панта, который, как все знают, является одним из самых опасных розыгрышей в футболе. После этого происшествия Марк никогда больше не вышел на поле.
На последний матч сезона мы прилетели во Флориду, где должны были сыграть против Университета Майами на Оранж Боул. Тогда я получил первую серьезную травму. В конце игры квотербек «Майами» отдал мяч хавбеку, который устремился в проход, за который я отвечал. Я встретил его на линии скримиджа и начал валить на землю, когда Джон Сакета, один из наших гардов защиты, упал на моё колено. Шипы моих бутс увязли в земле, поэтому колено и голеностоп приняли всю тяжесть этого удара. Меня унесли с поля, колено торчало и выглядело серьезно поврежденным. Доктор Барни, врач команды, ударил мою ногу ниже колена и вправил его на место. После этого два тренера унесли меня в раздевалку. Боль была мучительной, учитывая то, что я вдобавок порвал голеностоп, и он кровоточил. Тренеры положили меня на стол, сказали, что «скорая» уже в пути, и вернулись на поле. Мне было жутко слышать крики фанатов, пока сам я лежал один в раздевалке и даже не знал, насколько серьезную травму получил. Я чувствовал себя полностью отрезанным от мира и боялся, что моей карьере пришел конец.
Наконец, «скорая» приехала, и меня отвезли в госпиталь в полном снаряжении. Там мне сделали рентген и приложили лёд к колену и голеностопу. Мне показалось, что в больнице обо мне тоже забыли: я просто лежал в палате неотложной помощи и чего-то ждал. Медсестра, уходившая с дежурства, подошла и заговорила со мной. Она представилась – её звали Беверли – и спросила, нужно ли мне что-нибудь. Я сказал:
«Да, я был бы рад шести банкам пива, оно должно снять боль».
Пока она ходила за пивом, меня перевели в отдельную палату. Я боялся, что она не найдет меня, но как только остальные медсестры покинули палату, вошла Беверли с пивом, спрятанным под плащом. Я ничего не ел с самого утра, поэтому после первых же банок пива меня развезло. Немного погодя появилась старшая медсестра и сказала моей новой подружке выйти.
На следующее утро мне стало лучше. Джим Декер, ассистент спортивного директора «Сиракьюз», который путешествовал с командой, позвонил и сказал, что два выпускника заберут меня и отвезут в отель к остальной команде. Я заверил его, что меня есть, кому отвезти – прошлым вечером мы с Беверли договорились провести день на пляже. Декер всё-таки стоял на своем, и сказал, что пришлет за мной кого-нибудь. Когда мы выходили из больницы, меня окликнули два мужчины средних лет:
«Мэггиси, Мэггиси, подожди, мы должны отвезти тебя в отель».
Они искоса поглядывали на Беверли и, я думаю, поняли ситуацию. Они продолжали настаивать на том, чтобы я ехал с ними.
«Мне жаль, что вы приехали за мной, но я говорил мистеру Декеру, что смогу добраться сам», — ответил я. Уходя, я услышал, как они пробурчали что-то о том, что тренерам это не понравится. Тренеры ничего мне не говорили напрямую, но во время полета обратно в Сиракьюз, они улыбались, глядя на меня, и понимающе кивали.
Когда сезон закончился, Бен не уставал меня хвалить. Он говорил репортерам, что я являюсь лучшим внутренним лайнменом и лучшим второкурсником команды, хотя в числе второкурсников были и такие игроки как Джон Мэкки и Уолт Суини. Меня не выбрали в сборную Олл-Американ, но я удостоился похвального отзыва Associated Press.
Я был одним из «хороших ребят» Бена, но не мог забыть то, как внезапно и бессмысленно закончилась карьера Марка. То, как он получил травму, заставило меня задуматься о невероятной жестокости игры и о власти, которую имеют над игроками те, кто игру контролируют. Кроме того, я почувствовал, что зарекомендовал себя в качестве футболиста, и начал интересоваться другими вещами. И хотя на протяжении всего оставшегося времени в университете и семи лет в НФЛ я продолжал быть энергичным и супер-агрессивным игроком, я никогда больше не играл с той же интенсивностью и самоотдачей, которую я показывал на втором курсе.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.