Прежде чем нырнуть в нескончаемую глубину этого интервью, мы хотим воспользоваться минуткой и поблагодарить бывшего квотербека «Сихокс», тренера, чьё имя запечатлено на Ring of Honor, Джима Зорна, который не торопясь и с большим пониманием говорил с нами обо всём на свете. Мы на самом деле должны сказать: для «Сихокс» было большим счастьем, что Зорн играл за них. Итак, без дальнейшей рассуждений и лишних предисловий, давайте перейдём к интервью. Вопросы и ответы – перед вами…

— После попадания в НФЛ был кто-то, кто немедленно взял Вас под свою опеку? Какой-нибудь ветеран?

— Когда я попал в НФЛ, единственным человеком, с которым я проводил много времени, был Роджер Стобах. Не то чтобы он взял меня под крыло, но он показал мне, что значить быть профессионалом и как должен вести себя парень, играющий в НФЛ. То, как тяжело он работал, было примером для меня. И я видел, что надо делать, чтобы быть похожим на Роджера, уже на заре карьеры.

— Был ли определённый момент, когда вы поняли, что ваш дуэт со Стивом Ларджентом может стать чем-то экстраординарным?

— В самой первой игре, когда я бросил мяч. Он был на вертикальном маршруте с левой стороны. Я прошёл немного влево и сильно бросил, действительно далеко, чтобы он на ходу смог поймать этот пас. Но, продолжая бежать, он нырнул вперёд и поймал мяч, находясь в воздухе в двух футах над землёй. Это был бросок, который мне понравился, который был просто потрясающим. И он выставлял меня в хорошем свете, я сам выглядел хорошо. Вы понимаете, о чём я?

И вторая причина: у нас со Стивом, как ни с кем другим, кто находился вокруг меня, были похожие ситуации, напоминающие овертайм. Он играл в Университете Тулсы и был выбран в четвёртом раунде драфта, а потом отчислен из «Хьюстон Ойлерс». Я был свободным агентом в «Даллас Каубойс», был уволен и получил ещё один шанс в «Сиэтле». У нас были одинаковые мысли по поводу нашего увольнения. Мы не могли позволить себе работать спустя рукава, чтобы это стало причиной отчисления. Они вынуждены были бы пойти на это просто потому, что мы не играли.

— Каковы были отношения в раздевалке «Сихокс» в ваши первые два года в команде?

— Первый год был интересным. Вокруг меня постоянно менялись игроки, приходили, уходили — даже после того, как команда приняла окончательный вид. На той неделе у нас было несколько новых раннинбеков, и я всё ещё не знал их имён, поэтому просто называл их по номерам. «Эй, номер 44, беги сюда». Это было неповторимо.

Уникальным в нашей раздевалке было то, что мы очень быстро стали настоящей командой. У нас были ветераны-лидеры. В тот год у нас были парни, которые до этого играли в разных хороших командах и принесли часть своего прошлого сюда. Думаю, что все были очень взволнованы быть частью чего-то нового, начинать новые традиции, поэтому можно сказать, что наша раздевалка была хорошим местом, чтобы находиться в ней.

— Из всех игроков «Сихокс», с которыми вам довелось играть, кто был самым недооценённым?

— Хмм… Недооценённым… Ну, вероятно, были такие. Был такой Дэн Дурнинк. Умный парень, умный игрок. Я не знаю… Шерман Смит (нынешний тренер раннинбеков «Сихокс» — Прим.ред.) — недооценён? Он был по-настоящему отличный раннинбек. Забавно, что в колледже он был квотербеком, мы его задрафтовали как ресивера, и он стал у нас стартовым раннинбеком. Так что — как вы его можете оценить?

— Самый пугающий защитник, против которого вам довелось играть?

— Могу назвать парочку. Один из них – Джек Ламберт. Думаю, он действительно получал удовольствие от игры. Ралон Джонс, защитник «Денвер Бронкос», был похож на космического солдата — я имею в виду, что он был похож на человека, у которого была определённая миссия. Могу назвать несколько имён из «Чикаго» сезона-85. Майк Синглетери. Стив Макмайкл был действительно хорошим игроком. Он играл в линии защиты.

Вы знаете, я могу вам сказать, что никогда не забуду, с каким уважением эти парни относились к игре. Они вносили в игру элемент насилия — я, конечно, не страшился жёсткой игры, но они выходили на поле с таким желанием и страстью, что у вас не оставалось выбора: вы должны были выкладываться полностью и играть в свою игру, чтобы соответствовать этим парням, которые действительно любили соревноваться.

