Виталий Писецкий уехал в США в 1992 году, не имея ни малейшего представления об американском футболе и толком не владея английским языком. Казалось, его карьера должна была пойти совершенно в другом направлении. 12-летний мальчик делал большие успехи в футболе европейском. Занимался в одной из лучших школ страны – Центральном спортивном клубе армии, играл бок о бок с Игорем Семшовым, подавал мячи на бровке уже состоявшимся звездам и даже, можно сказать, принял участие в решающей игре на Кубок страны.

«НАС С ИГОРЕМ ВЫБРАЛИ В ЮНОШЕСКУЮ СБОРНУЮ РОССИИ»

— Это был последний финал Кубка СССР. ЦСКА – «Торпедо», — вспоминает Виталий. – Из нашей команды 1978 года рождения для почетного караула – мы стояли у Кубка во время матча – выбрали трех ребят, в том числе меня и капитана Игоря Семшова.

— Кто из того состава ЦСКА был вашим кумиром?

— Да в принципе вся команда. Мы обслуживали ее еще, когда она при Садырине выходила из первой лиги, выносив всех в одну калитку. Поэтому могу назвать, как минимум, человек десять – Татарчук, Корнеев, Фокин, Масалитин, вратарь Еремин, который на следующий день после финала попал в автокатастрофу и в течение шести дней его, увы, не стало.

— С кем-то из воспитанников клуба поддерживаете отношения?

— Не так часто, но общаюсь с Игорем Семшовым и еще парой ребят.

— А сами на какой позиции выступали?

— Центральный нападающий.

— Как так получилось, что вы вдруг оказались на игре «Московских Медведей»?

— Мы тренировались в ЛФК ЦСКА. И в 91-92 годах там рядом откуда-то стали постепенно появляться – напоминаю, мы смотрим на это глазами 12-13-летнего мальчика – огромные шкафы с щитками. Для нас это было любопытно и дико. Я не представлял себе, что такой вид спорта вообще возможен.

— С правилами не решились знакомиться?

— Мы посчитали, что там тоже вроде как играют 11 человек. Но не вникали, естественно, во всякие формации и позиции на поле.

— Американская пресса пишет, что ваш переезд был связан с гонениями на семью…

— У меня было легкое и счастливое детство. Мы евреи и никогда этого не скрывали. Пару раз обзывали, но я тогда на этом не заострял внимания. У отца начальник, когда выпивал, показывал свою натуру. Я понимаю родителей – когда у них появилась возможность уехать вместе с детьми, они уехали.

— Экономических причин менять место жительство не было?

— Начало 90-х. Мы никогда не были богатыми, ни там, ни здесь. Но тогда слишком много непонятного было относительно будущего. Соединенные Штаты предполагали какую-то стабильность. У нас там были прямые родственники, которые помогли с переездом.

Я довольно общительный человек и уже тогда таковым был. У меня получалось в футболе. Нас с Игорем выбрали первый раз в юношескую сборную России, мы представляли вдвоем ЦСКА в сборной Москвы. И вот так за один день потерять все это… Было тяжело.

«Я БЫЛ ЕДИНСТВЕННЫМ БЕЛЫМ ПАРНЕМ В КОМАНДЕ»

— Насколько правдива байка, что вы искали команду по соккеру, но в тот же день попали в футбольную команду?

— Я до сих пор не могу поверить, как все получилось. Когда я уезжал, мне дали телефон бывшего игрока киевского «Динамо» Каневского, который жил в Нью-Йорке. Мол, позвоните, он вам поможет с футболом. У парня такие задатки, все дела. Но ему, видимо, это было не интересно. Он мне дал название какого-то итальянского клуба, который здесь играл.

Я с шести лет на трех видах транспорта добирался на тренировки, и в принципе для меня это не было проблемой. Но тут, пробравшись через все районы Нью-Йорка, приезжаешь, а уровень… Прямо скажем, не сборной России или ЦСКА. Мне было очень тяжело первые два-три месяца понять, как я все это буду выносить. Потому что спорт – это единственное, что я знаю.