— Как квотербек, любящий импровизировать, как вам работалось с ресиверами, которые не были приучены к такому формату игры?

— О-о, хороший вопрос. Мы работали над этим на тренировках. На самом раннем этапе моего пребывания в «Сиэтле» мы выяснили, что если розыгрыш не произошёл на одном дыхании, если мяч не вылетел мгновенно, значит, они должны были искать место, где должны находиться, чтобы принять мяч.
У нас у каждого была своя роль, и то, что вы видите в сегодняшнем «Сиэтле», во многом берёт своё начало с нашего времени. Импровизация заставляет игру ожить. Мы перемещаемся, ресиверы перемещаются вслед за нами.

Это сильно отличалось от того, что было раньше. Люди вдруг увидели, что я могу не только бросать мяч, но и готов бежать вперёд по полю. Мы заранее проектировали и строили такие розыгрыши, поэтому Ларджент мог пробежать 20 или 22 ярда вместо 15 или 18. Мы очень много работали над идеей, что если розыгрыш не получается на тренировке, тогда мы должны импровизировать, будто это и есть настоящая игра.

— Вы можете сравнить «Сихокс» 1983-84 годов, когда вы были игроком, «Сихокс» 2005 года, когда вы были тренером, с нынешними «Сихокс»?

— Хорошо, я сделаю одно сравнение. У вас есть команда, которая побеждает. Вы подходите к последней четверти сезона, глядя вперёд, на плей-офф, где место для вас ещё отнюдь не забронировано, но вы по дороге туда. И вот вы как тренер делитесь с командой частью ответственности — и игроки берут её на себя, у и них появляется больше уверенности, и команда начинает выглядеть по-другому, чем когда тренеры всё планируют за них, без их участия.

Таким образом, игроки как бы вступают во владение командой, и вы как тренер должны будете делать меньше, а игроки — больше. Они, наконец, начинают видеть ту миссию, которую вы пытаетесь возложить на них. Они начинают доверять тренеру.

Вероятно, это лучшее сравнение команды 1983 года, которая проиграла чемпионат АФК, с командой 2005 года, которая выиграла чемпионат НФК и вышла в Супербоул.

— Какой ваш любимый момент как квотербека «Сихокс»?

— О, чёрт возьми, я не могу выбрать один момент. Было много моментов, о которых я могу вспомнить и которые хотел бы ещё раз пережить. Я вам скажу, что мои любимые моменты — когда ты начинаешь драйв глубоко на своей половине поля, на 20 ярдах, проходишь с командой 80 ярдов и заканчиваешь тачдауном.

Ничто не приносит большего удовлетворения, чем это. И это не зависит от того, ведёте ли вы в игре, доминируете ли, есть ли у вас неудачные розыгрыши… Вот так закончить драйв — это незабываемо. И послушайте, я бы мог рассказать вам о филд-голах, о фэйк филд-голах, о длинных пасах, обо всём том, из чего обычно делают видеонарезку. Всё это — чистая радость. Но я могу даже выбрать розыгрыш, в котором я фактически не участвовал. Мы играли с «Чикаго Беэрс» в «Кингдоуме», их тренировал Майк Дитка. Мы вели 31-29, и всё, что они должны были сделать, это пройти вперёд и забить филд-гол, чтобы победить.

Мы выстроились в линию на третьем дауне, и Джек Патера дал указание делать фэйк-пант. На третьем дауне! Дэн Дурнинк встал позади меня. Я начал двигаться в сторону, и в это время выкрикнул имя Ларджента. После снэпа мяч попадает к Дурнинку, и он бьёт пант в правую сторону. Мяч катится к Лардженту и почти перепрыгивает через его ноги в зачётную зону. Тогда он касается мяча и останавливает игру на линии одного ярда. Таким образом, у них впереди было 99 ярдов, и всё закончилось тем, что они не смогли закончить драйв, и мы выиграли. Дитка был обескуражен, просто не готов к этому! Да, это один из моих любимых розыгрышей, даже при том, что я и до мяча-то не дотронулся. Я могу ещё вспомнить о защите, о спецкомандах, есть очень много приятных воспоминаний, которые игроки хранят в памяти за годы карьеры.

— Из тех, с кем вы играли, с кем сегодня поддерживаете отношения?

— Со Стивом Ларджентом, естественно. С Шерманом Смитом. Мы были хорошими друзьями с Дэйвом Брауном, но его уже нет среди живых. Я поддерживаю отношения со Стивом Рэйблом, с Нормом Эвансом. Целый список. С Сэмом Эдкинсом мы хорошие друзья. Также поддерживаю контакты с некоторыми тренерами, например, с Говардом Маддом.

— Мэтт Хассельбек сегодня – свободный агент, и он готов играть ещё год. Вместе с тем, Таварис Джексон тоже вот-вот станет свободным агентом. Не думаете, что «Сихокс» должны рассмотреть возможное возвращение Мэтта?

— Я не тренер, поэтому не могу сказать ничего об их каких-либо планах. У меня нет мнения на этот счёт. Но я знаю, что Мэтт мог бы принести большую пользу в любой команде. Он может дать шанс команде любого уровня, но он уже прошёл пик своей формы. Поэтому он понимает, насколько ценно быть партнёром в команде, которая всегда хочет выиграть и играть в свою лучшую игру.

— Можете вспомнить какие-либо забавные истории с Мэтом Хассельбеком?

— Могу, но не хочу этим делиться (смеётся).

Я очень нежно отношусь к Мэтту, потому что я знаю и вижу, как Мэтт относится к людям. Ваш статус в команде не имеет для него значения. Он смотрит на всех одинаково, независимо от того, прославленный вы футболист или непритязательный новичок, который ходит в дешёвые рестораны фаст-фуда, потому что просто должен что-то есть, и ест там то, что не должен есть. И у Мэтта есть приоритет: он очень трепетно относится к своей семье. И ещё Мэтт очень способный в социальных сетях, я стараюсь учиться у него.

— Каких навыков современных квотербеков не хватало в вашу эпоху, и, с другой стороны, над какой частью вашей игры должно работать большинство, чтобы стать более успешными в наше время?

— Прежде всего, я думаю, что современным игрокам неведомы какие-то фундаментальные принципы и методы, потому что в колледжах этому просто не уделяется достаточно времени. Молодым игрокам не хватает фундаментальных знаний. Вы пытаетесь помочь им, но в НФЛ сегодня очень трудно опекать одного игрока и развивать его год за годом. Сегодня мы просто смотрим на игрока и решаем, может он играть или не может. На этом наша миссия заканчивается.

В моё время игрок мог развивать свои навыки. Один из самых важных навыков, которые просто необходимы игроку — умение импровизировать. Способность двигаться в конверте — это одно, а умение бросать на бегу и при этом быть эффективным — это другое. Я вижу потраченное впустую действие, я вижу неудачные решения. Я работал со многими молодыми квотербеками перед съездом скаутов, и я был действительно поражен отсутствием у них элементарных футбольных знаний, простых чистых знаний.

На уровне колледжа вы ограничены во времени. Если у вас есть быстро движущееся нападение, вы просто смотрите на таблички с краю поля, думая уже о следующем драйве. Потом вы добираетесь до НФЛ и в хаддле должны назвать следующий розыгрыш, и вы озабочены этим, вы нервничаете. А нервничаете потому, что никогда не делали этого раньше, и не знаете, помните ли вы каждый розыгрыш, что занесён в плейбук, не говоря уже о том, чтобы в хаддле выбрать правильный из них.

Есть ещё много вещей, к которым игроки должны приспособиться, оказавшись в НФЛ, потому что в колледже они этого не делали.

Подумайте, что даже у такого парня как Пейтон Мэннинг первые несколько лет ушли на то, чтобы всесторонне изучить футбол, по-настоящему понять своё нападение. Он был настойчив и сделал это. И это самым решительным образом усилило его игру. На поле он будет вашей лакмусовой бумажкой: заставит вас показать, чему научились вы. Но ему не далось всё легко и сразу. У него был график обучения, ползущая вверх кривая. Пейтон Мэннинг не стал Пейтоном Мэннингом в одно мгновение. Он знает, что такое труд, что такое трудовая этика, как и большинство великих игроков.

— Когда Вы работали тренером, кто вдохновлял вашу наступательную философию? Какой игрок или тренер?

— Мне нравились системы нападения Западного побережья, среди которых я вращался. Фактически, мне нравились все системы нападения, но именно системные розыгрыши Западного побережья совпадали с менталитетом квотербека и позволяли ему играть и дышать полной грудью.

Например, сильная выносная игра, ритм паса, множество игроков, разнообразие тактических построений — всё это составляло ритм игры и выносило мяч вперёд. Затем — быстрое продвижение по полю, жёсткость и точность каждого розыгрыша, уловки, которыми вы пытаетесь поймать врасплох защиту соперника. Так что, я думаю, что если Джерри Роум не был автором системы Западного побережья, то он понял ритм, создал дизайн игры, которые расставляют игроков на позициях так, чтобы они могли держать мяч и идти вперёд как можно большее количество времени.