Дмитрий Хайтовский (крайний слева) и Василий Добряков (второй справа) в раздевалке команды университета Висконсина у шкафчика Виталия Писецкого

Но так получилось, что в моей школе, куда я попал, кто-то что-то упомянул про американский футбол. Я не очень-то и понял, о чем речь. Школа огромная – на шесть тысяч человек. С языком тогда еще было все туго, худо-бедно понимал, но говорить не умел. Спустился в спортивный отдел школы и на ломаном английском произнес: «I’m looking for soccer team». На что тетенька меня в ответ спросила: «Как далеко ты можешь бить по мячу?» В европейском футболе, как вы понимаете, это не совсем уместный вопрос. Я несколько стушевался. Она нашла какого-то парня, который говорит по-русски – я до сих пор не знаю, с кем именно я тогда общался, – мы взяли мяч для американского футбола и пошли на поле. Была ужасная погода, слякоть, шел дождь вперемешку со снегом. Парень показал, как надо бить. Я ударил, будучи в кроссовках, попал.

— Сколько ярдов дистанция?

— 20-30, ничего особенного. Затем мне объяснили, что толкаться не придется, напротив, меня будут защищать. Говорили, что талант, что будет бесплатное обучение. Да и самому не хотелось уходить из организованного спорта.

Это был 1993 год. В апреле-мае закончился учебный год, стартовал тренировочный лагерь. К нам приехал какой-то знаменитый корреспондент одной из четырех крупнейших нью-йоркских газет, узнавший, что в сильной команде с очень хорошими тренерами появился русский. Он меня проинтервьюировал, и на следующий день вышла статья на две полосы с фотографией. Просто представьте, мне 15 лет, я в Америке семь-восемь месяцев, и сразу так… Что-то, видимо, сработало – и я подумал: «А в этом что-то есть».

Отыграл три года в школе, попадал в разные символические сборные – сначала города, потом штата, затем Америки. От предложений не было отбоя.

— И одно из них пришло из Университета Висконсина.

— У нас из школы была накатанная дорога – два-три человека перед этим ушли именно в Висконсин, хотя в НФЛ и не пробились потом. К тому же, тренер, с которым я имел дело, начал меня серьезно просматривать заранее.

Нью-Йорк на тот момент я ненавидел. Совершенно не вписывался в этот город. Я был единственным белым парнем в команде. Проблем с этим не было, но, скажем так, слишком отличался от всех.

Город Мэдисон в Висконсине мне сразу понравился. Климат похож на московский. Ни разу в жизни не пожалел об этом решении.

Поездив по штатам, я взглянул на Нью-Йорк по-другому. Москвичу, считаю, сейчас там будет комфортно и наоборот.

«ДОЖИЛИ, ЧТО У ВАС ДВА ИЗ ТРЕХ ФИНАЛИСТОВ – ПРЕДСТАВИТЕЛИ КОММУНИСТИЧЕСКОГО БЛОКА»

— А что за история с годичным запретом выступать за команду?

— Бюрократия. Для того чтобы НСАА разрешила тебе играть, ты должен пройти определенное количество предметов в школе. Так как я приехал в США фактически в 15-летнем возрасте, начинать с девятого класса не имело никакого смысла. Я и так был на два года впереди благодаря сильной школе в Москве. В общем, в школе я провел всего три года, успеваемость была хорошей, и никто не подумал, что могут быть проблемы. Но какой-то идиот сказал, что нет, нельзя. Фактически 1996 год я просидел, а отыграл с 1997-го по 2000-й.

— Самым успешным стал сезон 1999 года. Вторая победа в Роуз Боуле, номинации на две престижные индивидуальные премии…

— Lou Groza Award и Mosi Tatupu Award – награды лучшему кикеру года и лучшему игроку спецкоманд. Я стал вторым в обоих случаях.

— Первый приз достался Себастьяну Джаниковски, который играет до сих пор.

— Когда мы туда с Себасом приехали, я им сказал: «Вы тут в своей Америке дожили, что у вас два из трех финалистов – представители коммунистического блока». Шутка удалась.

— Вторую премию увез тоже не последний человек — Дельта О’Нил дважды выбирался в Пробоул.

— Ну да. Зато из третьего финалиста ничего не вышло.

— Кто лучший кикер в лиге сейчас?