Другим человеком, оказавшим влияние на меня, был Майк Холмгрен. Он пытался сохранить игру Западного побережья такой, какой он её видел в Сан-Франциско, когда работал там с Биллом Уолшем. Я попал в лигу в 1975 году и уже тогда почувствовал, что Уолш проделал большую работу по развитию нападения, наблюдая за всеми командами, против которых играл. Таким образом, если вы скажете, что Биллу Уолшу принадлежит авторство создания наступательной игры Западного побережья, будете правы. Я могу сказать, что Джерри Роум придумал эту игру и даже играл так в Тулсе, прежде чем пришёл в «Сихокс». Но всё это вышло на свет в дизайне и обработке Билла Уолша, потому что его «Фотинайнерс» с Джо Монтаной играли в Супербоуле. Поэтому честнее было бы сказать, что они стали авторами как бы за его спиной, вслед за ним.

Я смотрю на «Пэтриотс» и думаю, что Билл Беличик сделал бы то же самое. И та игра стала бы их игрой, а все остальные команды брали бы пример с них.
Моя мысль состоит в том, что нужно красть хорошие идеи у кого-то другого, тогда вы сможете улучшиться. Ещё я могу сказать, что легендарные тренеры становятся таковыми благодаря гениальным концепциям, но общий ключ успеха для всех — это действительно хорошие игроки, лучше, чем у кого-либо ещё. И если у вас есть такие игроки, вы станете лучшим и знаменитым футбольным тренером, и все захотят следовать за вами.

Попробуйте вставить одного игрока среднего уровня в схему — и вся схема превратится в систему среднего уровня. Хорошие игроки могут сделать среднюю систему лучше, плохие — нет. И вот у вас есть хорошие игроки, хорошие схемы и хорошая команда — и вы уже находитесь в плей-офф. Это то, что вы можете. Это вам по силам. При этом все должны быть здоровы, но это уже от вас не зависит.

— Как вам работалось с разными тренерами, исповедующими различную философию игры?

— Я рассматривал это как получение блестящего образования. И вы также понимаете, что у вас есть способ видения розыгрышей, способ понимания, и способ этот успешный, но теперь у вас будет несколько другой опыт прочтения тех же ситуаций и положений. Некоторые нападения играют так же, как и вы, они украли эту манеру игры у команд Западного побережья, но всё-таки они не выносят мяч, как команды с Западного побережья. Они выносят так, как им кажется правильным и подходящим.

То, что они что-то взяли у других команд, впечатляет и приносит результат, но у них есть другие идеи, другое видение, и мы видим подтверждения их мыслительного процесса, который тоже приносит свои плоды. И все эти видения, способы, мысли переплетены в различных нападениях различных команд. И это то, на что вы обращаете внимание, то, что даёт вам возможность оценить их.

Самая важная вещь между тренером и игроками состоит в том, что игроки понимают, почему вы, тренер, назвали тот или иной розыгрыш. Поэтому у вас и мысли не возникает позвать группу игроков и объяснять им, да это и не нужно, но игроки сами понимают, что есть причина, почему тренер назвал именно этот розыгрыш. Это был один из самых превосходных уроков, который преподал нам Майк Холмгрен.

— Как вы себя чувствуете при обсуждении правила ловли, которое активно обсуждается в эти дни? Много поклонников и журналистов считают, что это запутанное правило — а вы что скажете?

— Ну, я думаю, что изменение значительно уменьшило так называемую «серую зону», чтобы дать парню закончить действие — потому что очень трудно видеть, поймал ли он мяч, летящий за пределы поля, или упустил его. Я думаю, что они устранили некую часть серой области, которая даёт бесконечное множество толкований, но тогда игра становится слишком технической: судья без конца подходит к монитору, чтобы посмотреть повтор. И у тренеров есть красные флаги, они просто будут чаще пользоваться ими.

Некоторые вещи в футболе происходят настолько быстро, что вы не успеваете увидеть и не понимаете, был ли приём или нет. Поэтому вы должны знать, что правила хороши тем, что позволяют пользоваться повтором. Некоторые правила тяжело интерпретировать, особенно когда дело доходит до заключительного приёма. Раньше были натяжки и разночтения, что иногда давали свободу разным дурацким трактовкам. Например, вы собираетесь поймать мяч, и вас вытолкнули за пределы поля, фиксировали «инкомплит», но в то же время, если судья решил, что вы поймали мяч в пределах поля, он засчитывал приём.

Я думаю, что определить, был приём или нет, гораздо легче с помощью повтора, чем, например, помеху при приёме паса. Думаю, что создание защитой помех при приёме паса — одно из самых трудных для определения понятий в НФЛ. Но, если говорить о той манере, в которой я играл — ресивер находился в пределах первых пяти ярдов — хорошо, что правила не очень изменились.

Но это правило трактуется очень вольно, потому что вы сегодня можете держать парня ровно столько, сколько можете, лишь с условием, что не хватаете его за джерси. Это значительно больше того, чем вы могли бы сделать в моё время, когда я играл. И вот в этом и есть суть дела. Вместо того, чтобы изменить правило, мы внесли в него элемент свободной трактовки, приспособили ко времени и внесли некоторые изменения. Это сделало игру намного тяжелее с точки зрения последовательности принятия решений, потому что судьи один и тот же розыгрыш видят по-разному. Точно такой же момент, что был засчитан на прошлой неделе, может быть не засчитан неделю спустя. Это одно из самых спорных правил, и игроки, и тренеры должны пытаться спорить с этим и пытаться изменить это. Тренеры должны просить игроков замечать, какой судья принимает какие решения, и следить за тем, как эта тенденция получает развитие.

— У многих фанатов остался горький привкус от некоторых судейских решений на Супербоуле XL. Вы чувствуете, что они повлияли на результат игры, или это просто позиция тех, кого побили «Стилерс»?

— Я вам дам довольно прямой ответ и довольно информативный. С Майком Холмгреном, а я играл в его команде семь лет, одной из моих обязанностей было собирать на видео спорные моменты: если мы чувствовали, что должен был быть свисток, или чувствовали, что не должно было быть свистка, или чувствовали, что здесь можно опротестовать, в общем, мы занимались ситуацией под названием «я ничего здесь не понимаю, интерпретируйте это для меня».

Ну вот, после Супербоула я насчитал 15 спорных моментов. Мы чувствовали, что и где было неправильно, что здесь нужно было опротестовать, что здесь не было нарушения, что здесь нельзя было свистеть, а в другом моменте — да. (Попробуйте сами интерпретировать мои слова.) И что дальше? Дальше вы посылаете все эти видео в офис НФЛ, и Лига отвечает вам на все ваши вопросы: вы здесь были неправы, арбитр принял верное решение, — или: да, вы правы, здесь нужно было действовать так и так.

Из тех 15 спорных решений администрация лиги согласилась с нами в семи. Почти 50 процентов неверных судейских решений в одной игре. И если бы все те свистки были верными, я не сомневаюсь, что мы бы выиграли Супербоул.

— Итак, 15 спорных решений в Супербоуле. А сколько, по-вашему, таких решений принимается в обычной рядовой игре лиги?

— Если говорить о нападении, а ведь есть ещё защита и спецкоманды, я послал бы в офис лиги пять-семь моментов. Это было бы хорошим вариантом для меня. Обычно, я вижу и могу зафиксировать в среднем три спорных момента в нападении. На каждой неделе по-разному. Бывает три, бывает два, бывает для меня вообще нет ошибок. И даже бывают времена, что и для вас нет ошибок.

Я всё же думаю, что судьи пытаются хорошо делать свою работу, в противном случае, их не должно там быть, и из года в год они стараются быть последовательными, насколько возможно. Просто футбол — это тяжёлая игра для судейства, и бывает трудно понять, каким образом пишутся правила. Это трудная игра.

Я не пытаюсь найти оправдание нашему поражению, но мы должны обсуждать и объяснять и работу судей тоже.

Вы знаете, что главный судья того матча через несколько лет приехал в Сиэтл и фактически извинился за неудачное судейство? Он приехал поддержать кого-то и фактически принёс «Сихокс» извинения от себя и всей судейской бригады. Даже при том, что кажется, что я пеняю на судейство, вместо того, чтобы просто сказать: «Мы должны были выиграть тот матч», — сам факт, что судья приехал и попросил прощения у игроков и болельщиков, говорит о многом.

***

От авторов: Ближе к середине интервью мы спросили Джима, что он думает о развитии Рассела Уилсона в 2015 году. Он нарисовал нам захватывающую перспективу. Джим упомянул, что очень много людей делает поспешные выводы о работе и таланте квотербека, основываясь на просмотре нескольких игр. Он очень страстно говорил о том, что здесь люди не имеют права высказывать мнение. Мы, как болельщики, не видим, что происходит на тренировках, за закрытыми дверьми. Мы не видим развития, прогресса. Поэтому лучше нам «идти своей дорогой», а не критиковать Рассела и других квотербеков. Мы не тренеры, мы не видим процесс в целом и несправедливо вести себя так , будто мы имеем на руках полную картину.

Мы оценили его слова.