— Наверное, Винатьери. С Адамом я немного знаком. Два победных филд-гола в Супербоуле многого стоят. Мы познакомились, когда мне было 17 лет, это был его первый сезон. Все думают, что Винатьери всегда только выигрывал, но многие не помнят, что в первый его сезон «Нью-Ингленд» вышел в Супербоул, где уступил «Грин-Бэй» (более того, Десмонд Ховард один из начальных ударов Винатьери вернул в тачдаун и был признан MVP матча – Прим.ред.).

Парень до сих пор играет на достойном уровне. Так что назову его. Еще прикольно было на одном из Супербоулов познакомиться с Мортеном Андерсеном. Человеком-легендой. Будучи молодым, я думал, что из-за таких вот стариков, выезжающих на опыте, и не могу пробиться в лигу. Но пообщались, и все встало на свои места. В чем-то история у него похожа на мою. Играл в футбол в той же конференции, но вот сколотил довольно неплохую карьеру.

— Какой момент в колледже стоит особняком?

— Мы сделали историю. Стали единственной командой из нашей конференции Big-10, которая два раза подряд выиграла Роуз Боул. Мы играем в одной конференции с Мичиганом, Огайо Стэйт – знаменитыми командами, которые, тем не менее, ни разу этого не добивались.

Виталий Писецкий и Мелвин Гордон

— В этом году из Висконсина выпустился Мелвин Гордон. Как оцениваете его шансы заиграть в НФЛ?

— Я не так хорошо его знаю, хотя следил, конечно. Даже в соцсетях имеется наш совместный снимок. Мой университет славится линейными нападения и раннинбеками. Скажу так. Человек, который был моим тренером, а сейчас является директором по спорту в Висконсине, назвал Гордона лучшим раннинбеком в истории университета. Наверное, слова от человека, который тренировал Рона Дэйна, с которым я играл и который выигрывал Хайсман Трофи, чего-то стоят.

У Мелвина феноменальный талант. Но каждый год убеждаешься, что успехи в колледже далеко не обязательно обернутся триумфом на профессиональном уровне.

— О роли «Грин-Бэй» в жизни каждого жителя Висконсина глупо спрашивать, но тем не менее…

— По субботам штат дышит студенческой командой, по воскресеньям – «Пэкерс». Между организациями очень хорошие и близкие отношения. Штат натурально помешан на американском футболе.

— А «Рейнджерс» вы поддерживаете, потому что в Висконсине нет хоккейной команды?

— В Висконсине очень хорошая хоккейная команда, на самом деле. Два наших лучших игрока – Дерек Степан и Райан Макдона – вышли как раз из Висконсина.

«ДВЕНАДЦАТЬ КИКЕРОВ НА ШЕСТЬ МЕСТ»

— Что не так пошло в «Чикаго»? Кто виноват в большей степени – клуб или вы сами?

— Молодому кикеру априори сложно попасть в НФЛ. Можно сказать, что я совершил ошибку. Мог выходить на драфт в 1999-м и был бы выбран между третьим и шестым раундом. Если тебя выбирают высоко, тебе не только платят хорошие деньги, но и покупают как бы третьи-четвертые шансы. Менеджеры не хотят выглядеть дураками.

У нас в Висконсине была хорошая команда, и я не жалею, что выпустился в 2000 году. Я стал к этому времени более классным кикером. Но пошли травмы, были проблемы с пахом. В «Чикаго» был я и парень, вышедший из Мичиган Стэйт годом раньше. Эксперты, сравнивая нас, говорили, что я лучше. Но в НФЛ слишком трепетно относятся к опыту настоящих игр. «Чикаго» в 2000-м выиграло пять матчей, из них четыре – с разницей в филд-гол. Чувствовалась лояльность к футболисту, который уже играл.

Ставку сделали не на меня. Пошли скитания. Пробовался в «Аризоне», «Цинциннати», «Джексонвиле». По разным причинам нигде не получилось.

— Неожиданно обнаружил вас в составе «Барселона Драгонс» 2002 года.

— Попасть в проект НФЛ Европа оказалось не так просто. Для этого нужна команда НФЛ, которая тебя туда пошлет, соответственно, нужен контракт. И чем меньше времени оставалось до старта сезона, тем сложнее было его получить. Но позвонили из «Майами», сказали, что дадут такую возможность. Отправили меня в тренировочный лагерь НФЛ Европа, а там оказалось 12 кикеров на шесть мест. Что интересно, двумя из них были Лоуренс Тайнс, который буквально недавно закончил карьеру, и Мэтт Брайант, до сих пор выступающий за «Атланту». Могу честно сказать, что мы с Лоуренсом были на две головы выше всех остальных, включая Мэтта, который даже не попал в первый список шести.

На «Камп Ноу»

— Человеку, занимавшемуся соккером, стоит идти именно в кикеры, а не в пантеры?

— В школе я тоже бил панты. Но это абсолютно другая техника. Кикер бьет по мячу, делая не прямой удар, а справа налево, с правого низа до левого верха. В панте же четко – нога идет вверх и вниз. 90 процентов успеха в панте – то, как ты бросаешь мяч и под каким углом твоя нога делает контакт с мячом. Я помню, мучился и ненавидел это дело страшно. В школе, как правило, бьют и филд-голы, и панты вместе, более узкая специализация идет уже в колледже. В пантеры хорошо идут ребята из австралийского футбола, особенно в последнее время.

Так вот. Мне очень хотелось поехать в Барселону. С детства бредил их футбольной командой. Как раз получилось, что те два года «Драконам» нужна была помощь от главной команды клуба, они активно сотрудничали между собой.

Но с профессиональной точки зрения это было, пожалуй, худшим местом, куда можно было поехать.

— Не уровень?

— У каждой команды тогда было правило – пять-шесть человек не должны были быть американцами. Соответственно, кто-то один из них будет кикер, так как его по понятным причинам найти проще. В Германии, например, был 50-летний мужик, который раньше играл за «Боруссию», но еле-еле добивал экстра-пойнты. Зато в этой ситуации отлично себя чувствовал американский кикер.

У меня конкурентом был Хесус Ангой, которому на тот момент было, как мне сейчас, — 35-37 лет. Он был в свое время запасным у Субисареты и женат на дочке Кройффа.

Так вот, Ангой вообще не говорил по-английски, я не владел ни каталонским, ни испанским. В общем, мы сошлись. Помню, еще до первой игры он как-то заехал за мной, сказал взять бутсы, я так и не понял, куда мы поехали. Оказалось, на «Камп Ноу». Там были ветераны «Барселоны», которые собрались побегать. Я так, стушевался поначалу немного, принял – отдал, не больше. Но потом вспомнил, что какая-никакая техника осталась, а физика точно была лучше, чем у них. Осмелел и, по-моему, даже забил.

Также Ангой, кстати, очень неплохой кикер, свозил меня еще и на Формулу-1. Было что вспомнить. Но то, зачем я ехал в Барселону, я не получил.

Виталий Писецкий — в первом ряду, крайний справа

Вернулся в «Майами», буквально на третий день у меня опять полетел пах, и я понял, что примерно через неделю, как только мне станет лучше, меня отчислят. В принципе, так все и оказалось.

«ЗАДУМЫВАЛСЯ, А КАК ОНО МОГЛО БЫТЬ…»

— Каково было пропустить через себя мысль, что все кончено?

— У меня были возможности поехать играть в Арена-футбол. Можно было еще раз попробовать попасть в НФЛ. Но я понял кое-то важное. Мне нравилось, что идет рядом с американским футболом, но так, как европейский футбол, я его не любил. Так получилось, что был немалый талант, который я использовал почти по максимуму, если не считать карьеру в НФЛ.

В студентах мы все были примерно одного возраста, с одними проблемами, без денег. Был некий костяк. А в НФЛ ты приходишь как в офис. Все держатся сами по себе – ветераны, новички, свободные агенты.

Я чувствовал, что расту в личностном плане. А после 24 лет этот рост застопорился. Возможно, это тоже повлияло.

— Сейчас чем занимаетесь?

— В страховом бизнесе. Буквально полтора месяца назад поменял работу. Компания базируется в Тампе, но я буду продолжать жить в Нью-Йорке и наведываться иногда во Флориду.

Меня все устраивает. Конечно, когда мы с ребятами из «НТВ-Плюс» вели Супербоулы, и ты выходил на поле… Запах травы свежескошенной, ажиотаж… В эти моменты не то что жалел, а задумывался – а как оно могло бы быть. Но по большому счету мне не на что жаловаться.

На Супербоуле с Ричем Айзеном